Многие товарищи Канариса уже маршировали вместе с коричневыми: Фридрих-Вильгельм Хайнц, Хартмут Плаас и Манфред фон Киллингер. Даже старый противник Гитлера, Эрхардт, подумывал перейти на его сторону.

Вскоре и капитан Канарис становится на позиции национал-социализма. Этому не помешало даже то обстоятельство, что 29 сентября 1932 года он получает очередное повышение и становится командиром линкора «Силезия». Прощупав настроения своих подчиненных, Канарис очень скоро понял, что большая часть экипажа давно уже не симпатизирует республике.

# * #

Личное знакомство Канариса с некоторыми видными национал-социалистами подсказывало ему, что грядущий нацистский переворот не повергнет страну в хаос и анархию. В Гамбурге Канарис знакомится с гауляйтером НСДРП Карлом Кауфманом, одним из ведущих партийцев первого призыва, который считался прагматичным нацистом и порой даже позволял себе критиковать самого Гитлера. Кауфман рассказал офицеру о программе своей партии. Ее идеи понравились Канарису.

Итак, Канарис внутренне был готов к началу национал-социалистской эры. И поэтому когда 30 января 1933 года на борт «Силезии», которая вместе с линкором «Гессен» проводила артиллерийские и торпедные стрельбы в Кильской бухте, приходит сообщение о гитлеровском перевороте, оно встречено ликованием.

Такое же настроение царило и в большинстве городов и сел всей страны. Когда 13 февраля «Силезия» возвращается в Киль, Канарис видит перед собой совсем иную страну. По улицам, как во времена кайзера, ходят люди, одетые в униформу. Всюду лозунги, призывающие спасти отечество. Кажется, что все вокруг мыслят и говорят одинаково.

Даже первые признаки террора, первые приметы казарменного однообразия, насаждаемого в стране, не могли охладить его энтузиазм. Как и многие другие немцы, Канарис надеялся, что новое движение освободит страну от пут стерильной, мелочной демократической партийной системы и построит государство, основанное на авторитете и порядке. Принуждение и террор казались ему тем очистительным огнем, в котором погибнет старое, недолговечное, но останется все жизнеспособное.

1 ноября 1934 года его начальник, контр-адмирал Бастиан, командующий линейными кораблями, пишет такую характеристику на своего подчиненного: «Я должен подчеркнуть неустанное стремление капитана первого ранга Канариса лично выступать с докладами и знакомить свой экипаж с идеями национального движения и принципами государственного строительства нового рейха».

Тексты этих докладов не сохранились, однако их направленность нетрудно понять из тезисов, впоследствии сформулированных Канарисом: «Как офицер, перед мировой войной я, разумеется, был монархистом. Как офицер, после мировой войны я, разумеется, старался не предать свои фронтовые чаяния. И сегодня, когда все наши фронтовые чаяния нашли свое выражение в национал-социалистском государстве, я, разумеется, должен быть национал-социалистом».

ского премьер-министра Германа Геринга. Они прибыли в Киль, чтобы понаблюдать за боевыми тактическими учениями, проводившимися на море. Геринг поднялся на борт «Силезии», ставшей к тому времени флагманским кораблем.

Однако во время маневров в бурном море гитлеровскому бонзе пришлось туго — его мучили рвота и беспрестанные приступы морской болезни. Молодые же лейтенанты из экипажа не нашли ничего более умного, как подшутить над высокопоставленным гостем.

В бешенстве Геринг покинул корабль. Канарис тут же вызвал к себе шутников и устроил им разнос. Однако исправить положение ему не удалось: Геринг, вернувшись в Берлин, пожаловался командованию ВМС на недостойное поведение морских офицеров. Так что Канарису не удалось произвести благоприятное впечатление на новых властителей. Он в досаде, раздражен настолько, что скандалит со своим ближайшим начальником, контр-адмиралом Бас-тианом.

