— Передатчик?! — удивляется ничего не понявшая старая женщина.

— Да, — подтверждает Хальбе, хотя знает, что никакого толка не добьется. — Азбука Морзе, слышали о такой?

— Ничего не понимаю...

— Конечно, конечно, — говорит лейтенант, а сам думает: «Кто этот мужчина? И кто эта Матильда? Неужели она «Кошка»? И если так. то что заставило ее стать «Кошкой»?»

Жгучее желание увидеть эту женщину, разгадать ее тайну, познакомиться с ней охватывает лейтенанта Хальбе Его все больше волнует запах ее духов.

— Господин лейтенант!

— Что у вас? — Хальбе очнулся от грез.

— Взгляните на это, — говорит полицейский и протягивает ему кусочек кварца. — Кажется, такие штуки используются в передатчике.

Лейтенант кивает.

— А вот что я нашел, — подключается второй полицейский, подавая лейтенанту листок бумаги. — Это расписка в получении арендной платы за комнату.

Хальбе поражается — уж очень большая сумма.

— Это ваша подпись? — спрашивает он старую женщину.

— Моя, месье.

Хальбе вздыхает.

— Тогда одевайте ваше пальто.

— Пальто?! А зачем?

— Я должен вас арестовать, — поясняет лейтенант.

— Арестовать?! Да что же такое я сделала?

— Мадам, вы получали за комнату вдвое больше обычного. Вы знали, чем занимается ваш съемщик, но закрывали на это глаза из-за денег. Вы — укрывательница, и вам платили за риск. У нас, немцев, утайщик — тот же вор.

— Платили за риск? — захныкала старуха. — Я не понимаю, месье, я ничего не понимаю, я не имела никакого понятия...

— Мы вам все точно объясним, мадам, — обещает ей Хальбе. А что ему еще остается?

Он встает. Его люди уводят жалобно причитающую старуху, а он смотрит на фотографию незнакомой женщины, о которой ему известно лишь то, что господин Валенти называл ее Матильдой.

Лейтенант засмотрелся на фото красавицы. Он замер и не шевелится... В его памяти долгое время сохранялась эта фотография молодой, прекрасно сложенной женщины с темными волосами, умным лицом и манящими глазами, пока в России его не сразила смертельная пуля. Ведь после провала операции радиопеленгаторное подразделение, которое он возглавлял вместе с ним, конечно, было отправлено на Восточный фронт.

Немногие посвященные в суть операции сотрудники отдела абвера в Париже решили молчать о неудаче с захватом тайного радиопередатчика в районе Триумфальной арки. Начальник абвера адмирал Канарис тоже пришел к такому же решению. Лишь некоторые сотрудники центрального аппарата ведомства закордонной разведки и контрразведки узнали об этом провале. Были предприняты все меры для того, чтобы сохранить в тайне самое главное. Что абвер создал специальное радиопеленгаторное подразделение и использовал его в Париже, чтобы доказать: утечка информации о нападении вермахта на Россию произошла из рядов СС. Ведь хитроумная и коварная шпионка «Кошка» располагала прямыми связями с эсэсовскими структурами и службой безопасности.

В Берлине и Париже отложили в сторону дела, заведенные на «Кошку». Отложили — одни с яростью и злобой, другие с огорчением, а третьи, просто пожав плечами — в зависимости от темперамента, чина или занимаемой должности. Ибо теперь не было ни малейшего шанса снова напасть на след «Кошки», а тем более поймать ее.

Севрский сервиз, сервиз из известной всему миру фарфоровой мануфактуры стал знаком злой судьбы для «Кошки».

Сервиз этот был далеко неполным, и предметы, входившие в него, выглядели сильно подержанными. И вот какая у него была история.

Незадолго до войны некто Эмиль ле Мёр, рабочий, живущий на случайные заработки, вступил в портовом городе Шербур в брак.

«Поглядите, что стало с Эмилем, этим бездельником. Как он изменился», — удивлялись все, кто знал ле Мёра прежде.

