– То есть там никого не было? – уточнил Берзалов с едва заметной иронией, потому что теперь сам сомневался.
– Я не знаю… – признался Архипов. – Мне кажется, что я кого-то видел...
До войны Архипов работал на буровой платформе помощником мастера и был на хорошем счёту. Войну он встретил на Новой Земле, а как в условиях неразберихи добрался до материка, одному богу известно.
– Был там кто-то, – успокоил его Берзалов, спасая его репутацию бывалого солдата. – Точно был. Я тоже видел. Хотя без имени и овца баран.
Архипов сразу успокоился и даже поёрзал от удовольствия на пеньке, на котором сидел:
– Я ещё вот что нашёл, – он достал из кармана странный «предмет».
– А ну-ка… – удивился Берзалов.
«Предмет» был величиной с фонарик, как труба, только стенок не было. Были две заглушки с обеих сторон, а между ними колыхалась голубоватая жидкость. И судя по всему, этой жидкости было на самом донышке, то есть мало-мало, если только встряхнуть, она размазывалась по невидимой поверхности.
– Занятная вещица, – согласился Берзалов, встряхивая «предмет» и любуясь, как голубоватая жидкость переливается всеми цветами радуги, но больше всего – голубым.
– Игрушка какая-то, – потянулся Гаврилов. – Ах, сука, током бьётся! – отдёрнул руку.
Все по очереди пощупали «предмет», но током больше никого не ударило.
– Я её уже и разбить пытался и даже в костёр бросил, ни хрена! – пожаловался Архипов.
А если бы взорвалась? – подумал Берзалов, но ничего не сказал: к риску привыкаешь, как к смерти.
– Хе… – сказал Гаврилов, поглаживая руку, которую ударило током.
– Держи свою цацку, – сказал Берзалов, – нам сейчас не до этого.
– А если в результате атомного взрыва всё-таки появится этот самый временной туннель? Квантор? – вернулся Юпитин к разговору о школе. – Если, предположим, случилось такое? Тогда из этого самого квантора действительно могли доноситься всякие звуки…
– А что такое квантор? – удивился Архипов, который успел закончить среднюю школу, поработать на производстве и как раз накануне войны загреметь в армию, после которой собирался учиться на инженера по вычислительной технике.
Было видно, что идея с временным туннелем ему нравилась больше. Ну да, подумал Берзалов, мы воспитаны на электронных игрушках и фантастике, а Гаврилов, поди, всё это в своём Буйнакске пропустил не по собственному желанию, разумеется, а потому что сидел на заставах и ходил в дозоры, родину охранял. Кто же из нас прав?
– Это коридор с бесконечным набором функций, который ведёт куда-то и что-то там такое соединяет, – объяснил Юпитин.
– А… ну да… – невольно засмеялся Архипов, – ты же учился на математика?..
– Учился… – с гордостью сознался Юпитин, в надежде, что его похвалят.
– Видать, плохо, – огорошил его Архипов и даже промычал что-то уничижительное.
– Почему это?.. – обиделся Юпитин и моментально набычился.
– Потому что я тоже учил высшую математику, но какое отношение она имеет к бесконечно длинному коридору, я не знаю. И какие там функции заложены, тоже весьма сомнительно.
Юпитин покраснел, как рак, и сделался похожим на варёную морковку.
– Обязательное плюс положительное равняется нулю! – выпалил он.
Все замолчали, пораженные этой мыслью. Берзалов же стал припоминать всё, чему его самого учили в отношении ядерного оружия, но ничего толкового вспомнить не мог. Никто никогда не говорил и не писал, что может возникать эффект туннеля, да ещё и временного. Может быть, только при очень мощных взрывах? Ведь до этого никто не испытывал одновременно сто ядерных бомб или даже двести. Вдруг между такими областями возникла какая-то связь. Не в виде туннелей, конечно, во что я не верю, а в виде физической психологии. Собственно, эту мысль он и выложил. Его собеседники уныло поскребли затылки. Не понравилось им банальное объяснение, но и не возразили, не стали теребить душу командиру. Физическая психология, так физическая психология. Какая разница, лишь бы объясняла эффект туннеля.
