На этот раз в «Топ Тене» девушки, видимо, слегка испугались. По окончании номера, «адская парочка» (т. е. Леннон и я) бросилась на помощь, соскочив с эстрады. Джон разразился такой бранью, что потасовка казалась уже неизбежной.

— Не лезь не в свое дело, — сказал один из немцев вызывающим тоном, явно ища драки.

— Это моя подружка, с которой ты руки распускал, — ответил Джон злобно.

Немцы мгновенно поостыли, как только ситуация прояснилась; последовали извинения. Они приняли англичанок за туристок, желающих поразвлечься, и, больше того, добавили они, они сами являются фанатами БИТЛЗ, и им бы никогда в голову не пришло нас обижать.

После того как конфликт был улажен дипломатическим путем, официанты, ответственно отнесшиеся к своему заданию, не отходили от Син и Дот ни на шаг, словно сторожевые псы. Больше никаких проблем не возникало после этого недоразумения. А когда наши подружки возвратились восвояси, преданные фаны (то есть девушки) прекратили свой бойкот и снова вовсю улыбались нам.

Как это ни странно, мы ни разу не встретились с Бруно Кошмайдером; во время нашей недолгой отлучки в Ливерпуль, его ореол несколько потускнел. Вскоре после приезда мы, немного поколебавшись, пошли проведать «Кайзеркеллер»: он был похож на бар из города привидений. Там ничего не происходило, только несколько человек играли во флиппер у входа. Мы зашли в клуб и заметили, что число игровых автоматов заметно возросло после нашего отъезда. В войне не на жизнь, а на смерть за успех в Сент-Паули Петер Экхорн выиграл еще одно сражение.

К середине мая Стьюарт Сатклифф не мог больше выносить нашего сарказма; разрыв произошел однажды вечером, когда мы аккомпанировали Тони Шеридану. Пол, как всегда, играл для Тони на пианино и сказал что-то насчет Астрид, что, должно быть, больно задело Стью. У нас было обычным делом насмехаться над Стью и подвергать его терпение всякого рода испытаниям, но обычно он всего лишь огрызался. Хотя Стью по натуре был скорее миролюбивым, на этот раз — неизвестно что такое сказал Пол, мне этого так и не пришлось узнать, но, видимо, что-то, что его очень обидело, — он пришел в бешенство, отшвырнул гитару и, подскочив к пианино, так двинул Полу, что тот рухнул со своего табурета. Все это время Тони продолжал петь.

Пол и Стью катались по сцене, сцепившись в лютой схватке. У Тони сел голос, и он принялся хрипло выкрикивать слова своей песни.

Пол и Стью продолжали драться, колошматя друг друга что есть мочи еще минут пять; к концу песни они расцепились под аплодисменты зрителей. Те привыкли к притворным стычкам Джона с Полом во время «Деляйт шоу», но я все же сомневаюсь, что кто-нибудь мог обмануться настолько, чтобы поверить, будто эта драка была частью нашего выступления.

Буря поутихла, и Стью крикнул Полу:

— Никогда не говори больше ничего об Астрид, или я тебе башку сломаю.

— Что хочу, то и говорю! — ответил Пол.

Они продолжали переругиваться весь вечер; это было началом конца для Стью как члена БИТЛЗ. Для него настал решающий момент. Я думаю, что он отдалился от нас из-за своей любви к Астрид: она изменила его целиком, включая даже прическу; к тому же его далеко не блестящая игра на гитаре встречала со стороны Джона и Пола одну лишь критику. В конце концов Стью пришел к выводу, что ему придется оставить БИТЛЗ, вместе с достававшимися ему каждый день нахлобучками: он подумывал об этом уже довольно давно. Его связь с Астрид полностью его удовлетворяла, и он думал даже жениться на ней чуть позже. То, что она на три года старше, его не трогало: они были двумя родственными душами, двумя художниками.

Его глубокая страсть к живописи еще больше отдаляла его от нас, — он хотел продолжить учебу в Гамбурге: не имело никакого смысла играть на бас-гитаре с бандой идиотов, вечно издевавшихся над ним.

Тем не менее, наша дружба продолжалась и после пресловутой стычки с Полом, и когда последовало расставание, оно было дружеским и абсолютно свободным от всяких задних мыслей.

