Тесный путь

Оглавление

Истории про Костика

Судьбы людские

Истории отца Валериана

Оптинские истории

Тесный путь

Ольга Рожнёва

Тесный путь

рассказы для души

Современная православная проза

Оглавление

дождливый день я шел по улице Сколько раз у тебя перехватило дыхание

Как сердцу высказать себя ?

Другому как понять тебя ?

Поймёт ли он, чем ты живёшь?

Мысль изречённая есть ложь...

Зачем же люди делятся мыслями, воспоминаниями, пережитым? И сердца бьются чаще, и души обнажаются, и льются слёзы? Как это нужно людям, чтобы их понимали... Пережитое переполняет душу и выплёскивается в порывах откровенности случайным попутчикам, в ночных исповедях, в беседах по душам. В строках, которые ложатся странными знаками на белоснежный лист и превращаются в твою жизнь.

В кладовой памяти не все воспоминания равнозначны. Какие-то почти стёрты, другие вспыхивают жаром краски стыда на щеках, проливаются слезами раскаяния или обиды, хмурят брови незабытым гневом, затаиваются в складках губ скорбями.

Г оворят, важно не то, сколько вздохов ты сделал в этой жизни, а сколько раз у тебя перехватило дыхание.

Слёзы

Дыхание перехватывает от слёз.

Ах, эти слёзы! С ними мы рождаемся и с ними уходим. А почему? Разве наша жизнь не суета сует и томление духа? Но наши горячие слёзы не согласны с этим. Они льются из сердца, и сердце болит. Оно живое и такое же горячее, как эти слёзы. И его боль и радость придают смысл бессмысленному и превращают существование в жизнь! А томление духа—в его горение! Звезда горит и сияет, и пульсирует, как наше горячее сердце. Скажи звезде, что её сияние не имеет смысла! А если наша жизнь лишь суета и томление духа, то почему эти слова говорятся с такой скорбью, с таким противоречием, с таким страстным желанием опровергнуть самих себя?

О чём я? Ах да, дыхание перехватывает от слёз. Это кто, я? Ребёнок, забившийся под кровать? Маленькая девочка. Очень худенькая. Под глазами синяки. В детстве я сильно болела и не ходила в садик. Потому что не вылезала из больницы.

Из-под кровати меня пытается достать толстая тётка в белом халате. Я просилась к маме и, видимо, надоела ей, потому что мне было убедительно сказано басом: «Твоя мама оставила тебя здесь навсегда. Она больше никогда не придёт за тобой!» До сих пор помню чувство леденящего ужаса и одиночества. За мной больше не придут. И я навсегда останусь здесь, в этой холодной палате, окна которой закрашены отчего-то в ядовито-синий цвет, на этой железной скрипучей кровати. Совсем одна. Без своего медвежонка. Без потёртого чемоданчика полного сокровищ. Без мамы.

Горе так велико, что я забиваюсь под кровать в самый угол. Закрываю глаза, я не здесь. Я спряталась. Разгневанная тётка с трудом забирается под кровать. Мне нужно ставить капельницу, а достать меня оттуда — всё равно, что поймать мышонка. Тоненькие ручонки выскальзывают из её потной пятерни. Наконец меня ухитряются схватить за длинные волосы. Так за мой светлый хвостик и вытаскивают на белый свет.

Было очень больно. Я плакала. Дальше не помню — всё стирается. Длинные больничные коридоры. Капельницы и уколы. Капельницы чаще всего ставили в ноги. Не знаю, почему. Может, руки были уже исколоты? После капельниц нош отнимались, немели.

Я не могла встать и ползала в туалет с помощью рук. Почему меня не сажали на горшок? Понятия не имею. Может, я не просилась?

Позже мама рассказывала, что я перенесла четыре операции и почти не вылезала из больниц. Мне шёл четвёртый год. Врачи говорили моим родителям, что сильно сомневаются в том, что я вообще буду жить.