– Мы никогда уже ничего не узнаем, – почти что с облегчением остудил горячие головы Берзалов. – Но в любом случае надо быть настороже. – «Мало ли что американцы навыдумали», хотел добавить он, но, конечно же, не добавил. – Докладывать обо всех необычных вещах. И вообще, варежку не разевать, а быть начеку, потому как мы в неизведанной области.
– А давайте спросим у мальца? – вдруг к неудовольствию Берзалова предложил Юпитин. – Он-то что-то знает, – и почему-то выразительно посмотрел на Архипова, который был реалистом до мозга костей.
– Давайте, – кисло согласился Берзалов, который всё для себя решил и уже не хотел возвращаться в разговору о всяких там коридорах, тем более, что коридор тот вместе со Скрипеем остался далеко позади.
Гаврилов, который обладал почти что звериным чутьем, уловил настроение командира и сказал:
– Погоди, лейтенант… Пока вы спали, мы рекогносцировку местности провели…
– Да?.. – неподдельно удивился Берзалов. – Почему сразу не доложили? Почему не спали, как я приказал?
– Лично я в бэтээре прикорнул.
– И я тоже, – отозвался Архипов, хотя ему, похоже, идея Юпитина очень не понравилась.
– Ну хорошо, – удовлетворился их объяснением Берзалов. – Рассказывайте.
– Да, собственно, рассказывать нечего, только… Пусть вот Архипов изложит, – кивнул Юпитин на старшего сержанта, который разве что из штанов не выскакивал от желания поведать о новых приключениях.
– Мы Кеца с собой взяли. Вернее, он с нами увязался, а когда мы его обнаружили, то отсылать поздно было, заблудится ещё. Сделали мы кружок по лесам километров десять, ничего толкового не обнаружили, кроме радиоактивных грибов, зато поняли кое-что. Кец-то наш… радиацию чует… – он заговорщически переглянулся с прапорщиком. – Мы-то с Федором Дмитриевичем по приборам шли и не всегда на них глядели. А Кец в одном месте возьми да упрись: мол, не пойду дальше, опасно, то в другом – возьми да обведи нас вокруг леска. – Я давеча хотел свернуть по мосту за речку, – объяснил Архипов, – так он мне не дал. Говорит, что место нехорошее, чумное. Хороший парень, – похвалил он то ли Кеца, то ли самого себя за догадливость.
– А вдруг он из нового поколения, которое чует радиацию? Ведь выжил же полтора года? – задал глупый вопрос неугомонный Юпитин.
– Он мне тоже нравится, – задумчиво согласился Берзалов. – Рассудительный. Я тоже никак не пойму, как он один жил. Кец! – позвал он, – бери свою чашку и дуй сюда.
Кец отделился от костра, где в обществе Сэра уминал огромный ломоть хлеба со сгущённым молоком и наливался чаем из огромной кружки, держа её полой безразмерной куртки. Бойцы его уже умыли от сажи и копоти, и теперь на Берзалова глядело детское-детское личико с очень и очень грустными глазами. Ему даже подстригли белокурые лохмы, которые торчали из-под шапки.
– Я вот почему-то думаю, – уверенно сказал Берзалов, когда Кец вполне по-дружески уселся рядом, а Сэр преданно переместился следом, не сводя глаз с куска хлеба и глотая слюну, – что у тебя был приятель?
Кец посмотрел на него очень взрослыми глазами и перестал жевать. Берзалову аж плохо сделалось. Почувствовал он, что прикоснулся к больной теме. Неизвестно, что мальчишка пережил, а здесь мы со своими дурацкими вопросами.
– Давай колись, парень, ничего не будет, – сказал Архипов.
Кец шмыгнул носом:
– Был… – сознался он и отложил кусок хлеба на пенёк.
Сэр облизнулся от уха до уха, но притронуться к хлебу не посмел.
– Я… – произнёс Кец и шмыгнул носом, – мы…
Не лез ему, видно, кусок в горло после таких вопросов. А кому полезет? – подумал Берзалов, когда ты, считай, четверть жизни прожил самостоятельно, без папы и без мамы. Я бы лично так не смог.
– Ешь, ешь и рассказывай, – велел он бодрым голосом. – Расскажешь, я тебе шоколадку дам, – пообещал он.
– Ванька… Габелый… – хлюпнул носом Кец. – Мы… мы с ним в одном доме жили.
Только сейчас Берзалов уловил его запах. Был он, как у месячного щенка – молочный и едва уловимый.