— Ваши доспехи, — говори один из его новых знакомых, — так же хороши, как и здешние. У вас медлительные лошади, но они своим весом опрокидывают наших длинноногих красавцев. Но когда дело доходит до клинков то вам, воистину, стоит поучиться у ислама.

Остальные закивали, соглашаясь. Говоривший был самым молодым из них, юнец с яркими глазами, едва отпустивший первую бородку, и пыжился он, как и полагается юнцу; но остальные, кажется, считали, что он имеет на это право. Он поднял палец, словно наставник в медресе, и продолжил свои поучения:

— Лучшие клинки приходят из Индии или из Кх'итая. У них там есть особые ремесла, секреты которых в течение долгих веков передавались от мастера к подмастерью. Некоторые говорят, что они применяют магию. Наверняка существует некая сила, при помощи которой выплавляют чудесную сталь, и потом эта сила поселяется в самой стали, наделяя клинок собственной жизнью.

— Они действительно пользуются магией при работе? — спросил Айдан.

Маска торжественности соскользнула с лица мальчишки; он усмехнулся.

— Разве я не сказал, что это секрет?

— Я слышал рассказы, — промолвил другой парень, чуть постарше, — что частью таинства является закалка меча в крови. В свежей крови, как говорят. Дескать, первое, что должен свершить клинок в этом мире — это пронзить сердце жертвы.

— Может, и так, — хмыкнул юнец. — А может, и нет. Может быть, это делают только с самыми лучшими клинками.

— Итак, — сказал Айдан, — магия. Великий клинок подобен живому созданию. У него своя гордость и свой характер; он становится частью руки, сжимающей его.

Юнец посмотрел на него с зарождающимся уважением:

— Ты понимаешь сталь.

— Я неплохо знаком с нею. Я сам сделал один или два клинка: достаточно, чтобы понять, как проявляется в них таинство.

Уважение в глазах юнца возросло, но вместе с тем появился легкий скептицизм:

— Я никогда не слышал, чтобы норманнские бароны пачкали руки ремеслом.

— Искусством, — ответил Айдан, — может заниматься даже принц.

— Ты сделал этот клинок? — спросил юнец, указывая на меч Айдана.

Айдан рассмеялся и покачал головой:

— Ты льстишь моим скудным умениям. Меч — это больше, чем все, на что я когда-либо замахивался. Даже кинжал — это почти непосильная работа для меня. — Он вынул из ножен свой кинжал и протянул его юноше. — Посмотри сам.

Юноша изучил кинжал опытным глазом истинного специалиста, от прекрасно отточенного острия до серебряной рукояти.

— Неплохое оружие. Хорошо сбалансировано; острая кромка. Никаких изъянов в нем нет.

Айдан взял из его рук кинжал и спрятал в ножны. Оценка его мастерства была ему приятна.

— Ты понимаешь сталь, — сказал он, повторив юноше его собственные слова.

Тот пожал плечами:

— Я знаю то, чему меня научили.

Кто-то объяснил:

— Исхак обучался в самой лучшей школе. Он сын оружейника.

Исхак снова пожал плечами:

— В этом нет ничего особенного. Я никогда не стану кузнецом. Аллах подшутил над нашей семьей. У меня нет дара к умению обрабатывать сталь, но я проявляю некоторый талант к ее применению в бою. Я могу оценить оружие, но не как оружейник, а как воин.

Его друзья зафыркали:

— Не слушай его. Он лучший оружейник в отряде и лучше всех может оценить клинок. Его отец — лучший кузнец в Дамаске.

С последним, по крайней мере, Исхак был согласен:

— Он унаследовал искусство от своего отца и отца своего отца, и так до первого из нашего рода, пришедшего из Индии. Его клинки — одни из самых лучших в мире.

Айдан насторожился, словно пес, напавший на горячий след. Но голос его оставался спокойным, а лицо выражало всего лишь вежливый интерес.

— Должно быть, его работы достойны только королей.

Хотя Исхак и выглядел, как элегантный юный придворный, но тем не менее питал презрение ремесленника к дивным фантазиям:

— Какой в этом смысл? Короли не валяются под ногами. Это стоит немало, верно, но если человек способен заплатить, мой отец продаст ему то, за что тот заплатит.

