Мы с отставным военным присели неподалёку от плотоядного растения, на небольшом всхолмье, откуда было прекрасно видно полыхающее пламя. Анвар же с Павлом Гусевым устроились с противоположной стороны поляны, приглядывая за тем, чтобы огонь не распространялся дальше. А то так и лесной пожар спровоцировать недолго, пусть и зелень сейчас в самом соку.

Древесный хищник истерично дёргал корнями и скрипел тысячью старых паркетных досок, но ничего поделать с враждебной стихией не мог. Смотреть на его мучения даже немного приятно, особенно вспоминая тот факт, что первыми его жертвами стала целая семья потомственных грибников в полном составе, которые добровольно вызвались собирать припасы. Лагерь тогда разом потерял шесть человек, включая двух детей.

Но торчали мы здесь не ради собственного удовольствия. Руководство, в лице Плотникова-Айболита, поставило нам конкретную задачу – некоторое время понаблюдать за активностью в округе и по возможности её пресечь. Так что наша четвёрка бдила во все восемь глаз.

Точнее, обстановку мониторил Виктор, а я тренировался на пеньке вызывать текстовую пояснялку, появившуюся вместе с последней оптимизацией интерфейса. Всё равно наблюдатель из меня никакой.

Информация представляла собой красочные готические символы в рамке, сообщавшие уровень противника и его видовую принадлежность. Допросился-таки. Вот только текст не висел над объектом постоянно, как у людей. Вместо этого он проявлялся ровно через пять секунд пристального разглядывания, ни больше ни меньше. Изменить время у меня так и не вышло.

Стоило только чуть отвести взгляд, как буквы немедленно исчезали. Это, в принципе, было вполне объяснимо. Взять то же нападение на Илютино – от мелькающих перед глазами многочисленных надписей могло натурально зарябить в глазах. Хватает и того, что видно имена всех людей в радиусе тридцати метров в прямой видимости. В лагере во время обеда так и хочется уйти куда подальше от этих паспортных данных, долбящихся тебе прямо в зрачки.

Ещё с обновой наконец-то разблокировалось меню настроек, но там, к моему великому сожалению, не оказалось ничего интересного. Пока что можно было настроить лишь цвет шкал, видимость текста, а так же отображение логов – полное или частичное. Нарочито куцый набор как бы намекал на возможность расширения в дальнейшем, что хоть немного успокаивало. В рамке имелось ещё много свободного пространства, чего не наблюдалось в остальных вкладках.

С выскакиванием логов я фанатеть не стал, выбрав лишь самые нужные оповещения, о получении опыта или урона. Чтоб глаза не вытекали от нагрузки. Оповещалки тоже мелькали а периферии зрения, и поначалу серьёзно отвлекали.

Разобравшись, в конце концов, с новыми возможностями, я вытащил было рацию, но её немедленно конфисковал Виктор.

– Откуда?!

– С собой при побеге прихватил, – пожал я плечами.

Разведчик уже был в курсе моих похождений, так что на это заявление отреагировал спокойно. Да и вообще, после спонтанной демонстрации заклинания, он единственный, кто не шарахался, едва завидев меня. Даже доселе невозмутимый Анвар предпочёл пойти в двойке с десантником. Сергей Петрович своего «предложения от которого не отказываются» не отменил, но было видно, с каким трудом ему это далось. Его можно понять – боеспособных мужчин сейчас меньше четверти от обитателей лагеря. И у многих эта самая боеспособность вызывает большие вопросы.

Виктор ловко покрутил аппаратик в толстых мозолистых пальцах и разочарованно констатировал:

– Сдохла. Можешь выбросить.

– А если батарейки поменять? – не собирался я сдаваться.

– Да какие, нахрен, батарейки! Тут аккумулятор потёк, смотри.

Разведчик откинул крышку и извлёк вздувшийся энергетический накопитель. Внутри действительно всё оказалось плохо – там будто рассол разлили. Всё в белом налёте, а контакты наоборот, потемнели. Не выдержал приборчик испытаний, явно закупали по дешёвке.

– Чёртов пень, – выругался я, швыряя рацию в костёр.

Та, естественно, не долетела.

– А он здесь причём? – удивлённо поинтересовался Виктор.

