Долгие, нудные и полные постоянного ощущения дискомфорта следующие месяцы изменений в моем быту не было. Сколько бы ни прислушивалась, с каким бы напряжением ни всматривалась в окружающую реальность, как бы ни ждала: последствия того утра знать о себе не дали. Постепенно я успокаивалась, привыкнув к ощущению тонкой цепочки у себя на шее и перестав теребить ее слишком часто. Постепенно все почти забылось.

Тем не менее, перед днем, когда мне должно было стукнуть девять, переживания вернулись. Я уснула крайне поздно, отчего проспала рассвет. Оказалось, нервы разбушевались не зря, потому что разбудил меня в последний момент тяжелый стук в парадную дверь, звук от которого с улицы донесся до меня из-за приоткрытой по новой привычке форточки в комнате.

Это было странно хотя бы с учетом того, что металлическое кольцо в форме ракнара — животного кошачьего рода на гербе графства Аймитов, висело у нас в качестве декоративного и практически не использовалось. Ведь для того, чтобы ступить на территорию нашего дома, требовалось преодолеть ворота наружные, у которых пост верно (по крайней мере, подразумевалось, что верно) соблюдал сторож. А там уж двери для принятых посетителей открывали сами, без стука, так что кольцо успело, наверное, заржаветь.

Я запаниковала. Целый год, ровно год пролетел в теориях и метаниях, и я могла сказать теперь, что готова была к этому ужасному происшествию. Гость! Это мог быть только он! Или, может, совпадение? Нет, в мире, где столько всего интересного и жуткого, вера в простые совпадения — самая глупая вещь, что только может быть.

Какой была, в длинном ночном платье, на негнущихся ногах я бросилась проверять сделанные выводы, молясь (а семья наша была далеко не религиозной, посему ни одной молитвы я не знала), чтобы они оказались ошибочными.

Внизу было шумно, дом стоял кверху дном. Я тут же услышала в ворохе чужих голосов низкий бас отца в приглушенной стенами, оттого пока невнятной для моих навостренных ушей речи. Это подтолкнуло спешить больше.

Я увидела его, еще спускаясь по лестнице. Худощавое, с хищными, немного резковатыми, но красивыми, породистыми чертами, лицо мужчины в обрамлении непозволительно для аристократа по нынешней моде, но приемлемо для мага длинной прически. Казалось, оно смотрело ровно на меня, хотя обладатель удивительно идеальной внешности стоял и, вроде бы, внимательно выслушивал моего отца.

Но я уже не смогла разобрать, что было в разговоре, хотя замерла совсем близко. Мой испуг оказался так велик, что в ту минуту буквально почудилось, будто в доме, освещенном робкими ранними лучами, потемнело. А в глазах, где совершенно черная радужка жутковато сливалась со зрачком, мне виделись золотые искры — как медленно разгорающийся огонь.

Тогда мне и моим родителям было поведано обо всем. Начиная от раскрытия мирового заговора в лице всемогущих драконов и их положения в правящей лиге, заканчивая озвучиванием причины, по которой я понадобилась «призраку».

В моем мире настоящим счастьем считается найти свою истинную пару. Ту самую, воспетую менестрелями, половинку, предназначенную богами, идеальную по природе и благословленную судьбой. Эльфы находят своих истинных по ауре, оборотни по запаху, вампиры по крови, а люди… Нам сложнее всего. Нам остается гадать по банальным чувствам, в которых, как известно, немудрено ошибиться. По этой причине у нас особо на магию не надеются и из-за такой несправедливости только у людей существуют браки по расчету, тогда как другие, долгоживущие расы, как правило, до конца разыскивают свою любовь; и считается невероятной удачей, если однажды тебя найдет такой искатель и сообщит, что ты — его пара. Мне, однако, «повезло» больше всего: меня нашел дракон.

