Улочка вырулила на условную площадь, мощеную неубедительными островками перед церковью и клубом, а в основном грунтовую, пока смерзшуюся, но можно себе представить, как непролазно здесь будет весной. Ладно. Послезавтра мне поставят новые шины.

На неприметном сером здании церкви странноватым огненным глазом горело из-под карниза витражное окно. И не какой-нибудь там святой или символ, а многофигурная композиция апокалиптических мотивов. Каким-то образом окну удавалось ловить лучи полуденного солнца, пылая особенно зловеще, — а может, там подсветка изнутри. Спросить у Йоны.

Йону, кстати, Олег уже почти неделю не видел.

Он пересек площадь и вошел в лавку. После яркого дня здесь было совсем темно, перед глазами прыгал светящийся круг витража. В нос шибануло копченой и свежей рыбой. Что ее продают в рыбачьем поселке, понятно: но, с другой стороны, кто ее здесь покупает?

— Чего надо? — осведомился из темноты бабий голос.

— Здравствуйте, — сказал Олег.

— Я спрашиваю, чего надо?

В полумраке образовался ее силуэт в форме обтекаемого квадрата. Ничего, один раз пережить можно.

— Хлеб, — терпеливо начал он, — сметану, сыр… какой-нибудь зелени, укропа, например…

— Ишь чего.

— Что? — не понял Олег.

— Укропа ему, — расхохоталась бабища, и ей завторили еще как минимум три-четыре разнотембровых смеха; а ведь сразу показалось, что я в лавке один. Ну допустим, укропа у них нет и не бывает, возможно, такой заказ по местным меркам и смешон, но уж хлеба-то мне продадут?!

Глаза привыкали к темноте постепенно, медленнее, чем хотелось бы. Какие-то бутылки и банки на полках. Рыбные ожерелья вдоль стен, как елочные гирлянды. В раскрытых ящиках рядами справа и слева от прилавка бугрилось невыясненное содержимое. Олег опустил кончики пальцев в ближайший ящик: вроде бы крупа… или мелкая фасоль?

— Руки! — рявкнула продавщица.

— Я не воровать пришел, — огрызнулся Олег. — Я хочу купить у вас… хлеба, если можно.

— Им все можно, — бросил кто-то за спиной.

— Точно-точно, — согласился другой голос. — Понаехали.

— Скупают нашу землю.

— На машинах гоняют.

— Дурью маются.

— Психи.

Он по-прежнему не различал лиц, только фигуры, безликие, серые. Голоса переговаривались лениво, в них даже не было настоящей агрессии, так, тупое и почти безадресное недовольство. Из которого, между прочим, при желании можно вылепить все, что угодно, — но при чем тут я? И почему во множественном числе? Разве я здесь не один такой… псих?

Правильнее всего было бы развернуться и уйти. Прожить до послезавтра без сметаны и хлеба: в конце концов, там еще полный холодильник разнообразной кулинарии. Но какого черта?!..

Он шагнул вперед, вплотную к прилавку. Разглядел белую наколку и золотые серьги по обе стороны от квадратных складчатых щек. Пошире расставил руки и, нависнув, произнес на низких, беспощадных частотах:

— Буханку хлеба. Одну. Немедленно.

— Лотта, — дополнил негромкой просьбой еще один голос. До того не звучавший. Из-за спины.

Олег обернулся:

— Йона?

— Не принимайте близко к сердцу, — сказал Йона. — У Лотты в прошлом году утонул сын. А муж — давно уже, лет десять назад…

— Ничего, — откликнулся Олег. — Спасибо.

Буханка хлеба не помещалась в пальцах, нести ее было неудобно. Разбалован супермаркетовскими пакетами, усмехнулся Олег. Попробовал пристроить под мышкой, пачкая куртку в мелкой муке. Так еще хуже.

Йона шел рядом, сухонький и стройный, непривычный без Ульфы.

— Вы должны понять, — негромко произнес он. — Здесь не любят чужих.

— Нигде не любят чужих.

— А стать своим вы не хотите, правда?

— Своим я уже был. Давно.

Дорога круто спускалась вниз, и над крышами было видно море, выпуклое, как линза. На горизонте торчал корабль, то ли траулер, то ли патрульный, раньше его не было. Олег опустил взгляд ниже, поискал крышу своего дома, отсюда уже должно быть видно, — не нашел. По спине успел пробежать холодок… да нет же, вон. Наваждение какое-то.

— Йона, — решился спросить, — может быть, вы замечали, в мое отсутствие… каких-нибудь людей возле дома? Возможно, женщину?

Старик пожал плечами. Не ответил; пожалуй, впервые за все время, что мы знакомы, он не отвечает на прямо заданный вопрос, с удивлением отметил Олег. Или держит паузу?