— Видимо, на его работу большой спрос.

— Он работает столько, сколько хочет.

Айдан кивнул и улыбнулся.

— Я хочу как-нибудь посмотреть клинки, вышедшие из его кузни.

— Это легко, — ответил Исхак. — Приходи и увидишь.

— Ах, — возразил Айдан. — Конечно… его драгоценное время… его секреты…

— Он всегда рад поговорить с человеком, который понимает сталь. Даже… — Исхак осекся.

Даже с франком. Улыбка Айдана не дрогнула.

— Быть может, я как-нибудь приду, — согласился он. — Поговорить о стали.

Исхак был в восторге.

— Тогда приходи скорее! Приходи… — Он сделал паузу, чтобы подумать. — Приходи завтра. У меня завтра свободный день. Я служу у эмира Масуда; все знают его дом. Встретимся после утренней молитвы.

Вот так легко и просто. Айдан пришел в условленное место в условленное время и обнаружил, что его уже ждут. Сегодня он решил не выглядеть франком; Исхак усмехнулся при виде благородного араба, направляющегося к нему, и обнял его, словно брата.

— Сэр франк! Из тебя получился отличный воин Веры!

Кажется, Исхак приберегал высокомерие для чужеземцев. Он схватил Айдана за руку и потащил его прочь от дома эмира, на ходу прощаясь со своими бедными товарищами, обреченными нести службу.

Исхак был старше, чем Тибо, и в нем не было ни грана застенчивости. Но все же этот смуглый, стройный и гибкий юнец, радующийся тому, что сумел сделать Айдану такой подарок, до боли напоминал погибшего мальчика. И даже занимал примерно такое же положение в мире. Нечто вроде оруженосца, юноша, упражняющийся в рыцарском деле под командованием эмира Масуда, друга и полководца султана. Он сказал, что это был дар, честь, оказанная родичу, и эмир, очевидно, не пожалел об этой сделке.

— Мой господин получил меч, а мой отец освободился от ненужного бремени. Девять поколений кузнецов, не имевших равных в мире, и вот я недостоин даже ковать лошадей.

— Ты единственный сын?

— Так захотел Аллах, — ответил Исхак без особого сожаления. — Но по воле Бога, да будет Он благословен, мой отец нашел подмастерье, обладающего талантом, которого я лишен, и он был подходящего возраста, чтобы жениться на моей младшей сестре и подарить ей сына. Дом и искусство оказались в сохранности, а я получил свободу и мог заняться тем, что назначил мне Бог. Бог, — сказал он с видом знатока, — очень велик.

— Аминь, — отозвался Айдан, в последний момент удержавшись от крестного знамения.

Исхак обскакал по кругу нищего и сверкнул зубами в сторону шлюхи, которая не то чрезвычайно поздно собиралась отправиться спать, не то слишком рано поднялась.

— Дома меня не ждут раньше полуденной проповеди. Здесь есть места, куда может пойти мужчина, если он мусульманин… — Мальчишка зыркнул глазами в сторону. — Ты любишь озорные проделки, сэр франк?

Айдан улыбнулся:

— С колыбели.

Исхак захлопал в ладоши:

— Чудесно! — Он склонил голову. — тебе нужно имя. Знаешь, на случай… если я не смогу называть тебя «сэр франк» или «Айдан». — Он произнес это имя так же странно, как выговаривала его Марджана. — Так вот, как мы будем называть тебя?

— Халид, — быстро ответил Айдан, едва ли осознав это даже после того, как уже произнес это имя.

— Халид, — повторил Исхак, примеряясь. — Друг мой Халид, я верю, что я тебе понравился.

По другому и невозможно было отнестись к этому юному чертенку, лишенному таланта к кузнечному делу. Айдан шел ради отца. Но теперь он был в восторге от сына. Даже если он не получит меча, он уже получил друга.

Была пятница, мусульманский саббат. И посему каждый истинный верующий наслаждался омовением в банях, хаммамах, бывших одним из чудес восточного мира.

Помимо имени, данного Айдану Марджаной, он получил еще одно напоминание о ней, раздеваясь перед омовением. Мусульмане блюли благопристойность: они всегда прикрывали тело от пупка до колен. И это сослужило добрую службу скрывающему свое происхождение необрезанному франку.