И Алеша развернул косынку. Потом низко поклонился Вере Николаевне, как добрый молодец из сказки, и передал ей подарок царя морского. Вера Николаевна улыбнулась и сказала:

— Никогда еще не доводилось мне получать подарки от морского царя и царевны, искусных вышивальщиц. Хорошо они расшили косынку! Как живые сияют на ней звезды алые и зеленые. Я им в благодарность за это посажу два куста роз на берегу. Они ведь в своих морских садах никаких цветов не сажают. Одни водоросли. И скажут тогда царевны морские: «Хорошо живут радуганские рыбаки. Не только рыбу ловят, но и розы сажают. Ах как хочется нам на землю, где растут такие красивые розы!»

Ярошка радовался маминой шутке. Он любил, когда у нее веселое настроение. И ему сразу становилось грустно, когда она была задумчивой и молчаливой.

— Мама, повяжи косынку! — попросил Ярошка.

В косынке Вера Николаевна показалась Ярошке и Алеше еще красивее. Бабушка Анисья называла Веру Николаевну красавицей. Очень нравилось ей, что она носила толстую светлую косу вокруг головы, как носили давно-предавно русские женщины в Добрыничах. А Ярошка больше всего любил, когда мама распускала волосы прямо до полу. Она тогда превращалась в сказочную русалку. У нее-то и глаза зеленые, какие только у русалок бывают.

«Красивая у Ярошки мама», говорили все в Радугани. Зато Ярошка был самый обыкновенный: ни рыжий, ни светлый — пшеничный, так называла его бабушка Анисья. Только глаза у него были такие же, как у мамы, — большие, светло-зеленые, с длинными ресницами. Ярошка даже злился на ресницы, говорил, что они свет загораживают.

Мама понимала, почему он так говорил. Потому, что ребята называли его девчонкой за такие ресницы. «Уж лучше бы их тоже стригли в парикмахерской, как волосы стригут», — рассуждал Ярошка. Но если бы они свет загораживали, он бы не видел все раньше других. Он и сейчас раньше других увидел на море дельфинов и закричал:

— Смотрите! Смотрите! Куда это они плывут?

Над дельфинами кружили чайки, будто созвали их по радио со всех концов моря. Известно, где дельфины, там и чайки. Падают сверху на рыбу, которую гонят дельфины, выхватывают рыбину за рыбиной. От стаи оторвался один дельфин, повернул к берегу. Он плыл быстро, чуть на Большого крокодила не наскочил, но вовремя подпрыгнул, шлепнулся на воду и прокатился по дну на брюхе. Вид у дельфина был удивленный и растерянный. Не в меру, мол, я развеселился. Он попятился назад, подпрыгнул снова и, весело кувыркаясь, помчался догонять стаю. Ярошка завопил от восторга:

— Ой как смешно! Как он на пузе проехался по дну! Бегемот настоящий! Ой-ой!

Алеша и Вера Николаевна тоже посмеялись над неловким дельфином.

— Мама! — обрадованно воскликнул Ярошка. — Может, это твой дельфин? Тот, что рядом с тобой плыл?

— Кто его разберет? Я его хорошенько не разглядела. В следующий раз спрошу, он это был или нет, — пошутила Вера Николаевна. — Мне очень хочется снова с ним встретиться.

— Мама, скажи, что сильнее: когда страшно или когда интересно? — спросил вдруг Ярошка.

Вера Николаевна привыкла к неожиданным Ярошкиным вопросам и ответила, что думала.

— Для меня сильнее, когда интересно. Я бы снова хотела встретить того странного дельфина. А сначала я даже испугалась его. Кто его знает, о чем думает это громадное существо и как оно к человеку относится? Теперь-то я убедилась, что хорошо относится. Прямо по-рыцарски. Ведь он не хотел, чтобы я заплыла слишком далеко в море. Дельфин — благородный рыцарь морской!

Про рыцарей Ярошка часто слышит от мамы. Она говорит, что рыцарями называют людей смелых и благородных. Тех, кто не только сам никого не обидит зря, а и в обиду не даст слабого, защитит его. А еще нравилось Ярошкиной маме, что когда-то рыцари называли женщин прекрасными дамами, совершали для них подвиги и дарили им цветы. Правда, теперь тоже дарят прекрасным дамам цветы, но очень редко. И зря, что редко. Женщинам нужно дарить цветы. Потому что они больше всех понимают и любят Прекрасное. А цветы — это тоже Прекрасное.

