— Я слышал, вам нужны актёры, сэр, — сказал я с самым большим достоинством, какое мог изобразить.

Де Валль хмыкнул. 

— У тебя сейчас есть работа?

Я кивнул.

— В «Театре», сэр.

— Так почему ты пришел сюда?

— Я наёмный работник, сэр, — ответил я, — а там их много.

— Так ты мало занят, так, что ли?

— Я бы хотел играть больше, сэр, — ответил я.

— Он хороший актёр, мистер де Валль, — вставил Лэнгли.

Когда мы встретились на сцене, Лэнгли был полон показной уверенности, но в присутствии де Валля вел себя скромно.

— Как и другие, которых мы видели, — сказал де Валль, — по крайней мере, так ты говорил.

— Они были не такие симпатичными, как этот, — заявила Бекки.

— Подбрось-ка дров в огонь, девочка, — сказал де Валль, — и держи рот на замке, шлюха. — Он злобно уставился на меня. — Мне говорили, что актёры обучены фехтованию, это правда?

— Если этого требует пьеса, сэр, то да.

— А большинство пьес требуют?

— Люди любят смотреть пьесы с фехтованием, — ответил я.

— Тогда давай посмотрим, захотят ли они на тебя смотреть, — сказал де Валль, и пошёл к сундуку, стоявшему в тени у дальней стены. Он поднял крышку, порылся среди содержимого и вытащил шпагу. Он бросил её мне, и она упала на пол, а не пытался ее поймать. Я поднял клинок и обнаружил, что это старая тупая рапира, а кожа на рукоятке ободрана. Оружие было плохо сбалансированным и топорным. Де Валль улыбнулся, глядя на мое лицо, и вытащил свою рапиру с искусной серебряной гардой, длинный клинок выскользнул из ножен с едва слышным свистом.

— Давай-ка попробуем, — сказал де Валль, — и посмотрим, достаточно ли ты хорош, чтобы развлекать наших зрителей.

— Мистер де Валль, — встревоженно произнёс Фрэнсис Лэнгли.

— Помолчи, Лэнгли, — сказал де Валль, не сводя с меня глаз.

Бекки выглядела взволнованной.

— До первой крови? — предложил де Валль, имея в виду, что поединок закончится, когда одного из нас ранят.

— Возможно, тогда мне лучше сразу сдаться, — сказал я, неуклюже удерживая рапиру остриём вниз.

— Нет, если хочешь здесь работать, — беспощадно ответил де Валль и поднял оружие.

Он предлагал состязание между старым, плохо сбалансированным оружием и отличной рапирой. На сцене обычно дрались обычно на мечах, предназначенных для режущих ударов и выпадов, потому что для таких боев требуется меньше места, чем для длинных рапир, а кроме того, зрители любили и стремительные замахи, и изящные выпады. Рапирой же не порежешь; она предназначена исключительно для уколов. Она требовала не меньших умений, чем меч, но совсем других. Генри Конделл и Ричард Бёрбедж,  разыгрывавшие большую часть наших боев в «Театре», могли сражаться и тем и другим, но синьор Манчини, в чьём зале я тренировался не реже одного раза в неделю, научил меня обращаться только с мечом.

— Сначала научись обращаться с этим, — любил говорить он, — тогда и с рапирой будет легко.

Имея дело с де Валлем, я притворился, что ничего не умею. Я подозревал, что он хороший фехтовальщик, гордый своим мастерством и стремящийся меня победить, но я был не таким неуклюжим, каким притворился. Я был актёром, поэтому играл неуклюжего, необученного и испуганного. Я крепко встал на ноги и развернулся к де Валлю, который  элегантно выставил правую ногу вперёд и задрал клинок вверх.

— Готов? — спросил он.

— Сэр? — промямлил я.

— До первой крови, парень, — сказал он и бросился вперёд, длинный клинок мелькнул у моего лица, и я отвел его в сторону внешней стороной своей рапиры, ее слабым местом.

Я встревоженно отшатнулся.

— Только не в лицо, мистер де Валль, — умолял Фрэнсис Лэнгли, прошу, сэр, не в лицо! Он актёр!

Де Валль проигнорировал просьбу. Он с улыбкой отступил. Он решил, что мой финт  — лишь счастливая случайность, потому что ни один фехтовальщик не парировал бы слабой частью клинка, если мог этого избежать. Он шагнул вперед, сделав выпад длинным клинком, и сразу отступил. Это была лишь уловка, но я махнул рапирой и отступил на два шага, словно в панике, а он засмеялся.

