В тот момент, когда Берзалов вслед за Сэмом и Буром пересекали коридор в сторону лестничной площадки, заговорил автомат Архипова.

Они уже скатились на первый этаж, путаясь в школьном инвентаре, и пулей выскочили во двор. Сэр бежал рядом и хватал Берзалова за левую руку, призывая двигаться быстрее. Бур улепётывал так, что пятки сверкали. А Архипов всё стрелял и стрелял. Но Берзалов был спокоен за него, потому что Архипов хорошо знал своё дело. Он догнал их, когда они уже перебегали последнюю улицу перед трансформаторной будкой. Через две минуты прапорщик Гаврилов уже докладывал по всей форме БЧС, то есть боевой и численный состав. Но и одного взгляда было достаточно, чтобы удостовериться, что с группой всё в порядке.

– Уходим! – скомандовал Берзалов, не дослушав Гаврилова.

У него было такое предчувствие, сродни «голой спине», что их выслеживают. А кто или что – не понятно. Но Скрипей точно. А любая непонятность в военном деле – это источник опасности.

– А пёс? – недоумённо спросил Гаврилов по локальной связи, когда все очутились в бронетранспортёрах.

– Какой пёс? – коротко спросил Берзалов, включая СУО и сканер.

Система управления огнём ничего не показала, как, впрочем, и сканер, который не обнаружил в радиусе ста километров ни одной работающей радиостанции. Ну и слава богу, подумал Берзалов, меньше хлопот.

– Чёрныш… – ответил Гаврилов. – Сунулся к нам в компанию.

– А-а-а… – вспомнил Берзалов. – Это наш.

– Я так и понял, – добродушно сказал Гаврилов.

– Сэром зовут. Накормить и обогреть.

– Есть накормить и обогреть. А мальчишка?

– Мальчишка тоже наш. Не оставлять же его здесь?

– Ну да… логично… – степенно, в противовес нервозности командира, согласился Гаврилов. – Я только не успел доложить, что пока вас не было, в окрестностях кто-то шастал, то ли люди, то ли животные. Они пришли со стороны Липецка.

– Липецка? – удивился Берзалов. – Там, поди, радиация сто рентген?

– Ну не знаю… – отозвался Гаврилов, тем самым давая понять, что начальству виднее. – А куда двигаем дальше?

– Назад нельзя, – нервно ответил Берзалов. – Если нас выслеживают, то будут ждать на выходе из городка. – Он мельком сверился с картой, хотя помнил её наизусть. – Давай прямо в сторону Архангельского, а там посмотрим! Ах, да, Федор Дмитриевич, прикажите всем принять американские таблетки.

– Есть принять таблетки, – как эхо отозвался Гаврилов.

– И собаке дайте, как-никак живая тварь.

– Полтаблетки, – со знанием дела сказал Гаврилов.

Берзалов вспомнил, что Гаврилов с пограничной заставы и, стало быть, умеет обращаться с собаками. А ещё он подумал, что при умеренной радиации рак псу не грозит, потому что жизнь у него и так короткая по меркам человека, и он умрет раньше, чем рак убьёт его. Потом он нагнулся и посмотрел назад: Кец сидел между Архиповым и Сундуковым Игорем и что-то им втолковывал с очень серьёзным видом. Вот же чертёнок! – непонятно почему восхитился Берзалов. А ещё Кеца страшно интересовал бэтээр, и он периодически кидал восхищенные взгляды на устройство отсека. Хороший парень, неожиданно подумал Берзалов и дал команду Климу Филатову:

– Вперёд! Всем выпить таблетки, и мальчишке дайте.

– А если он не захочет? – спросил Бур, который оправился от страха и занял своё место рядом с водителем.

– Архипов, обеспечь! – скрывая улыбку, сказал Берзалов. Нравился ему мальчика, чем, непонятно, но нравился. – Кстати, ты в кого стрелял?

– Да тип там какой-то шастал, – ответил Архипов так, словно извинялся за причиненное беспокойство. Была у него такая чёрта характера – извиняться за то, за что извиняться не надо было. Исключительно добросовестным был Архипов и очень правильным.

– Ну да… – согласился Берзалов. – Мне тоже кажется, что я видел, как блеснули глаза.

– Я глаз-то не видел, я видел тень, – всё с той же серьезностью ответил Архипов.

– Я тоже видел тень… – только сейчас понял Берзалов.

– Думаете, следил за нами?

– А бог его знает, – ответил Берзалов, переживая свою промашку.

Значит, там был человек? – удивился он. Но ведь на самом деле человека я не видел.

