«Итальянский посол передал министру иностранных дел информацию о том, что Англия не готова вступить в переговоры на основе итальянского предложения о посредничестве. Англичане требуют, чтобы до начала переговоров немецкие войска были срочно выведены с оккупированных польских территорий и из Данцига…

В заключение итальянский посол заявил, что дуче считает свое предложение о посредничестве более не действующим. Министр иностранных дел выслушал заявление итальянского посла без комментариев».

И ни слова благодарности неутомимому Аттолико за все его труды! Только презрительное молчание по отношению к союзнику, который хотел надуть Германию, лишив ее польской добычи.

Последний шанс предотвратить вторую мировую войну был упущен. Это, вероятно, понимали все действующие лица драмы, кроме одного. В 9 вечера малодушный Бонне позвонил Чиано и еще раз подтвердил, что французская нота Германии «не носит характера ультиматума», и сообщил, что французское правительство готово ждать ответа немцев до полудня 3 сентября. Бонне заявил Чиано, что правительство Франции согласно с британским правительством в том, что немецкие войска должны быть «эвакуированы» из Польши. Этот вопрос Бонне затронул впервые, и то только потому, что на этом настояли англичане. Чиано ответил, что не думает, чтобы правительство рейха приняло такое условие. Но Бонне не сдавался. Всю ночь он размышлял, как избежать выполнения французских обязательств перед терзаемой Польшей. Чиано воспроизводит этот момент в дневниковой записи за 3 сентября:

«Ночью меня разбудил звонок из министерства. Бонне спросил итальянского посла в Париже, не можем ли мы добиться хотя бы символического вывода немецких войск с территории Польши… Я бросил это предложение в корзину и даже не стал докладывать о нем дуче. Но это показывает, что Франция приближается к серьезному испытанию без энтузиазма и в растерянности».

В воскресенье 3 сентября в Берлине стояла прекрасная погода. Светило солнце, воздух был чист и прозрачен. В дневнике я записал: «Такой день берлинцы предпочитают проводить в окрестных лесах или на озерах».

На рассвете в британское посольство пришла телеграмма на имя сэра Невилла Гендерсона от лорда Галифакса. В ней послу предписывалось договориться о встрече с министром иностранных дел в 9 утра и передать ему заявление, текст которого приводился.

Правительство Чемберлена пришло к окончательному решению. Тридцать два часа назад оно сообщило Гитлеру, что если немецкие войска не будут выведены из Польши, то Англия вступит в войну. Ответа от Гитлера не последовало, и теперь английское правительство решило перейти от слов к делу. В течение минувшего дня английское правительство опасалось, что Гитлер намеренно тянет с ответом, чтобы оккупировать побольше польских территорий, после чего, захватив Данциг, коридор и другие районы, договориться о мире на базе своих «необычайно великодушных» шестнадцати пунктов. (Об этом Шарль Корбэн, французский посол в Лондоне, сообщил колеблющемуся Бонне в 14.30.)

Чтобы избежать этой ловушки, Галифакс предложил французам объявить, что если Германия в течение ближайших нескольких часов не даст положительного ответа на англо-французское заявление от 1 сентября, то Англия и Франция будут считать себя в состоянии войны с Германией. После заседания британского кабинета вечером 2 сентября, на котором было принято конкретное решение, Галифакс предложил в полночь объявить ультиматум, срок которого будет истекать в 6 часов утра 3 сентября. Бонне даже слышать не хотел о столь поспешных шагах.

Французский кабинет, раздираемый противоречиями, переживал трудные времена. Нужно было принять решение относительно выполнения обязательств перед Польшей и в первую очередь перед Англией. В роковой день 23 августа, ошеломленный известием о том, что Риббентроп прибыл в Москву для подписания нацистско-советского пакта о ненападении, Бонне убедил Даладье созвать заседание совета национальной обороны, чтобы решить, что должна Франция делать дальше[8]. Кроме премьера Даладье и Бонне на заседании присутствовали командующие трех видов вооруженных сил, генерал Гамелен, командующие ВМС, ВВС и еще четыре генерала — всего 12 человек.