Теперь у него была порядочная жена, маленькая, но собственная квартира и упомянутый выше севрский сервиз, наследное имущество его супруги. Для Эмиля потрескавшиеся тарелки и надбитые блюдца и чашки из благородного фарфора были гласным вещественным доказательством того, что он, наконец, стал принадлежать к другому сословию — буржуазии, мелкой, но буржуазии. До сих пор он знал лишь толстый фаянс трактиров или жестяные миски исправительных заведений.

Квартира Эмиля — одна комната с кухней — расположена на одной из престижных улиц Шербура. Правда, во флигеле. В главном же строении, фасад которого выходил на улицу, жили благородные господа, такие как мадам Буффе с первого этажа, молодая, одевающаяся с утонченной роскошью писаная красавица.

Эмиль редко видел ее. Целый день он, рабочий на заправочной станции склада немецких военно-воздушных сил, торчал там. И даже если бы ему удалось ее лицезреть, вряд ли у него могли возникнуть какие-либо нескромные мысли. Слишком неравное положение было у них. Да и к тому же он ведь теперь женатый человек и не может вот так, с ходу, позволить себе вольности...

2 октября 1941 года в Шербуре завыли сирены противовоздушной обороны. Эмиль находился дома один: как заботливый муж он отправил свою супругу в деревню, где не слышно было этого отвратительного воя, и люди жили относительно спокойно, не ведая воздушных налетов.

Тревога загнала Эмиля, как и многих других, б бомбоубежище, оборудованное в подвале главного корпуса. Он забрался в угол подальше и решил прикорнуть. Приглядевшись, он обнаружил возле себя женщину и, к своему смущению и даже испугу, узнал в ней прекрасную мадам Буффе. Но самое удивительное, и она узнала его — бывшего бродягу. Более того, знатная соседка придвинулась к нему поближе, наклонилась и, бросив настороженный взгляд на окружавших, что-то прошептала. Эмиль от удивления поначалу ничего не разобрал, но потом, навострив уши, услышал:

•— Вами интересовался один господин...

— Мной?

— Да, вами, месье ле Мёр. На вас поступило заявление в Комитет освобождения...

— Куда, куда? — спросил сбитый с толку Эмиль: он не мог понять, о чем идет речь.

— В Комитет освобождения.

Недовольная складка прорезала гладкий лоб мадам Буффе. И тут Эмиль уловил угрожающую нотку в ее голосе:

— Были бы вы патриотом, вы поняли бы сразу, о чем идет речь. У этого комитета много задач. Одна из них — выявлять коллаборационистов, другими словами, французов, которые работают на немецких оккупантов — бо-шей, водятся с ними, дружат...

Конечно, в оккупированной Франции в 1941 году было еще относительно спокойно. Но это только с виду. А в задних комнатах питейных заведений в тесном кругу добрых друзей уже шло брожение умов. И дело не ограничивалось только словами. То тут, то там тайно совершались диверсионные акты, возникали жестокие драки между пронемецки настроенными французами и теми черными детьми прекрасной Марианны, которые не могли вынести позора своей родины. Эмиль не мог прикинуться дурачком: ему, мол, неизвестно, кто такой коллаборационист. Это слово он слышал довольно часто. Но оно его не волновало. Главное, он неплохо зарабатывал у немцев. Боши платили щедро. Между тем мадам Буффе продолжала:

— С этими немецкими прихвостнями после войны не будут долго церемониться: всех их повесят...

— Повесят?! Но это же жестоко, мадам! Разве я вхожу в правительство Виши? За что вешать маленьких людей, как я? Ведь я только рабочий на заправочной колонке...

— Вы работаете на бошей, — перебила его мадам Буффе. — Следовательно, помогаете врагу. Этого достаточно...

Ле Мёр не знал, как убедительно возразить элегантно одетой и пахнувшей дорогими духами мадам Буффе. Как это она дошла до этого? А может быть, она и права? Ничего удивительного в этом нет: его соседка знает, что говорят там, наверху. Ведь она — дама из высшего общества.

Замешательство Эмиля все возрастало, и он, как бы желая получить совет, спросил:

— Что же мне делать? Оставить свое место у немцев и снова стать безработным?

— Напротив, вы можете спокойно оставаться у бошей. Только держите свои глаза широко открытыми. Фиксируйте все, что происходит на складе. Мы должны знать слабые места у своего врага.