Правда, через некоторое время, поостыв, Канарис приносит формальные извинения за свое поведение. Однако Бастиан все же решает сплавить капризного командира от себя подальше. 19 сентября 1933 года он пишет, что рекомендовал бы использовать его на должностях, где требуются «цепкая наблюдательность и дипломатическое искусство». С ним соглашается командующий флотом, вице-адмирал Ферстер. Он также подчеркивает, что Канарис «по своему складу, и по моему мнению, больше подходит для военно-политической работы».

Однако в штабе ВМС не хотят и слышать о Ка-нарисе. Но если командующий флотом так уж настаивает, то Канарису найдут новую должность. И 29 сентября 1934 года он становится комендантом крепости Свинемюнде. В начале октября Канарис вместе с семьей уезжает в далекий провинциальный городок. В душе его царят досада и злоба — карьера не удалась.

* * *

Однако едва лишь он устраивается на новом месте, как получает известие, которое удивляет его. По слухам, в министерстве рейхсвера разгорается спор вокруг руководства абвером — военной контрразведкой. Шеф абвера, капитан первого ранга Конрад Патциг, вынужден уйти в отставку, и своим преемником он хотел бы видеть «капитана из Свинемюнде». Патциг заявляет: «Я назвал Канариса, потому что не знаю никого другого на флоте, кто без специальной, длительной подготовки мог бы лучше справиться с поставленными перед ним задачами».

Как потом выяснилось, за него все-таки ходатайствовал забывший ссору контр-адмирал Бастиан. Канарис спешит использовать свой последний шанс в жизни. 15 октября он предстает перед Патцигом, который рассказывает ему о напряженных отношениях, сложившихся в верхах, о том, что за влияние над абвером борются гестапо и вермахт.

Впрочем, Канарис почти не прислушивается к предостережениям своего неудачливого предшественника... Нет, пока Вильгельм Канарис думает лишь об одном: его час пробил— он может возглавить одну из самых могущественных организаций в стране. Он станет преемником Гольца, Грунера, Штибера, Николаи и других мастеров немецкого шпионажа.

С легким сердцем Канарис расстался с флотом.

Он достаточно хорошо был знаком с историей германских спецслужб, чтобы понять: теперь он входит в число тех немногих людей, которые определяют политику страны.

Германскую спецслужбу создал самый известный прусский монарх — Фридрих Великий, которого историки любили именовать «отцом шпионажа». Образцовым его помощником стал дипломат и военный, барон Бернгард Вильгельм фон дер Гольц. Следуя инструкциям Фридриха, Гольц наладил первую в истории Германии сеть тайных осведомителей. Его агенты шпионили в Берлине за иностранными посланниками, выведывали, как обстоят дела в неприятельских армиях, вскрывали дипломатическую почту и интриговали в правительственных канцеляриях зарубежных держав. Сеть тайных осведомителей стала опаснейшим секретным оружием прусского монарха.

Ей он обязан многими своими победами. Так, в 1741 году шпионка Фридриха под видом католической монахини проникла в кружок влиятельных дам в городе Бреслау и выведала, что городские власти решили переметнуться к австрийцам. Этот маневр удалось пресечь.

Шпионы всегда были готовы помочь прусской армии и монарху. «За маршалом Субизом, — усмехнулся однажды Фридрих, — всегда следует сотня поваров, а я высылаю вперед себя сотню шпионов». Правда, он же говорил, что шпионы «надобны, но уважать их не пристало». Тем не менее монарх сам вникал в подробности своих секретных операций. Сеть агентов подчинялась лично ему.

Преемники Фридриха не обладали его умом, да и шефы шпионажа были им под стать. Единая сеть осведомителей распадается. Возникают политический сыск и военная контрразведка. В их неустанной междоусобной борьбе протекает все следующее столетие.

В военном департаменте Пруссии, будущем военном министерстве, обосновалась тайная полиция. Она занималась военной разведкой, и персонал ее набирался из числа военных. При прусском премьер-министре действовала «высшая полиция». Она была создана по образцу «haute police» французского короля Людовика XIV, творца первой политической полиции в новой европейской истории: та пресекала все замыслы и действия, враждебные монарху, начиная с 1677 года.