Разлука со Стью совпала по времени с началом нового этапа на нашем пути к славе: с появлением Берта Кемпферта и записью нашего первого диска.

Берт Кемпферт уже был известен во всем мире. Он дирижировал большим немецким эстрадно-симфоническим оркестром и сочинял к тому же песни, самая известная из которых в исполнении Фрэнка Синатры стала классикой — «Strangers In The Night». Кемпферту было тридцать, когда он стал появляться в «Топ Тене». Надо сказать, что по стилю он не совсем подходил для этого клуба. Он был музыкантом традиционного направления: за плечами у него стоял опыт работы с известными оркестрами Великобритании и Соединенных Штатов и исполнение таких стандартных вещей, как «Buy Buy Blues» и «Three O'Clock In The Morning» в стиле, весьма далеком от неистового ритма «Мерсибита», которым «Топ Тен» вибрировал до самого утра.

Как бы там ни было, Берт разыскивал таланты для немецкой студии грамзаписи «Полидор», так как параллельно занимался еще и продюсированием пластинок; для того, что он искал, подходил скорее Тони Шеридан, чем БИТЛЗ. Мы никогда не видели Берта в клубе и узнали о его присутствии только благодаря Петеру Экхорну. Впрочем, то, что мы делали, его в особый восторг не привело. Несколько лет спустя он объяснял это так:

— Было совершенно очевидно, что они очень талантливы, но никто, включая самих ребят, не знал как следует, что делать с таким талантом и к чему он приведет.

Тем не менее, было вполне естественно, что нас выбрали в аккомпаниаторы Тони, когда Берт решил пригласить его записаться на «Полидоре» в качестве соло-вокалиста. Тони ясно дал понять, что ему будет гораздо приятнее работать в студии вместе с нами, и в конце концов Берт мог уже составить о нас представление по инструментальной вещи «Cry For A Shadow», — вещице сомнительного происхождения, но все же нравившейся публике.

«Cry For A Shadow» была сделана в наш первый приезд в Гамбург, когда мы дурачились вместе с Рори Стормом. Джордж Харрисон состряпал ее практически за несколько минут, после того как к нам заскочил Рори во время одной из репетиций в «Кайзеркеллере». Он сказал нам, что очень любит песню «Шедоуз» (аккомпаниаторов Клиффа Ричарда), называвшуюся «Frightened City».

— Вы умеете ее играть? — спросил Рори. — Что-то в этом роде, — добавил он, показав несколько первых аккордов.

Джордж начал наигрывать подобие вариации на тему мелодии «Шедоуз», отчего Рори заподозрил, что он над ним смеется. Леннон тут же присоединился к игре, а я начал отстукивать ритм. В результате получилась небольшая легко запоминающаяся вещица, совсем в стиле «Шедоуз», понравившаяся нам настолько, что мы включили ее в свой репертуар. Даже название, которое мы ей дали позднее, — «Cry For A Shadow» — было чем-то вроде каламбура. Таким образом, несомненный композиторский талант Джорджа Харрисона снискал себе первые лавры. Музыка всегда была для него прежде всего, — гораздо важнее девочек и выпивки. В течение долгих часов «Деляйт шоу» Джордж всегда очень ответственно подходил к своей задаче: качество звука, качество инструментов и конечный результат его очень и очень занимали. Он всегда старался совершенствоваться. В Гамбурге он купил новый усилитель «Гибсон», который в Великобритании в то время было невозможно найти. В Ливерпуле, между двумя турне, он приобрел также американскую гитару «Гретч» (каковой демарш Леннон тут же поспешил скопировать). И ко всем этим ценным приобретениям он добавил еще вибрато- (или тремоло) переключатель. И ни разу он не попросил, чтобы мы взяли на себя часть расходов. Каждый раз Джордж тратил собственные деньги ради нашего общего успеха.

И вот теперь талант Джорджа Харрисона заинтересовал великого Берта Кемпферта, и когда тот наведывался в «Топ Тен», то часто просил исполнить «Cry For A Shadow», что нас очень забавляло. В число его любимых вещей входили также «My Bonnie» и «The Saints» в исполнении Тони Шеридана, в оригинале называвшиеся «My Bonnie Lies Over The Ocean» и «When The Saints Go Marching In», и еще — переделанная Ленноном «Ain't She Sweet».