Сумасшествие. Хаос. Ужас. Истерика.

Но все это, казалось, осталось где-то очень далеко, как будто он стоял рядом с самим собой. Словно он безучастно парил над происходящим и с интересом наблюдал за суетой.

Андрей… Андрей… Андрей… Андрей!

Наконец-то крик проник сквозь его блокаду. Шум и суета взорвались в его сознании, толпа ревела так громко, что он едва мог слышать крик Дженнифер. Металлический запах крови на его лице проник в его ноздри и его замутило. От капель крови на его коже поднимался пар и ему казалось, словно это его душа расстается с телом.

Николай.

Может быть, это впечатление и не было таким уж неверным.

Николай. Николай!

Кровь покрывала грудь и лицо его брата неким отвратительным красным цветком, будто кто-то швырнул в него ведром с краской. Красный цвет отчетливо выделялся на белой ткани костюма, словно подчеркивая мысль о том, что никто не бессмертен. Даже Николай.

– Андрей!

Голос вырвал его из ступора, пылающие глаза напомнили нечто, но повелительный голос не позволял отвлечься.

– Андрей! – заорала Дженнифер, возвышаясь над толпой панически мечущихся гражданс ких, – Ты знаешь, кто это сделал?

Он хотел отрицательно покачать головой.

– Ты знаешь это!

– Нет, не знаю!

– Боги! – её голос резал его на части. Каким-то образом она, похоже, осталась единственным дееспособным человеком – вернее, могущественной богиней мести, принявшей человеческий облик.

– Андрей, после всех лет… ты все еще озабочен исключительно собственным благополучи ем. Ты знаешь, кто это сделал. И ты позаботишься об этих людях.

– По… почему… я?

– Андрей! Они попытались убить твоего брата! Чего тебе еще? Кто знает, сколько людей они уже убили? Сколько погибнет еще, если ты ничего не сделаешь?

Он сделал шаг назад, когда фаланга солдат внезапно окружила Николая и Дженнифер, подняла его брата на руки и понесла к выходу. Краем глаза он заметил, как другие воины рассредоточились в толпе и стали успокаивать гражданских… если требовалось – силой… брали хаос под контроль и искали стрелявших.

– Они отыщут того, кто стрелял, – крикнула ему Дженнифер, направляясь к ожидающему ховеру

Её лицо в обрамлении развевающихся волос, также перепачканное кровью, казалось, неотступно преследует его.

– Но это лишь один-единственный стрелок. Ты должен выгнать их из их нор. Главарей. Нуж но положить этому конец. Или ты хочешь, чтобы здесь начались такие же бои, как на мирах Пентагона? Хочешь оказаться виноватым в подобном кровопролитии?

Она повернулась к нему спиной. Он посмотрел на свои руки, мокрые от крови его брата. Какая она клейкая, эта кровь…

Словно в трансе, он покинул трибуну и побрел между воинами и гражданскими, оказывавшими помощь раненым. Она хочет, чтобы я стал охотником за головами. Не для того, чтобы кого-то арестовать. Я должен их уничтожить. Должен притащить их трупы, чтобы их можно было повесить на городских воротах, колесованных и четвертованных, как в мрачное терранское Средневековье. Как я могу что-то подобное сделать? Как я смогу потом смотреть в зеркало?

Вой сирены косой прошелся по толпе, возвещая прибытие спасательных бригад. Он поскользнулся. Тяжело упал на колени, пока толпа обтекала его вокруг, неся раненых к машинам «Скорой помощи». Он попытался собраться и встать.

Николай… если ты сейчас умрешь… всё было напрасно. Мы еще не настолько сильны, чтобы выжить без тебя.

Женщина и двое мужчин – гражданские? – качая головами, медленно поднялись на ноги около окровавленного трупа и двинулись дальше, к лежащей неподалеку другой жертве, чья грудь еще медленно вздымалась и опускалась. Итак – как минимум, один погибший. Это то, чего ты добивался, Джастин? Это твоя вина.