Вера Николаевна часто повторяла Ярошке о рыцарях. Ей хотелось, чтобы ее сын рос рыцарем, человеком смелым и благородным. И в шутку называла его рыцарем. И Алешу тоже.

— Пора, мои рыцари, домой, — сказала Вера Николаевна, улыбаясь. — Бабушка Анисья ждет нас обедать. Пойдем, сын, еще поплаваем немного вместе.

Они поплыли. Вера Николаевна давно научила Ярошку плавать не уставая, как умела сама. Потом она попросила своих рыцарей:

— Можно, я еще одна немного поплаваю? А потом пойдем домой.

— Только не заплывай далеко, — сказал Ярошка и сел на Большого крокодила, чтобы оттуда удобней было следить за плывущей мамой. Он знал, что она поплывет к первой мели. Она плыла и вспоминала Ярошкиного отца. Когда-то они вместе заплывали и за первую и за вторую мель. Грустные глаза Веры Николаевны стали еще более грустными от этих воспоминаний. И ей даже не хотелось возвращаться, хотелось быть долго одной. Вдруг опять слева от нее вынырнул дельфин. Будто он никуда и не уплывал, караулил ее. Он опять поплыл с ней к берегу. Увидев дельфина, Алеша бросился на помощь Вере Николаевне. Вдруг она все-таки испугается? Но помощь не потребовалась. Дельфин спокойно повернул назад и исчез в море. А Вера Николаевна вернулась усталая, но радостная. Оттого, что снова увидела заботливого дельфина.

Она уплывала еще и на другой, и на третий день. И дельфин появлялся снова так же неожиданно, как и в первый раз, и плыл на своем излюбленном месте слева от нее.

На пятый день после встречи с дельфином Алеша поплыл вместе с Верой Николаевной. Было интересно, появится странный дельфин снова или нет. Он появился и вынырнул, как обычно слева, но там был незнакомый человек. Дельфин тихонько толкнул Алешу. Ступай-ка, мол, брат, направо, я привык здесь, слева плыть. Мне так больше нравится. Привычка, брат! Дельфин не сердился. Он просто хотел, чтобы уважали его привычки. Алеша не стал с ним спорить. Сделал, как просил его дельфин. И на этот раз дельфин проводил Веру Николаевну до берега. Потом поглядел очень добро на двух людей, прощаясь с ними, и уплыл. Больше он не появлялся, как бы далеко ни заплывала Вера Николаевна. Наверное, перестал беспокоиться о ней. Ведь теперь у нее есть другой рыцарь, не морской, а земной, человек. Он позаботится о ней сам, если она далеко уплывет. А может быть, этот странный дельфин ушел со стаей далеко от Радугани? Или беда случилась с ним? Кто знает. Только о нем еще долго вспоминали люди на берегу. И ждали его.

Высоко в горах над Радуганью стоят дольмены. Говорят, в древности хоронили там какие-то племена своих вождей. По другим преданиям, ставили те дольмены люди, шедшие откуда-то из Индии, с Гималайских гор, самых высоких в мире. Они поклонялись Солнцу — богу и приносили ему жертву на жертвенниках, которые и назывались дольменами. Каждый дольмен ставился так, чтобы на востоке против него в горах обязательно была глубокая седловина. И в конце марта первый луч восходящего солнца падал через седловину прямо на дольмен.

— Я никогда не видел дольменов, — сказал Ярошка.

— Я тоже не видел, — ответил Алеша. — Мне недавно Яшка-Семиряшка писал о них. Спрашивал меня: видел я дольмены или нет? Он знает от ученых, что над Радуганью где-то в горах есть дольмены. Только как добраться туда, Яшка-Семиряшка мне не писал. Я не знаю туда дороги. Что ж, будем искать дольмены, — решил Алеша.

И они пошли с Ярошкой в горы. Они шли как придется, спрашивать некого было. И когда очень устали, увидели неожиданно перед собой избу, прилепившуюся к скале.

— Может, это дольмен? — спросил Ярошка.

— Нет, — возразил Алеша. — Мне Яшка-Семиряшка писал, что дольмены из громадных камней сделаны. Древние люди обтесывали эти камни и складывали из них каменный дом, сверху камень и по бокам тоже. А эта изба из дерева. Какой же это дольмен?

Навстречу им вышел человек.

— Здравствуйте, дедушка! — закричал Ярошка.