Их прогноз, скорее всего, должен был оправдаться. Но мои неродные дед Ваня и его мама, моя прабабушка Ульяна, с этим прогнозом были не согласны. Прабабушка меня любила и не собиралась отпускать на тот свет, тем более что дитя было некрещёным. Разыгрался целый детектив. Как мне позднее рассказывали, дед и прабабушка выпросили меня погулять. Ходить я уже не могла. Мои спасители попросту выкрали меня из больницы, лихо перетащив через забор. (Я поминаю их в своих молитвах каждый день.)

Прабабушка сразу же понесла меня в церковь и окрестила. Смутно помню купель. Воспоминания зыбкие, на грани. Где-то рядом уже был другой мир, в который прабабка меня не отпустила. После крещения я неожиданно стала поправляться. Справка о крещении долго хранилась у меня в коробочке сокровищ, в ней значилась синими чернилами написанная цифра 3 (три рубля за крещение). Но я знала, что на самом деле ценой была моя жизнь.

Восторг

Дыхание перехватывает от восторга.

В большой комнате за диваном с плюшевыми подушками есть уголок. Там на полу тёплое старенькое одеяло, а на одеяле небольшой потёртый чемоданчик. В чемодане мои сокровища—мои первые книги. Рядом сидит потрёпанный медвежонок—друг детства. А меня там точно нет. Я совсем не в этой обычной комнате. Я в таинственном мире. Путешествую и переживаю самые удивительные приключения. Разве в реальном мире возможно за час переплыть океан и найти сокровища? Перелететь в волшебную страну? Оказаться в Изумрудном городе и подружиться с милым Дровосеком, мудрым Страшилой, храбрым Львом? Идти в волшебных туфельках по чудесной дороге вместе с верным Тотошкой навстречу приключениям? А немного позднее оказаться в «Затерянном мире»? Или рядом с пещерным мальчиком, которого выгнали из племени? Как можно из этого удивительного, яркого, сверкающего мира возвращаться в простой и обыденный, где время тянется так медленно и уныло? И не происходит ничего чудесного? Ах, книги! Сокровище и западня. Таинственный мир и уход от реальности. Где грань?

Не помню, как я научилась читать. Видимо, из унылых больничных стен и закрашенных в ядовитый цвет окон было только два выхода: в разноцветный чудесный мир книг и в серый туман уколов, капельниц и боли. Этот туман мог поглотить сознание. Спасибо книгам, которые не позволили ему это сделать.

Не помню, кто в перерывах между больницами, показал мне буквы. Мне было около четырёх лет, и в моём чемоданчике — много ярких и красочных книжек. Долгое время родители считали, что я рассматриваю картинки. Ну что возьмёшь с болезненного ребёнка? Под ногами не путается —и ладно. Пока как-то раз кто-то из них, вечно занятых и спешащих по своим взрослым делам, случайно не подсел ко мне. Меня спросили: «Леночка, деточка бедная, тихая ты наша, всё картиночки смотришь? А вот кто на этой картинке? Ты понимаешь, кто на ней изображён?»

И бедная деточка тоненьким голоском стала уверенно объяснять, кто же изображён на картинке, попутно бегло зачитывая цитаты. В семье случился переполох: «Ребёнок читает! Кто научил ребёнка читать?!» Вечером, когда вся семья была в сборе, бабушка, дедушка, мама и папа устроили расследование: кто же научил меня читать? Потихоньку вспомнили, что я изредка подходила с книжкой то к одному, то к другому и спрашивала буквы. Взрослые отвечали, и тихий ребёнок опять уединялся с Мишкой и потёртым чемоданчиком.

— Леночка, как ты научилась читать?

— Потому что это интересно.

И Леночка снисходительно к непонятливым взрослым бегло читала всё, что ей подсовывали под нос.

— Слушайте, а может, это она на память рассказывает? Ну кто-нибудь из нас

читал ей, а она запомнила?! Дайте какую-нибудь взрослую книгу! Во—энциклопедию!