При взимании податей часть, вымогаемая у жителей, шла начальнику конницы. Если всадник тратил эти деньги или не отдавал начальнику, его заковывали в цепи и начинали мучить и пытать в присутствии родственников, дабы те сжалились над ним и выкупили его...

^_4^,

Генералом Косаговским²⁴, бывшим командиром Казачьей бригады, на описании одного курдского конного полка поставлена отметка: «Небезопасны даже для своих. Совершенно к службе непригодны»²⁵.

Артиллерия. Состояла из 200 орудий, преимущественно бронзовых, заряжаемых с дула. В арсеналах хранились снаряды и заряды, но не было ни офицеров, ни нижних чинов артиллеристов, ни конского состава. Выезды «на учения» сарбазских батарей бывали очень редко, персидские офицеры отдельной группой ехали обычно впереди колонны, «номера, сидя на передках и лафетах, курили, даже у ездовых были трубки в зубах, — вспоминал очевидец. — Без дистанции и фейерверкеров, то отставая, то с грохотом нагоняя впереди идущее орудие, двигалась батарея по узкой улице, задевая за столбы на тротуарах...»²⁶.

Артиллерийским офицерам денег не платили, как и всем остальным. Нравы, царившие при дворе и в армии, и насколько быстро расправлялись с непокорными подчиненными, характеризует следующий случай. При выдаче жалованья — события редкого в персидской армии — военный министр оскорбил казвинских артиллеристов. Те взялись за тесаки. За своих офицеров вступился генерал от артиллерии, начальник штаба всей артиллерии армии. Военный министр пожаловался шаху, истолковав все в свою пользу (про военного министра, человека весьма корыстного, командир полка «Ардебиль» говорил, что «тот смотрит не глазами, а ртом»).

Начальника штаба и вставшего на его сторону младшего брата, генерал-лейтенанта, схватили, надели на них цепи, сорвали мундиры и поволокли на площадь, где назначили пятьсот ударов палками по ногам. Старшего генерала положили на спину, задрали ему ноги, вставили в фаляке и закрутили палку. Восемь палачей разобрали длинные шпицрутены, толщиной в палец. «От ступней до колен ноги были буквально изрезаны палками, окровавленная кожа с кусками мяса летела с батогов...» Генерал был родовитым ханом, кавалером русского ордена Святой Анны 2-й степени.

На этом дело не кончилось. «Шах приказал отрубить братьям уши и носы, затем «взнуздать» и так водить их по базару на показ толпе. Тонкая бечевка из козьей шерсти вдевалась в толстую иглу, которой зашивали мешки, затем иглу со шнурком продевали сквозь уцелевший кусочек носового хряща. Насколько ркасную боль причиняла эта узда, говорит то, что бешеные верблюды, на которых ничего не действует, взнузданные подобным образом, становились кроткими, как ягнята...» — из записок бывшего командира Казачьей Его Величества Шаха

бригады полковника Косаговского, спасшего персидских генералов от последней экзекуции²⁷.

В Тегеранском арсенале хранилось до 50 скорострельных полевых и горных орудий Шнейдер-Крезо (закупленных еще покойным шахом Музаффер-эд-Дином в Германии), с полным боевым комплектом, всеми запасными частями, эшелонами зарядных ящиков — и не было ни одного человека, кто бы мог разобрать их, сваленные в беспорядке. Сторожа арсенала гуляли с трубками в зубах по амбарам с ящиками пороха, рискуя ежеминутно взлететь на воздух с доброю половиной Тегерана.

Когда однажды русский артиллерийский офицер собрал для Казачьей бригады две скорострельные батареи, персидские генералы решили, что это дело нетрудное, и приказали своим солдатам собрать еще две. Без тени сомнения, персы начали вбивать винты молотками, если им казалось, что они плохо идут...

Почти так же обстояло дело и с пулеметами Максима, заказанными в Берлине. В 1908 году командир Казачьей бригады добился шахского разрешения получить четыре пулемета из склада артиллерийского управления и сформировать пулеметную команду. Во время приемки комиссия подошла к пулеметам, надетым на треногу. Капитан Ушаков, офицер-инструктор Персидской Казачьей бригады, «выбрал четыре, более приличных по виду и менее испорченных внутри, которые много лет пролежали в разбитых ящиках во дворе арсенала под открытым небом.

— Сэркар капитан, этих пулеметов брать нельзя, — они испорчены. Возьмите лучше вот эти, — показал начальник арсенала на забракованные.

— Почему, ага?

— Механизм плохо работает... Вот, видите, орудие не поворачивается.

— А вы поверните ручку, — поднял капитан рукоять рассеивающего механизма.

Начальник арсенала слегка смутился...»²⁸.

В 1907 году на Энзелийском рейде появился русский миноносец и стал на якорь. На другие сутки был день тезоименитства Государыни Императрицы, утром командир миноносца произвел установленный салют. При первых выстрелах Энзели словно вымер. Морем в лодках и пешком жители бросились по направлению к Решту, другие укрылись в погребах.

Отгремел последний орудийный выстрел, население успокоилось и вернулось по своим домам. Комендант Энзелийских береговых укреплений эмир-туман (генерал-лейтенант по русской табели о рангах), догадавшись наконец, по какому случаю стреляли, приказал четырехорудийной батарее произвести ответный салют. Медные пушки выстрелили три раза, но затем смолкли — оказался подмоченным порох, и салют прекратили. За недосмотр командира батареи эмир-пенджа (генерал-майор) подвергли суровому наказанию: били бамбуковыми палками по пяткам...

В оборонительном плане крепостей в Персии не существовало, если не считать «укреплениями» обвалившиеся глинобитные стены бастионов и рвы Тегерана, а также разные мелкие форты для наблюдения за кочевниками.

Вместе с тем персы представляли собой материал, над которым стоило потрудиться: получив военную подготовку и воспитание, они перерождались. Доказательством являлась отличная дисциплина и стойкость Казачьей бригады, которая комплектовалась из тех же народностей, что и сарбазские войска.

Таким образом, невозможное состояние персидской армии, конечно, не могло ничем помочь шаху в установлении порядка в стране.

Кочевники

Северо-западный угол Персидского Азербайджана занимало Ма-кинское ханство, где проживало до 3 тысяч семейств курдов. Ханство пользовалось внутренней самостоятельностью, и подчинение его персидскому правительству выражалось лишь в выплате хойсхому губернатору определенной подати. Макинские курды могли выставить до 5 тысяч всадников.

Курды-шахсевены²⁹, всего до 60 тысяч человек, населяли северо-восточную часть Персидского Азербайджана. Южной границей их владений являлся высокий (до 4300 метров) хребет Савелан, с богатыми альпийскими пастбищами, восточным крылом подходящий к городу Ардебилю.

Шахсевены делились примерно на 50 родов, во главе каждого стоял бек. Мужское население было полностью вооружено и могло выставить до 12 тысяч всадников. Вожди племен считали себя независимыми, не подчинялись центральному правительству, производили набеги на персидские селения возле резиденций самих генерал-губернаторов. Самые воинственные из них, такие как Мамед-кули-хан, называвший себя Мамед-кули-Шахом, действовал много лет безнаказанно. Персид-^

ские власти ничего не могли с ним поделать и заманили в ловушку лишь через три года. 18 апреля 1912 года Российский пограничный с Персией комиссар докладывал о задержании и аресте в Астаре бежавших из Тегерана «главнейших виновников грабежей и убийств на границе» Мамед-кули-хана и девяти шахсевеиских вождей. Переданного властям предводителя персы повесили.

Должность «Российского пограничного с Персией Комиссара» была учреждена в 1898 году для решения спорных вопросов между живущими в пограничной полосе русскими и персидскими подданными и для прекращения набегов в пределы России воинственных туркмен племени иомудов.

Туркмены-иомуды населяли северо-восточную часть Персии, граничащую с Туркестанским военным округом, включающую в себя три провинции: Хоросан, Астрабад и Шахрудо-Бастам. Территорию провинций в военном отношении можно было рассматривать как один, общий для Туркестанских войск, театр военных действий — Хоросан-ский. Площадь театра занимала по параллели около 36, а по меридиану около 15 нормальных переходов. Через Хоросан проходил кратчайший путь от линии Средне-Азиатской железной дороги к столице Персии — Тегерану. Лучший путь через горные перевалы высотой до 3 тысяч метров пролегал по шоссе Асхабад—Кочан. Кочевники-туркмены с октября до апреля жили в Астрабадской провинции, остальное время — на севере, в Закаспийской области Российской империи, доходя до линии железной дороги.