Так мое детство закончилось. О нет, ничего сверхъестественного, неприемлемого не было предпринято. Он был вежлив (вернее, даже равнодушен), объясняя, что дает мне время повзрослеть, что будет просто навещать раз в год, чтобы поддерживать нашу связь. И ни словом не обмолвился про кулон, хотя об этом проклятом украшении я и не спрашивала. Точнее, хотела, но не смогла, потому что стоило мне в тот момент собраться открыть рот, чтобы задать ему интересующий больше всего в этой сбивающей с толку истории вопрос, как я кожей ощутила опасное предупреждение. При этом на четко очерченных губах его блуждала благожелательная полуулыбка, не особо тем не менее смягчившая жесткий, властный образ многолетнего — многовекового, многотысячелетнего? — существа, словно бы со снисходительной насмешкой забавляющегося с простыми смертными. И я, как умная и понимающая девочка, промолчала.

В общем, ничего плохого в тот день не случилось, кроме, казалось бы, совсем незначимого. Уже уходя, мужчина, представившийся как Шайкан — да, просто Шайкан, ни титула, ни фамилии (впрочем, по выражению лица графа я подозревала, что он известен папе, и личность эта отнюдь не мелкого сословия) — оставил мне еще один подарок. После легких, почти ничего не несущих в себе поздравлений мне была вручена фарфоровая кукла размером с его ладонь. Красивая. Дорогая. Бездушная, обычная. И слишком знакомая. Я заглядывалась на нее пару дней назад и просила на день рождения у родителей, но они не успели ее приобрести, потому что некто, а теперь мне было известно, кто, опередил. Стоило бы отдать должное проницательности дракона, и с недавних пор в совпадения верить причин не было. Я назвала ее Сэлли.

На старом языке символ несвободы.

В день, когда мне исполнилось десять, единственным желанием, которое я собиралась загадать, задувая свечку, было: "Лишь бы он не пришел".

Но желанию не то, что сбыться было не суждено — я даже до свечи на торте его не дошла. Вновь наступал рассвет, и едва только солнечные лучи уничтожили последние тени в углах моей комнаты, раздался отчетливый стук.

В зеркале отражалась бледная девочка со стремительно округляющимися в испуге темно-голубыми глазами и волосами, по моему капризу состриженными чуть ниже плеч. Накрученные в праздничные локоны, они казались еще короче. Меня нарядили в пышное желтое платье, украшенное по всей длине золотыми узорами, и только секунду назад я довольно улыбалась, восхищаясь тем, как очаровательно смотрелась. Теперь, увы, от улыбки не осталось ни следа, ведь какой прок от красоты, если она предназначена одному лишь ему?

Кажется, я ощутила глухой удар своего сердца, безнадежно ухнувшего вниз вместе с надеждой в пропасть, и знакомые два поворота, за которыми следовала лестница, показались мучительно короткими.

Он совсем не изменился с прошлого раза. Его взгляд обжигал пристальным вниманием, весь профиль кричал о том, что драконы, как один, хищники. При этом разговаривал с отцом он так радушно, словно и не замечал, как напряжен граф Аймит, как нервно вцепилась мама отцу в локоть.

Когда я сошла с последней ступеньки, все взгляды были на мне. Но несмотря на то, как любила я быть в центре событий, сколь бы ни льстило мне знать и слышать о том, какая красивая девочка у Аймитов, впервые одобрение именно в этом угольно-черном взгляде мне не нравилось.

— С днем рождения, миледи. — Он чуть наклонил голову в намеке на кивок (но не так, как кивают равным себе, нет), глядя на меня сверху вниз. Это было одновременно приветствием и поздравлением, тон его был неожиданно мягок и гораздо теплее, чем ровная прохлада, которую он проявлял к моим родителям.

— Спасибо, — тихо выдала я, так и не сумев улыбнуться. Мой реверанс был чересчур спешным, немного неуклюжим и определенно недостаточно глубоким для особы такой важности, как этот мужчина.

Я чувствовала перед ним настороженность и страх. И, может быть, капельку любопытства, но капельку, не больше. Просто я любила подарки, а в руках его была яркая коробка, подарочное назначение которой было несомненным.