— Может, вам стоит играть только женщин, мистер Шекспир, — сказал он.

— Порежь его, Кит, — кровожадно попросила Бекки.

— Только не в лицо, — опять взмолился Лэнгли.

— Не в лицо, — сказал де Валль, — тогда я помечу ему бедро.

Я знал, что он ударит в лицо. Он был мерзавцем, уверенным в своем мастерстве, и хотел меня унизить. Однако он был плохим актёром, потому что неумело солгал, будто проткнет мое бедро. Он просто хотел ввести меня в заблуждение, а затем поцарапать мне щеку, и, как я и ожидал, он посмотрел на мои ноги, слегка опустил клинок, улыбнулся и ринулся вперед. Конечно, длинный клинок дернулся вверх, целясь мне в лицо, и я отпрянул влево, резко рубанул, чтобы отбить рапиру, и провел клинком вниз, прямо по отрывшемуся предплечью. От такого удара де Валль встревожился. Я больше не изображал неуверенность, неуклюжесть исчезла. Я двигался легко. Де Валль развернулся, рапира оказалась справа от меня, из-за её длины ему пришлось бы отступить для атаки, но я не дал ему такого шанса, сделав выпад, и остановил клинок в дюйме от его бороды.

— Первая кровь, сэр, — сказал я, кивая на его предплечье, где сочилась кровь, окрасив красным кружевную манжету на рукаве.

Мгновение он выглядел взбешенным, а потом заставил себя улыбнуться.

— Умно, — сказал он.

— Новичкам везёт, сэр, — произнес я, опуская клинок, и, показывая, что бой закончен, отдал шпагу Фрэнсису Лэнгли.

— Новичкам везёт, да? — спросил де Валль. Он убрал шпагу в ножны. — Думаю, нет. Думаю, ты хитришь, мистер Шекспир. Думаю, ты увиливаешь, да ты просто проныра. Но ты и впрямь пустил мне кровь.

Он задрал рукав. Мой тупой клинок оцарапал кожу, совсем чуть-чуть, но до крови, а на память обо мне останется шрам. Де Валль плюнул на кровь, растер пальцем и опустил рукав. 

— Кто тебя тренирует?

— Синьор Манчини.

— На Сильвер-стрит, — сказал де Валль. — Он хорош, — нехотя добавил он.

Я не мог позволить себе уроки фехтования, но не получил бы мужские роли без подобных навыков. Синьор Манчини меня любил и давал уроки в долг, но как долго это будет продолжаться? Мне так отчаянно нужны были деньги. Нужно платить за жилье, покупать еду, нужно на что-то жить. «Театр» сейчас работал редко, начиналась зима, и погода ухудшалась. Я стоял на грани нищеты, и сколько ещё осталось до того момента, когда вдова Моррисон выбросит меня на улицу?

— Садись, — де Валль указал на стул у стола.

Я сел, де Валль занял место напротив. За спиной у меня была открытая галерея, зимний свет падал на его лицо. Он уставился на меня, по-прежнему с неприязнью.

— Значит, драться ты умеешь, — сказал он.

— Сценические поединки, — пренебрежительно ответил я, — где мы пытаемся не ранить и не причинять боль.

— Граф Лечлейд, мой господин, — сказал он, игнорируя мои слова, — желает иметь труппу актёров. Я не разделяю его желаний, но ему не откажешь. Актёры, как ты только что мне показал, полны притворства. — Он прервался, наливая себе бокал красного вина. — Моя задача — найти его сиятельству актёров, которые будут заниматься притворством в театре мистера Лэнгли.

— В «Лебеде», — вставил Фрэнсис Лэнгли.

— Так его назвали, — сказал де Валль, — потому что эмблема его сиятельства — лебедь. — Он коснулся эмблемы на своём плече. — Но мы пока никому не сообщаем это название. Объявим его, когда анонсируем первую пьесу. — Он посмотрел на Фрэнсиса Лэнгли с явным неодобрением, а потом снова перевел взгляд на меня. — Вы бы хотели играть в «Лебеде», господин Шекспир?

— Да, сэр, — сказал я, хотя не намеревался отвечать именно так.

— Как ты сейчас зарабатываешь? — спросил он.

— Сэр, это зависит от того, занят ли я в пьесе и открыт ли театр. В плохую погоду мы не работаем. А сейчас зима, сэр, поэтому несколько недель мы вообще не даём представлений.