И они понеслись в ночь дальше. Уже заметно рассвело, и серые майские сумерки делали мир привычным и узнаваемым, а связи всё не было и не было. Вместо этого эфир был наполнен шорохами и разрядами. А сканер так и не находил вероятного противника.

– Рябцев, давай мне связь с базой! Связь нужна!

Колюшка Рябцев хотел было сказать: «Не верю!» и поспорить горячо со вкусом, как он любил, но вовремя вспомнил, с кем разговаривает, и взялся за тангетку:

– Руслан, Руслан, я Алмаз, я Алмаз. Как слышите? Приём.

– Вызывай, вызывай, – велел Берзалов в ответ на недоумённый взгляд Колюшки Рябцева, который, должно быть, давно решил, что надрываться бессмысленно, потому что в эфире раздавался один бесконечный космический гул.

Страх, который было отпустил его, пока он ходил в школу, снова принялся теребить душу. И Берзалов стал сомневаться, правильно ли всё сделал.

***

Связи не было и в пять, и шесть, и в семь, а в восемь, когда они порядочно отъехали от Хмельца и когда распогодилось и даже из-за облаков нет-нет да выглядывало солнце, Берзалов скомандовал привал. Он как раз приметил за берёзовой опушкой поляну и приказал двигать туда. СУО показывала отсутствие противника в радиусе пяти километров, а радиация была в норме, каких-нибудь семь-восемь рентген.

– Федор Дмитриевич, выставь охранение. Разбей бойцов на двойки и займи позиции. Всем спать два часа.

Небо на юго-западе было тёмным и мрачным. Там то и дело сверкали зарницы без грома. Бронетранспортёры замаскировали камуфляжными сетями. Гуча испросив разрешения развести костёр, сбегал в речке, которая текла в овраге, и принёс два ведра воды для чая.

– Я, товарищ старший лейтенант, полагаю, что чайком мы себя можем побаловать?

Лицо у Гучи, как всегда, было несерьезным, на нём застыла смесь плотоядной ухмылки и готовности услужить.

– Можем, – согласился Берзалов, – смотри, чтобы только дыма не было.

– И не будет, будьте спокойны, – заверил Гуча, – я после недельного сидения в яме до сих пор напиться не могу. И зачем меня мама рожала?

– А чего так?

– Да ржавой селёдкой кормили, гады, а пить не давали. Я в жизни столько селёдки не ел и последние сутки точно не выдержал бы, почки вообще посадил, – пожаловался он с коротким смешком, тем самым давая понять, что добро помнит и не забудет до гробовой доски.

Гауптвахты, как таковой в виде здания, в гарнизоне, разумеется не существовало, её заменяла «яма» глубиной три с половиной метра, обустроенная, правда, лежаком и ведром. Сверху «яму» накрывали решёткой, а во время дождя – ещё и плёнкой, да и то только если караул снизойдёт. Режим, конечно, в отличие от «ям» для солдат противника, был мягким: кормили, как положено, три раза в день, а уж что давали, то это исключительно на совести коменданта. Так что Гучу, похоже, проучили, если не от души, то по крайней мере, с чувством выполненного долга, так чтобы пробрало до копчика и не тянуло нарушать воинскую дисциплину.

– Меньше пить будешь, – равнодушно посоветовал Берзалов, полагая, что совет всё равно не поможет. Гуча как искал приключений, так и будет продолжать их искать.

– Это точно, – подобострастно согласился Гуча, – водка нас погубит.

Берзалов нашёл себе местечко под осиной, бросил коврик, расстелил спальник и, не снимая ботинок, а только расшнуровывав их, завалился спать. Даже учитывая, что они весь день собирались, а потом не спали всю ночь, ему нужно было не более часа, чтобы прийти в себя.

Ровно через час он проснулся свежим и бодрым. Солнце висело высоко, юго-запад по-прежнему был мрачен, там громыхали далёкие зарницы, здесь же щебетали птицы, даже порхали ранние бабочки – вроде как и войны не было, только настроение стало препаскуднейшим: приснился ему север и родители, а ещё собака Рекс, и как всё было хорошо в той предвоенной жизни, только Варя, как всегда, не приснилась. Хотелось ещё помечтать, но он заставил себя подняться и подойти к костру, который был разведён со знанием дела – в яме, а дым выводился через канаву в овраг. Такой костер можно было обнаружить, разве что учуяв его. А СУО зачем, а сканер? – с некой гордостью за ВДВ подумал Берзалов и почувствовал себя в безопасности.