долго и многословно излагал протест. Нападение британских боевых сил на корабль Его Величества «Дрезден» является вопиющим нарушением международного права, поскольку корабль находится на территории, пребывающей под юрисдикцией Чили, и пользуется защитой чилийского нейтралитета; судно и экипаж уже интернированы.

«Ответ капитана Луса, — не без торжественности сообщают документы британского адмиралтейства, — соответствовал традициям королевского флота и гласил, что переговоры могут идти лишь на основе полной и безоговорочной капитуляции, и никак иначе».

Канарис возражал, указывая на то, что поведение англичан противоречит всем нормам международного права, ведь, в конце концов, Чили сохраняет нейтралитет. Лус ответил на это: «Мне приказано уничтожить «Дрезден» там, где я его встречу. Другие вопросы меня не касаются, их должны решать дипломаты».

Пока обер-лейтенант с капитаном препирались, соревнуясь, кто из них лучше знает законы международного права и чтит приказы своего начальства, команда «Дрездена» открыла кингстоны и заложила взрывчатку. Канарис взглянул на часы — можно было возвращаться.

Обер-лейтенант императорского флота покинул корабль, и офицеры королевского флота, приложив руки к козырькам фуражек, попрощались с ним.

...В 11.15 два мощных взрыва потрясли «Дрезден». Через несколько секунд нос корабля ткнулся в воду, а корма круто взметнулась вверх. Сопровождаемый громким «ура» — кричали матросы, уже высадившиеся на берег, — крейсер ушел под воду. Все было кончено...

ПОБЕГ ЧЕРЕЗ КОРДИЛЬЕРЫ

Капитан Аюдеке чувствовал себя сломленным. Он, по существу, отстранился от командования и лишь безвольно выслушивал распоряжения адъютанта: раненых унести (позднее британцы доставят их в Вальпараисо), похоронить убитых, здоровых разместить в хижинах рыбаков...

Через пять дней на горизонте показались чилийские военные корабли. Крейсеры «Дзентено» и «Эсме-ральда» должны были доставить немцев на материк.

Матросы погрузились на «Эсмеральду». Аюдеке, Канарис и другие офицеры отправились в путь на «Дзентено», капитан которого и его первый помощник оказались немцами. Они снабдили своих соплеменников всем необходимым, готовы были оказать им и более серьезное содействие.

Однако и британцы следили, чтобы немцы не улизнули из Чили. Когда британский посланник в этой стране узнал, что моряков — как «потерпевших кораблекрушение» — собираются разместить на немецком пароходе «Йорк», пребывающем в гавани Вальпараисо, он немедленно оказал давление на правительство Чили. Последовал новый приказ: «Интернировать экипаж «Дрездена» на острове Квири-кина близ города Консепсьон».

десяти минутах ходьбы от бараков. Лагерь охраняли чилийские солдаты, но порядок в нем поддерживали сами немцы. Аюдеке объявил матросам: «Чилийское правительство назначило нам местом пребывания этот остров. Никто не имеет права покидать его без особого разрешения. Я вас настоятельно предостерегаю от попыток бегства: здесь выставлены чилийские караульные посты».

Капитан нашел чем занять команду: матросы прокладывали дороги, чинили крыши домов, строили кухни, налаживали снабжение острова водой. Офицеры следили за выполнением работ, а в свободное время совершали верховые прогулки по окрестностям; немецкие помещики, жившие поблизости, снабдили соотечественников верховыми лошадьми.

Порой офицеры по приглашению соплеменников посещали Консепсьон. Вечеринки и приемы в немецких поместьях помогали коротать скуку заточения. В общем, жаловаться на жизнь особенно не приходилось.

Однако Канарис изнывал от безделья. Ему опостылела здешняя жизнь. Он поступил на флот вовсе не затем, чтобы прозябать на Богом забытом острове в Тихом океане. И он решил бежать...

Правда, Аюдеке следил, чтобы никто не покидал остров, — это входило в круг его ответственности перед чилийцами и британцами. Однако Канарис убедил его, что капитан некоторое время может и не замечать отсутствия своего помощника. А поскольку немецкий посланник Эркерт тоже согласился, что «Канарису хорошо бы вернуться в Германию», Лю-деке окончательно перестал противиться побегу.