– Да не этот, – я досадливо махнул рукой. – Тот, возле которого меня нашли. Видимо, когда вокруг него плясал, она и повредилась.

– Ни разу не угадал, – уверенно заявил мой напарник. – Судя по состоянию, ты её давненько ухайдокал.

– Точно? – не поверил я.

– Пару суток – минимум.

Получается, рация уже была повреждённой, когда я рвал когти из центра реабилитации и разжижения мозгов. Шарахнутый током охранник как раз рухнул на бок, где она висела, вдобавок мне пришлось его ещё и волочить по полу и ступенькам. Вот почему никого не удалось с её помощью услышать…

Кроме, разве что, Дениса.

Замечательно. Я-то думал, что никаких серьёзных последствий, кроме спонтанной смены настроения и провалов в памяти не осталось. А глюки и не думали уходить, заставляя меня общаться с плодом собственного воображения. И даже стандартный шум в эфире не забыли прикрутить. Ведь он стал для меня почти привычным, и без него я быстро бы догадался, что бобик сдох.

Все обитатели центра общались лишь по рациям, никаких мобильников в их руках не наблюдалось. Обдумав этот факт на свежую голову, я пришёл к выводу, что либо в здании стояла какая-то «глушилка», либо девайсы были строжайше запрещены, а связь с внешним миром осуществлялась лишь по проводному телефону. Когда пуповина с цивилизацией разорвалась, у Кирсанского остались лишь генераторы и понемногу сходящий с ума персонал. Так, собственно, я и очутился на свободе.

Знать бы, что же там творится теперь... Все разбежались? Напали монстры? Или психованные начинающие маги разнесли всё по кирпичику? В любом случае, вряд ли в П-образном здании сейчас попивают чаёк, да обсуждают ночное дежурство.

Я поднял лежащую рядом сухую веточку и начертил на земле заветную букву, характеризующую текущую ситуацию в стране, а возможно – во всём мире. И залип в неё, будто японский каллиграф в удачно нарисованный иероглиф. Чем-то манила она меня, будто я забыл что-то важное, и никак не могу вспомнить…

– Эй, ты там заснул, что ли? – Виктор легонько ткнул меня в бок.

– Нет, задумался просто, – я досадливо поморщился.

Чёрт, нужная мысль была уже практически в моих руках, но чужой голос её вспугнул и она стремительно исчезла в водовороте сознания, вильнув на прощание золотистым хвостом. Досадно.

– Давай соберись, я вроде что-то видел.

Странно, разве он не должен выражаться, типа: «засёк движение на полшестого»? Хотя, мне-то что от этого знания... Пальцем погрозить издалека? Огнестрел ведь только у него.

Из-за острого дефицита боеприпасов, мы с Анваром пошли на ликвидацию лишь с холодным оружием – я с верным колуном, а он с самой настоящей кавалерийской шашкой, заточенной до бритвенной остроты. Как оказалось, это семейная реликвия, передававшаяся по наследству, от отца к сыну и так далее. И за столько поколений клинок не стал хуже рубить дурные головы с плеч. На века вещь ковали. Не то, что нынешние гаджеты – попользовался пару лет и выбросил без сожаления.

Что-то разглядевший в дальних зарослях разведчик приник к окуляру карабина и принялся легонько водить стволом из стороны в сторону. У него, в отличие от десантника, имелся крупнокалиберный девятимиллиметровый нарезняк, с вытянутым ложем и прикладом из тёмного ореха. Не знаю, на кого он в здешних лесах с этой дурой охотился, но сейчас она оказалась очень даже кстати.

Нам, как никогда, не хватало банальной связи со второй двойкой. Вряд ли они покинули оговоренные позиции, но скоординироваться всё же не мешало бы.

Выстрел прогремел так неожиданно, что я невольно вздрогнул. Будто мокрой тряпкой по ушам хлестнули. Правда, с уханием ручной гаубицы Павла под названием «Вепрь-Молот» карабин соперничать не мог. Не удивлюсь, если окажется, что во время стрельбы из неё пригибается вся трава в радиусе метра.

Десантник саданул лишь дважды, но этого хватило. Наблюдающий за стычкой через прицел Виктор удовлетворённо цокнул языком: