историки воздерживались от чрезмерного возвеличивания фельдмаршала и не шли ради него на вымыслы и подлоги, как это стало свойственно им (в абсолютном их большинстве) после 1947 г. В книгах о Кутузове Е.В. Тарле, М.В. Нечкиной, Г.Г. Писаревского, К. Осипова (И.М. Осипова-Купермана), Н.Е. Подорожного, М.Г. Брагина, В.Н. Лебедева⁴³, а также в самой крупной из тех, что появились за годы войны, монографии о «Двенадцатом годе» И.Б. Берхина⁴⁴ Кутузов, разумеется, прославлялся, но не приукрашивался. Лишь в редких случаях высказывались тезисы о Кутузове как о «народном избраннике», которого выдвинул в главнокомандующие «голос народа»⁴⁵, или о том, что при Бородине «цель Кутузова заключалась в отражении неприятельских сил. Русский полководец достиг своей цели»⁴⁶, — тезисы, подхваченные и развитые после 1947 г. П.А. Жилиным, Н.Ф. Гарничем, Л.Г. Бескровным и др. Зато говорилось и о просчетах фельдмаршала (например, о доле его вины за «провал Березинской операции»⁴⁷).

Вслед за историками так же почтительно, но без преувеличений, изображали Кутузова в предвоенные и военные годы писатели СССР⁴⁸.

Окончание войны совпало с очень «круглым» (200 лет со дня рождения) юбилеем Кутузова. По этому случаю СНК СССР 8 сентября 1945 г. принял специальное постановление, а Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) издало юби-

лейно-установочную брошюру⁴⁹. Здесь уже обозначилась тенденция к идеализации Кутузова. Впервые в XX в., и притом на «руководящем» уровне, был высказан сакраментальный тезис: «Полководческое искусство Кутузова превзошло полководческое искусство Наполеона»⁵⁰, — тезис, который с тех пор подхватят и впредь, веруя в указание ЦК, как истинный христианин верует в слово Христово, будут долго держаться его советские историки. Впрочем, 1945 г. был еще не началом массированной идеализации Кутузова, а как бы подступом к ней. «Процесс пошел» через два года.

Да, тотальная, целенаправленная и управляемая идеализация Кутузова началась, как по команде, с того февральского дня 1947 г., когда журнал ЦК ВКП(б) «Большевик» опубликовал ответ генералиссимуса Сталина на письмо полковника Е.А. Разина. Там было изречено: «Наш гениальный полководец Кутузов <...> загубил Наполеона и его армию при помощи хорошо подготовленного контрнаступления». И еще: «Энгельс говорил как-то, что из русских полководцев периода 1812 г. генерал Барклай-де-Толли является единственным полководцем, заслуживающим внимания⁵¹. Энгельс, конечно, ошибался, ибо Кутузов как полководец был бесспорно двумя головами выше Барклая-де-Толли»⁵².

С того дня почти вся советская историография войны 1812 г. стала концентрироваться вокруг личности Кутузова, а сама эта личность обрела у историков и писателей⁵³ мистические разме-

ры непогрешимого, полубожественного Спасителя, по адресу которого не должно быть ни слова критики в какой бы то ни было связи и форме. Иначе говоря, отечественное представление о Кутузове было отброшено назад, к временам Филиппа Синельникова и Владимира Панаева.

Среди тех историков, которые добровольно и ревностно приноравливались к сталинскому персту в оценке Кутузова, самыми инициативными пионерами выступили Павел Андреевич Жилин (1913 —1987) и Любомир Григорьевич Бескровный (1905—1980). Показательны в этом смысле их первые книги¹, задуманные и выполненные как иллюстрации к сталинскому тезису о «контрнаступлении Кутузова», что было подчеркнуто даже в названиях книг. И Жилин и Бескровный не преминули объявить, что они создавали свои труды, «руководствуясь указаниями товарища Сталина»². «Величайший вождь и полководец И.В. Сталин, в совершенстве изучивший многовековую борьбу русского народа за свою независимость, первый указал на исключительно важную роль полководческой деятельности Кутузова» — так определил основу для своей концепции Жилин³.

Известный советский писатель В. В. Карпов, учившийся вместе с Жилиным в Военной академии им. М.В. Фрунзе, свидетельствует, что о «контрнаступлении Кутузова» Жилин написал сначала дипломную работу, где доказывал, будто «Сталин по примеру Кутузова специально заманил под Москву гитлеровцев, а не они загнали нашу армию к столице», затем (в том же духе) — кандидатскую диссертацию и, наконец, монографию. «Книга попала на глаза Сталину. Он остался очень доволен тем, что так хорошо, по-научному, снимаются наши беды 41-го года и его личные промахи и ошибки», и наградил Жилина Сталинской премией⁴.