Он подошел ближе – ему требовалось удостовериться в этой смерти, чтобы подкрепить свое решение. Неожиданное предчувствие холодными пальцами вцепилось в его затылок. Когда он оказался рядом с телом, солнце на секунду вырвалось из облаков, окутавших небо над Катюшей и черно-желтая униформа на мгновение засияла на земле. Холод вонзился в нос, в горло, в грудь, он закашлялся. Испытывая страшную боль, он снова упал на колени. Наконец-то шок от теракта пробился в его сознание: возможность потерять брата, опасность нового бунта. Затуманенными от слез глазами он уставился на окровавленное лицо Карсона с открытыми глазами и ртом, словно он хотел улыбнуться Андрею и положить руку ему на плечо, подбадривая – так, как часто делал все эти годы…

Он рухнул в ад из злобы, горечи и ярости. Все начиналось сначала. Его голос ревел так, что он испугался – вот-вот порвутся голосовые связки и он захлебнется собственной кровью.

– НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!

– Опять манипуляции!

– Естественно, – подтвердил Николай.

Андрей глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Воздух в больничной палате оказался удивительным образом свободен от запахов дезинфекционных средств. Его глаза горели, словно пылающие угли – так мало спал он за последние месяцы. Его руки дрожали и он не особо разглядывал окружающее, зная, что именно увидит. Ему отчаянно хотелось спать, но каждый раз, когда он засыпал, кровавые когти тащили его в ад. Ему казалось, что он тонет и все, что он видел во сне – это отрезанные головы, кровь и плавающий в луже крови, исколотый труп Джастина, которого убили другие гражданские лидеры, оставив его для ищеек Андрея. И тогда он с криком просыпался, исполненный ненависти к самому себе.

Труп Джастина… оставленный в качестве мирного предложения… Андрей подавил в себе хихиканье, которое вызвала эта мысль.

Но это уже кончилось… Он знал, что мысль еще не додумана до конца. Однако то, что надвигалось на него, наполняло его страхом. Прежде всего…

Он оглядел палату, в поисках возможности успокоиться. Оставляя в стороне гудение пары приборов, встроенных в стены, на чье предназначение ему было наплевать, помещение, скорее, напоминало жилую комнату или личный кабинет. Казалось, в любую секунду войдет хозяин в халате, с бокалом вина в одной руке, трубкой в другой и книгой подмышкой, чтобы вытянуть ноги у камина и позволить себе ненадолго расслабиться. И именно это ты получил – мгновение спокойствия. Немного времени, чтобы расслабиться. Пока я там, снаружи, в крови плавал!

Он спрятал руки. Ему хотелось наорать на брата, но он сдержался. Удержал свой голос под контролем. Пока не сообразил, что воины, стоящие на часах в коридоре, скорее всего, были одними из тех, кто непосредственно помогал Николаю во всей этой истории. Так что сдерживаться не было причин.

– Ты должен назваться принцем, Николай. Я уверен – Макиавелли гордился бы таким спо собным учеником.

Глаза его брата сузились и температура в комнате резко понизилась, но он не поддался на замечание Андрея.

– Почему? – спросил Андрей, которому казалось, что он – эдакий дрессированый пудель, отлично изучивший кольца, через которые должен прыгать, но делающий это из чистой при вычки, хотя и плеть, и лакомства стали для него уже далеким прошлым.

– Я что, в самом деле должен тебе это разжевать? Если да – значит, я сильно переоценил тебя, братец.

– Да, тебе бы это очень понравилось, правда?

– Андрей, пожалуйста. Это ты тут пытаешься прыгать в мешке, не я. Кроме того, нами всеми манипулируют. С момента нашего рождения до момента нашей смерти всегда есть кто-нибудь, кто нами манипулирует. Даже если он уверен, что это делается лишь для нашей пользы – все равно это манипуляция. Школа. Правила поведения. Привычки. Все это не врожденное, не зафиксированное на генетическом уровне. Это приобретается. Ничего, кроме кондициониро вания и манипуляции, названной безобидными словами «воспитание» и «образование». Слова,