Оплачивая «ф-про», родители Яромира хотели, чтобы он вырос очень сильным, чтобы в металлургической компании у него были хорошие заработки. Планы родителей уже не сбудутся, а сила мальчику пригодилась — вожак хищной троицы отлетел на несколько шагов, плюхнулся задом в зловонную лужу.

— Ну, ни хера себе! Во мелкота дает! — это тот, что справа. Он издает смешок, но тут же замолкает — вожак уже не похож не то, что на ребенка, а и вовсе на человека. Маленький монстр, он шипит, медленно поднимаясь:

— Ах ты, выблядок! Сучонка мелкая! Да я тебя… Порву на хуй! Наизнанку выверну!

— Но Шкраб тогда… — недовольно бурчит тот, что справа.

— По херу Шкраб! В лабораторию сдадим. Или на органы. Но своё я с него сейчас получу!

Страх превращается в ужас, Яромир бежит назад, но спасительный выход загородил третий… Яромир прижимается к стене, взгляд падает на Тимо, у которого в глазах — жестокое любопытство… Не будет ни пощады, ни помощи…

Яромир хочет закричать, но крик застревает у него в горле…

…потому, что где-то глубоко внутри раздается утробное рычание чудовища. Порождение мрака хватает зубами страх Яромира, пережевывает, двигая мощными челюстями, и выплевывает…

…злость. Злобу. Он видит надвигающееся на него мерзкое лицо, вспоминает, как только что мерзкие руки шарили по его телу, мерзкий язык лизал его щеку… Волна гнева накрывает его с головой. Эта гадина больше не посмеет прикоснуться к нему!

…Чудовище обнажило клыки, оно жаждет крови. «Накорми меня, Яромир, накорми меня!»

Яромир нашарил за спиной какие-то палки, обломки столов, стульев… нет, не то… железный штырь — то, что надо!

…Чудовище изготовилось к прыжку.

Пальцы Яромира крепко сжимают случайное оружие. Мир сузился внезапно до размеров грязного вонючего двора. А взгляд Яромира, уже не детский взгляд зеленых прищуренных глаз…

… это чудовище смотрит его глазами…

… видит только мерзкое ненавистное лицо. Лицо врага. «Уничтожить!» — кровью стучит в висках. И Яромир бьет. Железной палкой прямо в лицо.

… Это… так легко оказалось…

Брызги крови, крик, переходящий в вой, враг отшатывается, ладонями закрывая то, что осталось от лица. Не выпуская штырь из рук, Яромир разворачивается к выходу, и видит другие лица, растерянные, побелевшие… От страха? Они боятся его, Яромира?! Он замахивается — ему освобождают выход. И Яромир бежит, бежит по коридорам школы. От него шарахаются в стороны — мальчишка с окровавленной железкой в руках и безумными глазами…

Где-то на улице он выбрасывает, наконец, штырь. Он вбегает в дом… Нет, в комнату нельзя, там отец, и мама ещё не на работе… Прямо по коридору, в туалет… только бы не занято было… чтоб никто не заметил…

Его рвет, спазмы сотрясают все тело. Но рвота быстро проходит — у него сильный организм. Яромир смотрит в зеркало, на лице и рубашке — брызги крови. Чужой крови. Он умывается, трет лицо, застирывает рубашку… Вот, теперь не видно, ничего не видно…

— Это не я, — говорит он своему отражению в зеркале. — Это всё оно, чудовище!

Отражение смотрит на него — жестким взглядом прищуренных зеленых глаз.

… Чудовище внутри урчит, сытое и довольное…

* * *

Яромир зря боялся, что его арестуют и заберут в тюрьму. Он не убил того мальчишку, даже не покалечил. Он узнал об этом, когда пришел на следующий день в школу. А он пришел, не мог же он рассказать родителям, у них и так всё плохо — Яромир чувствовал, а тут ещё из-за него бы расстроились…

В школе к нему, как ни в чем не бывало, начал липнуть Тимо.

— Ты такой круто-о-ой! — тянул он, стреляя глазками.

И Яромир понял, что такое «крутой», ему понравилось быть крутым, пусть даже только для Тимо и этих гнусных парней. Они, кстати, тоже потом появились. Вожака звали Раим, голова и половина лица у него были под повязкой. Но Яромир уже не боялся его, а он не собирался драться с Яромиром.

— Кто бы мог подумать, что домашний мальчик умеет драться, — Раим похлопал его по плечу, и Яромир не отстранился. — Вступай в мою банду, из тебя классный вор получится.

Единственные воры, которых видел Яромир, — осужденные преступники, приговоренные к пожизненной каторге, на лицах у них светился перевернутый треугольник — печать контроля. Их называли мечеными, и Яромир вовсе не хотел стать одним из них.

Раим, однако, захохотал, услышав о его сомнениях.

— Да разве ж это классные воры?! Это неудачники. Классный вор никогда не попадется. Глянь туда, — Раим махнул рукой в сторону аляповато разукрашенных частных домов, нелепо смотрящихся рядом с окружающими их трущобами. — Там живут настоящие классные воры. Когда-нибудь и у нас такой будет.

При этих словах и Раим, и Тимо, прижимавшийся всё это время к нему, почти в унисон мечтательно вздохнули. Но Яромира это не убедило. Быть преступником плохо, их все презирают — так всегда говорили родители, так все считали в его прежней жизни. А в этом странном мире все иначе, все с ног на голову перевернуто. Что было плохим, вдруг стало хорошим… Яромир помнил постоянную присказку матери: «Надо приспосабливаться», он понимал, что это значит — жить так, как живут здесь. Но ведь они скоро вернутся обратно, разве нет? А если он станет «классным вором»…

— Во, бля, насмешил! — заливался Раим, тиская Тимо. — Вернуться он собирается. Вы там че, все такие придурки? Хрена ты вернешься! Отсюда никто не возвращается, отсюда можно только за город, на мусорные кучи… Короче, ты про мою банду подумай, я дважды не предлагаю.

«Отсюда никто не возвращается». Во взгляде Яромира смешались растерянность и злость, он сердито сжимал кулаки. Хотелось крикнуть: «Неправда! Мама говорит…», ведь не мог же он, в самом деле, верить этому… больше, чем маме…

Но чудовище внутри нашептывало: «Не вернешься… Никогда не вернешься…». У чудовища из мрака была своя правда. «Никому нельзя верить — только мне… Ни на кого нельзя надеяться — только на меня… Никто не защитит тебя — только я…»

Яромиру хотелось заплакать. Мир, к которому он привык, и в котором хотел бы жить, мир, где есть любимые игрушки и надежные сильные руки отца, где мама всегда рядом и беззаботно смеется, где уют и защита… Этот мир будто сон, который оборвался внезапно, и осталось горькое сожаление, что не дали досмотреть. А в реальности пробуждения — грязные дворы, сломленный вечно пьяный отец и те, кто может причинить зло просто так.

Он бы заплакал, но крутым парням плакать не положено.

* * *

Подумать Яромир толком не успел. А мама не успела заметить, как изменился её веселый и добрый малыш. А отец… Отцу успевать уже было некуда и незачем…

Как знать, может, Яромир и согласился бы на предложение Раима. Скорее всего, согласился бы. И тогда… Он мог бы умереть молодым во время полицейской операции или многочисленных криминальных битв, мог бы попасться и превратиться до конца дней в бесправного узника с клеймом на лице, мог бы стать богатым и могущественным воротилой преступного бизнеса. Мог бы… Но жизнь в очередной раз раскинула карты, и выпал Яромиру новый излом судьбы.

… Они пришли утром.

Яромир собирался в школу, мама только что вернулась с работы, а отец забылся пьяным сном.

Яромир сам открыл им дверь. Он уже знал, как выглядят судебные исполнители. Но с ними ещё были люди в униформе медицинской корпорации, при виде которых мама сразу побледнела.

— Разбудите своего супруга, шаида. Он должен подписать… — голос пристава был холодным, серым и монотонным, как дождь, моросивший на улице.

«Белые мантии», между тем, разглядывали Яромира.

— Выглядит здоровым… Конечно, нужно всё тщательно проверить, он ведь уже год не обследовался…

Мама схватила Яромира за руку, подтянула к себе. Мальчик посмотрел на неё растерянно — чего хочет пристав? Неужели у них ещё не всё забрали? И зачем здесь «белые мантии», почему они смотрят на него? Почему все смотрят на него?..