Из протокола совещания видно, что Даладье поставил три вопроса:

1. Может ли Франция пребывать в бездействии, если Польшу и Румынию (или одну из них) стирают с карты Европы?

2. Как она может противостоять этому?

3. Какие меры должны быть предприняты в настоящее время?

Сам Бонне, рассказав о мрачном повороте событий, поставил вопрос, который, как он считал, останется самым важным до конца:

Принимая во внимание сложившуюся ситуацию, должны ли мы оставаться верны своим обязательствам или нам следует пересмотреть их и получить, таким образом, короткую передышку?..

Ответ на этот вопрос носит преимущественно военный характер.

На этот вопрос адмирал Дарлан и генерал Гамелен ответили следующее:

«Армия и флот готовы. На ранней стадии войны с Германией мы сможем оказать лишь небольшую помощь. Но мобилизация во Франции сама по себе принесет некоторое облегчение Польше тем, что будет оттягивать на себя значительное число немецких войск.

…Генерал Гамелен спросил, как долго смогут сопротивляться Польша и Румыния. Добавил, что уверен: поляки будут защищаться доблестно. Это приведет к тому, что Германия не сможет перебросить свои основные силы для ведения войны против Франции до весны следующего года, а к тому времени к Франции присоединится и Англия» [9].

После продолжительных дебатов французы в конце концов пришли к решению, которое было тщательно зафиксировано в протоколе совещания.

«В ходе обсуждений отмечалось, что если мы и станем сильнее через несколько месяцев, то Германия все равно окажется сильнее нас, так как к тому времени будет располагать ресурсами Польши и Румынии.

Таким образом, у Франции нет выбора.

Возможно единственное решение — придерживаться обязательств относительно Польши, принятых до начала переговоров с СССР».

Приняв такое решение, французское правительство начало действовать. После заседания 23 августа была объявлена тревога, в результате чего все войска на границах были приведены в боевую готовность. На следующий день призвали 360 тысяч резервистов. 31 августа кабинет опубликовал коммюнике, в котором говорилось, что Франция «твердо выполнит» свои обязательства. На следующий день, в первый день немецкой агрессии против Польши, Галифакс убедил Бонне предупредить Берлин, что обе страны выполнят свои союзнические обязательства.

Но когда 2 сентября англичане предложили предъявить Гитлеру в полночь ультиматум, генерал Гамелен и французский генеральный штаб заколебались. В конце концов именно Франции придется воевать, если Германия нападет на Запад. И ни один английский солдат не поможет французам. Генеральный штаб настоял на отсрочке всеобщей мобилизации на сорок восемь часов.

В шесть часов вечера Галифакс разговаривал по телефону с сэром Эриком Фиппсом, английским послом в Париже: «Британское правительство не может согласиться с отсрочкой на сорок восемь часов. Отношение французов вызывает недоумение в правительстве его величества».

Ситуация действительно могла оказаться угрожающей. Через два часа Чемберлен выступал в палате общин, большинство членов которой, несмотря на различие в партийной принадлежности, выражали нетерпение и недовольство тем, что Британия откладывает выполнение своих союзнических обязательств. После выступления премьер-министра их терпение окончательно истощилось. Он сообщил палате, что ответ из Берлина до сих пор не получен. Если ответа так и не последует и немцы не согласятся вывести свои войска из Польши, то правительство «сочтет себя обязанным действовать». Если же немцы согласятся вывести войска, то британское правительство, говорил Чемберлен, «будет склонно расценивать ситуацию как сходную с той, которая была до того, как немецкие войска пересекли границу Польши». В настоящее время британское правительство ведет переговоры с правительством Франции по поводу истечения срока их предупреждения, посланного Германии.