Такое чувство, будто пару дней назад ко мне кто-то залезал, — продолжил по инерции, не собираясь, в общем-то, делиться нелепыми подозрениями и тем более жаловаться. — И шины порезали сегодня ночью.

— Женщина?

Йона не улыбался. Усмехнулся Олег, рвано, нервически:

— Ну, шины, допустим, скорее мальчишки… не знаю. Так вы никого не видели, Йона?

— Я постараюсь впредь быть внимательнее. Странно, что до сих пор нет снега, вам не кажется?

Олег перехватил буханку двумя руками, как мяч для регби. Все-таки у старика пунктик насчет снега, сколько можно! — если, конечно, не уходит от ответа, неловко и топорно, однако уходит. То есть он что-то видел? Кого-то?

И, конечно же, принимает сторону этого кого-то, своего, — а я чужак, и напрасно мне казалось, что маленький старичок с большой собакой мне симпатизируют. Чужих нигде не любят.

Я не нуждаюсь, чтобы меня любили.

Но не допущу, чтобы кто-нибудь вторгался в мою жизнь.

Зазвонил телефон: Дагмар. Несколько секунд Олег раздумывал, сбросить ли звонок, и Йона, приподняв раскрытую ладонь к самой кепке, молча кивнул и прибавил шагу. Черт, я бы с ним еще переговорил. Сформулировал бы вопросы настолько конкретно, что деликатный старичок никак не смог бы отмолчаться. Ничего, в другой раз. Непременно.

— Да, я слушаю.

— Привет, — судя по фоновой музыке, Дагмар находилась отнюдь не на работе. — Что ты сейчас делаешь?

Ну да, у нее тоже перерыв; видимо, забежала перекусить в «Колесо».

— То же, что и ты. Намереваюсь пообедать.

— И что у нас сегодня на обед?

— Корочка хлеба, — Олег отломил кусок буханки и принялся жевать. Хлеб был невкусный, липкий и чуть затхлый. — Кстати, получил твое письмо на выходных. Тронут.

— Что?

— Тронут, говорю, твоим вниманием.

Полминуты назад, глядя на определитель номера, он не собирался заводить с ней подобного разговора. Теперь импровизировал, зло пережевывая липкую корку. Если не сознается, откуда у нее мой емейл, возьму и переброшу счета в другой банк.

— Спасибо, — сказала Дагмар. — Внимание к клиенту прежде всего. А вот кто-то обещал сегодня позвонить.

— Кто-то и звонит.

— Это я звоню. Но ты прав, разницы никакой. Так как мы сегодня?..

Дрогнула студенческая интонация в голосе. Отставить, нынче, после всего, меня такими штучками не проймешь. Особенно если… Припомнив реплику Йоны, представил себе Дагмар сидящей на корточках у капота и сосредоточенно разрезающей ножом толстую резину. Рассмеялся вслух.

— Что?

— Я не могу. Машина не на ходу, автосервис будет послезавтра. Спишемся по электронке, хорошо?

— Зачем по электронке?

Действительно, зачем? Зачем разводить нелепые допросы с подвохами, чертов конспиратор, черт, черт!!! Женщина, которую в чем-то подозреваешь, не нужна в принципе. Это история совсем другого жанра, не имеющая отношения к нормальной жизни. Задать вопрос и получить ответ. Или не получить — и больше никогда не задавать этой женщине никаких вопросов. Так просто.

— Олег?

— Нет, ничего. Созвонимся.

Завершил звонок и ускорил шаги.

По идее, он уже должен был вернуться в исходную точку. Но дом, его собственный дом все не показывался, и снова пробрала та дрожь, как недавно из-за исчезнувшей крыши. Глупости. Однако дома и в самом деле не было!.. Уже начались гаражи, улочка вильнула к морю. Галька, черные водоросли, холодная стеклянная вода. Вдоль берега бегала Ульфа, периодически принюхиваясь и поводя раскидистым, как страусовый веер, хвостом.

Это какая-то другая улица, сообразил Олег, спускаясь па пляж. Мы с Йоной не туда повернули на выходе из лавки, а я и не заметил, уверенный, что здесь одна дорога. Дом — там. И никого чужого в нем нет и не было, не считая, конечно, меня. Достаточно сильного раздражителя для своих, бедных и злых людей, чтобы швыряться камнями в мои окна, резать мою машину или отказываться продавать мне хлеб. Я должен был предвидеть. Они так живут. Они живут гораздо хуже, чем я, и черт его знает, что я должен сделать, чтобы мне это простили. Пожертвовать, может, крупную сумму на церковь?.. Рассмеялся, затормозив на гальке. Начнем с того, что у меня нет крупной суммы. Этим же и закончим.