'Жилин П.А. Контрнаступление Кутузова в 1812 г. М., 1950; Бескровный Л. Г. Отечественная война 1812 г. и контрнаступление Кутузова. М., 1951.

² Ж и л и н П.А. Указ. соч. С. 29; Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 6.

³ Ж и л и н П.А. Указ. соч. С. 191.

'Карпов В. В. Маршал Жуков, его соратники и противники в дни войны и мира. М., 1992. С. 423.

Историографическая культура Жилина выразилась в том, что он счел всю русскую дореволюционную историографию 1812 года «буржуазной» и объявил, что вся она «в течение целого века искажала и принижала военные заслуги» Кутузова¹. Авторитетнейший из зарубежных военных историков Карл фон Клаузевиц (как и вообще все «иностранцы»), по разумению Жилина, — «ярый фальсификатор», а его замечательная книга «1812 год» — «фальшивка», «клеветническая писанина»².

\

Видимо, из «патриотических» побуждений Жилин намеренно игнорировал зарубежные источники, кроме трех-четырех в русском переводе, и обругал книгу Е.В. Тарле «Нашествие Наполеона на Россию» за то, что она «в значительной ее части основана на иностранных источниках»³. Войну 1812 г. Жилин представил как своеобразный бенефис Кутузова, личность которого под пером Жилина заслонила собой всех и вся. Например, М.Б. Барклай-де-Толли здесь «бездеятельный и нерешительный» «иностранец, не умевший даже говорить по-русски»⁴. Кутузов же — избранник и любимец народа, конфликтующий с «царским самодержавием»; военный гений, который всегда — при Малоярославце, под Вязьмой и Красным, на Березине — действовал безукоризненно, а в Бородинской битве «одержал крупнейшую победу»⁵.

Книга Л. Г. Бескровного принципиально не отличалась от жилинской, хотя частные вопросы темы Бескровный решал точнее (он, к примеру, не путал буржуазную историографию 1812 г. с дворянской) либо, напротив, еще алогичнее. Так, по Бескровному, при Бородине «Кутузов не позволил Наполеону не только осуществить какой-либо маневр, но и одержать хотя бы частный успех»⁶. Русскую дореволюционную историографию 1812 г. Бескровный охаивал по-жилински: дескать, вся

'Жилин П.А. Указ. соч. С. 7.

¹ Там же. С. 10, 28.

³ Там же. С. 28.

⁴ Там же. С. 34—38, 42, 43.

⁵ Там же. С. 44, 58, 60. ‘Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 66.

она «извращала и принижала роль Кутузова кйк полководца», старалась даже «заставить забйть о нем»¹. '

П.А. Жилин и Л.Г. Бескровный заложили в советской историографии 1812 г. особую, квазииатриотическую традицию, смысл которой в том, чтобы возвеличить и приукрасить все «наше», русское (с Кутузовым как надклассовым и непогрешимым феноменом во главе), а все «чужое», враждебное, в данном случае особенно французское, разоблачить и принизить. Впрочем, стоить отметить, что Россия того времени была представлена в сочинениях советских историков, включая даже поздние труды Жилина и Бескровного, державой, которая «шла по пути прогрессивного развития» и отстаивала «независимость», «неприкосновенность» других держав² в борьбе против буржуазной Франции с ее «жесточайшим режимом» , «наполеоновской тиранией»³.

Крайним выражением этой традиции стала книга генерал-майора Н.Ф. Гарнича «1812 год», впервые изданная в 1952 г. (2-е изд. — 1956 г.). Гарнич написал ее в ухарском стиле, подменяя, утрируя, извращая очевидные факты: договорился, например, до того, что русские после Бородина будто бы 11 верст преследовали французов⁴; выходило, что Кутузов начал вдруг отступать к Москве после того, как он 11 верст’ гнался за разбитым Наполеоном. Вообще, Кутузов у Гарнича поднят (по сталинскому рецепту) «двумя головами выше» Барклая-де-Толли и других русских военачальников, не говоря уже о «ничтожных французах с их бездарью» — Наполеоном во главе. Хлестаковский опус Гарнича выдержал два издания и был выдвинут на соискание Ленинской премии, но затем, к чести нашей сатиры, высмеян журналом «Крокодил»², что, впрочем, не помешало П.А. Жилину и Л.Г. Бес-