Грациус Ворд сделал многозначительный жест. Когда он продолжил, голос его звучал громко и торжественно.

- Когда цивилизация начала возрождаться из обломков, люди вновь ощутили потребность в Литературном Слове. В переживших смутные времена поколениях вновь стали появляться личности, желающие и способные творить. Но Литературное Слово – точнее, его нехватка – уже привело однажды к мировой катастрофе, и повторения этого было нельзя допустить. Книжные пираты не должны вновь разрушить наш мир! Были созданы Союз Писателей и Литературный Совет при Императоре, которые на первом совместном заседании приняли новый Закон Об Авторском Праве. Отныне единственным носителем Литературного Слова должен быть камень, - тяжёлый камень, который невозможно скопировать и украсть! Но до сих пор подобные тебе шакалы  умудряются воровать заключённое в камень Слово, лишая нас законного заработка!

Старик ничего не возразил в ответ.

- И ты, ты, прикинувшись Добропорядочным Читателем, ещё вчера лицемерно восторгался моими стихами, а между тем коварно пробрался в гостеприимно распахнутые врата моего творения лишь для того, чтобы похитить мою Книгу! Чем ты отличаешься от вора, который обманом, под видом гостя проникает в дом, лишь для того, чтобы ночью перерезать горло ничего не подозревающим хозяевам и похитить их сбережения, нажитые тяжёлым трудом?!

Старый пират вскинул ладони в протестующем жесте:

- Господин Поэт, моё восхищение вовсе не было притворным! Ваша поэма и правда великолепна!

Старик поднял голову и с выражением прочитал наизусть строки эпиграфа; его негромкий, надтреснутый голос по мере прочтения обретал силу, звучность и лёгкость: 

Когда он закончил, по морщинистым щекам из под его полуприкрытых век катились слёзы. Его чувства не были поддельными – и Поэт, как никто другой разбиравшийся в тонкостях человеческой души, не мог этого не почувствовать. Но он раздавил растущую где-то в груди смесь смущения и сочувствия, задав резкий вопрос:

- У тебя отличная память, старик. Не многие могут похвастаться подобной, в твои-то годы. Ты был профессиональным запоминателем, так?

Пират сокрушённо кивнул:

- Да. Но это было очень давно…

- Постой, давай я угадаю, - язвительно продолжил поэт. – Ты украл ещё не изданное произведение?

- Я всего лишь прочитал несколько строф девушке, которую любил. Стихи пришлись по душе ей и её подругам и вскоре превратились в песню. Естественно, после этого я лишился своей работы…

Книжный Вор низко пригнул голову. Грациус Ворд пребывал в затруднении.

Закон не предписывал того, как Автор должен поступать с пойманным Книжным Вором. Конечно, обычно их придавали лютой, мучительной смерти – но это было не правилом, а скорее традицией. Можно было заставить Книжного Вора до конца своей никчёмной жизни мести улицы Книги, без всякой оплаты, за корку сухого хлеба и миску похлёбки из гнилых овощей. Можно было посадить его в клетку, установленную где-нибудь сбоку от Ленты Отзывов, на потеху Добропорядочным Читателям и в назидание остальным Книжным Ворам. Последнее, к слову, практиковалось нередко, и играло роль скрытой рекламы – ведь раз кто-то пытался похитить текст, значит, он того заслуживал. Можно было, наконец, и просто отпустить Вора с миром на все четыре стороны. Правда, подобный акт милосердия вряд ли встретит понимание - как со стороны коллег по писательскому ремеслу, так и читателей.

Грациус Ворд всё больше склонялся к тому, чтобы приговорить старика к пожизненным работам по уходу за Книгой. Этим он не только с лихвой вернёт недополученные деньги – в конце концов, не так уж и далеко Вор успел унести украденное – но и подарит ему умного, интересного собеседника, готового явиться по первому зову.

Старик, между тем, ещё ниже опустив голову, тихо произнёс:

- Я всегда считал, что литературное слово создаётся не для того, чтобы быть высеченным на скрижалях Книги, а для того, чтобы найти путь к умам и чувствам людей. Подумайте, многие ли из тех, кто за минувшие два дня посетил Вашу Книгу, смогли по-настоящему оценить её литературные достоинства? Для большинства из них она не более чем причудливая архитектурная постройка. Одни приехали сюда просто, чтобы отвлечься от безделья; другие – чтобы потом похвастаться перед друзьями своей начитанностью; третьи – сами не зная почему, просто за компанию…

- Не смей так отзываться о моих читателях! – резко оборвал его Грациус Ворд. – Не важно, что их сюда привело, важно то… -  Поэт резко оборвал фразу, потому как коварный язык едва не произнёс «важно то, что все они заплатили за вход». – В любом случае, я пишу не для крестьян и ремесленников!

- Вы заблуждаетесь, считая, что простые люди не способны оценить красоту Литературного Слова. Конечно, большинству из них не по карману плата за посещение Книги, но многие из крестьян и ремесленников посещают бесплатные Библиополисы, а за кружкой пива в корчме обсуждают не только цены на зерно и приплод у коров, но и Книги. Среди них немало собственных сочинителей, и стихи, которые они придумывают, из уст в уста расходятся по всей Империи…

Глаза старика смотрели в пыльную землю перед ним, поэтому он не мог видеть, как наливается багровой яростью лицо Поэта.

- Ты… - Грациус Ворд задыхался от ярости. – Ты посмел в своих дерзких речах уровнять нас, писателей, с графоманами! Наши труды, в которые мы вкладываем часть собственной души, ты ставишь на одну доску с бездарными поделками, которые лишённые таланта простолюдины придумывают себе на забаву за кружкой пива в грязных тавернах! И ты ещё  распространяешь их повсюду, убивая в потенциальных читателях тягу к Литературному Слову!

Грациус Ворд набрал полную грудь воздуха и сурово закончил:

- Ты не просто Книжный Вор! Ты – провайдер!

Толпа дружно ахнула и отступила на шаг назад, услышав из уст своего господина столь непристойное ругательство.

- Я принял решение, - твёрдо сказал Поэт. – Ты умрёшь мучительной смертью. Я приговариваю тебя к казни не за тот ущерб, что ты нанёс мне кражей моей Книги, а принимая во внимание ту смертельную опасность, которую ты и тебе подобные распространители несут всей нашей цивилизации!

Кивнув двум своим охранникам, один из которых сжимал в руках прочный заострённый кол, а другой – тяжёлый деревянный молоток, Грациус Ворд резко развернулся и решительным шагом двинулся прочь от посёлка. У него не было ни малейшего желания наблюдать за совершением казни.

Он не заметил, как добрался до середины холма, остановившись в самом центре Книги, возле двух завершающих, под небольшим углом обращённых друг к другу каменных страниц, подобно раскрытой посередине древней бумажной Книге. На левой – эпилог, три коротких четверостишия – те самые, что несколько минут назад прочёл приговорённый к смерти Книжный Вор. На правой – только имя автора, обрамлённое орнаментом из виноградных листьев, и сразу же под ним – древний священный знак Авторского Права – полумесяц на фоне солнечного диска.

Грациус Ворд долго и неподвижно стоял, вглядываясь в каменные строки, перечитывая их раз за разом, и почти не понимая значения слов. Не надо никаких усилий, чтобы увидеть выбитые на камне слова; не надо больших умений, чтобы их прочесть. Но понять, прочувствовать, постичь скрытый в них смысл, ощутить и пережить всё то, что было на душе у автора, когда он трудился над своим произведением, – действительно, многим ли это дано? Пожалуй, старый пират прав: Литературное Слово создаётся не для камня, оно - для человеческих душ.