По предварительной договоренности, в начале августа он с разрешения властей на месяц отправился в Вальпараисо, чтобы разрешить с посланником некоторые служебные дела, а затем отдохнуть в доме немецкого врача. Как только Лю деке уехал, Канарис тоже отправился в путь.

* * *

В ночь на 3 августа 1915 года он тихонько вышел из дома, где жили офицеры. Путь был ему хорошо известен. Цепочка чилийских караульных постов располагалась лишь в долине. В той части острова, где возвышались скалы, их не было. Тропа привела его к высокому утесу. Во время прилива рядом с ним образовывалась бухта — достаточно большая, чтобы причалила рыбацкая лодка. За пару часов на ней можно было добраться до материка. Любой рыбак за 20 песо готов был перевезти туда кого угодно.

Рыбак, с которым договорился Канарис, уже поджидал его. Офицер прыгнул в лодку. Тихо отчалили. Метр за метром Вильгельм Канарис удалялся от сонного островка — навстречу опасностям и авантюрам.

Дальнейший маршрут был выбран заранее. Главная сложность— перебраться через заснеженные Кордильеры, естественную границу, разделявшую Чили и Аргентину. Аргентина была дружественной Германии страной, но многие попытки бегства чаще всего терпели неудачу, а их участники гибли именно в горах. И все же Канарис решил рискнуть.

Во время визитов к богатым немецким помещикам, жившим в окрестностях Консепсьона, наш герой завязал некоторые важные знакомства. Так, в винодельческом имении «Сан-Кристобаль» ему обе-гцали помочь в переправе через горы. Хозяева сдержали слово. Когда ранним утром 4 августа 1915 года Канарис прибыл в имение, все было наготове: деньги, рекомендательные письма к аргентинским друзьям, билет на поезд, следующий к границе.

В человеке, который спустя несколько часов отбыл из города в южном направлении, трудно было опознать беглого немецкого офицера Вильгельма Канариса. Внешне он ничем не отличался от местных жителей, невозмутимо восседал в вагоне поезда, мчавшегося в южночилийский город Осорно — еще один центр немецкой эмиграции. Однако Канарис знал: на острове вскоре хватятся его, и вся полиция Чили будет поднята на ноги. Так что надо было спешить...

В Осорно Канарис купил лошадь и поскакал в сторону Кордильер. Он надеялся оказаться в горах раньше, чем его настигнет погоня. Офицер избегал крупных селений и останавливался лишь на небольших постоялых дворах. Пришлось пересекать пустынные плато, миновать соленые озера. В горах его застигла снежная буря, всадник с трудом продвигался вперед, моля Бога, чтобы стихия пощадила его. Лишь через две недели, вконец измотанный, он ступил на землю Аргентины.

яния рек Лимей и Неукен. Оттуда поезд увез его в Буэнос-Айрес.

По прибытии он зашел в немецкое посольство на прием к военно-морскому атташе. Тот снабдил его паспортом на имя овдовевшего чилийского гражданина Рида Росаса, сына чилийца и англичанки. Атташе выбрал для него и корабль, который наверняка минует блокаду, установленную союзниками в Восточной Атлантике. То был нидерландский пароход «Фризия», который через несколько дней отправлялся в Амстердам и намеревался пройти вдоль берегов Бразилии, Португалии и Англии.

Капитану «Фризии» сообщили о чилийском господине, коему надо было попасть в Нидерланды, чтобы уладить вопросы наследования имущества его покойного родственника по материнской линии. Капитан не видел причин, по которым следовало бы отказать овдовевшему чилийцу в праве поехать в Амстердам. Рида Росаса взяли на борт. В конце августа «Фризия» отбыла из Буэнос-Айреса.

Рассказывают, что Канарис столь превосходно сыграл роль чилийца, так сдружился с британскими пассажирами, что офицеры контрразведки, проверявшие в Плимуте и корабль, и пассажиров, без промедления пропустили его. Биографы добавляют и такую подробность: Канарис якобы даже помогал британским контрразведчикам в качестве переводчика в разговоре с чилийцем, чей говор показался им подозрительным. Способности Канариса к языкам выручили его и на этот раз.