Однако, как только Анна увидела мужа, то сразу поняла, что этому не бывать. Щеки Хендрика горели от выпитого вина, но страшная новость его отрезвила. Его глаза были безумными, а лицо выражало ярость и отчаяние.

— Ну, как она? — закричал Хендрик, совсем не думая о том, что может разбудить весь дом.

Анна приложила палец к губам и подошла поближе.

— Спит. Мы должны благодарить Всевышнего, что негодяй ее не изнасиловал.

— Эта скотина посмела прикоснуться к ней! Его надо вздернуть на первом суку! Мы с Бланкертом и другими соседями обыскали все улицы и обратились за помощью к ночной страже, мы прочесали и доки. — Голос Хендрика оборвался. — Бедная девочка! Господи! Мне страшно представить, что могло бы случиться, если бы не появился Бланкерт! — Он сжал кулаки, а на его глаза навернулись слезы раскаяния. — Я должен был привести ее домой! Я сначала так и хотел сделать, а потом попросил никуда ее не пускать. У меня была очень важная карточная игра, которую я не хотел пропускать!

Анна подошла к мужу. Хендрик прижал ее к себе и уткнулся головой в плечо. Анна вздохнула. Снова на ее долю выпала роль утешительницы.

Утром Алетта встала в шесть утра вместе со всеми. Ей и в голову не пришло, что вчерашнее происшествие может как-то изменить обычный распорядок дня, хотя именно о нем она вспомнила с содроганием, как только открыла глаза. Девочка дважды с криками просыпалась ночью, но рядом была мать, и страхи отступали. В комнате не осталось следов от ее вчерашнего купания, лишь на полу было небольшое мокрое пятно, от которого Алетта старательно отводила взгляд. Она хотела забыть о вчерашнем кошмаре и думала, что ей это удастся. Алетта не помнила, как прибежала домой. Между криком в темном проходе и холодной водой, льющейся ей на голову, не было никакой связи.

Алетта не знала, как предстанет перед близкими в совершенно новом и необычном виде, но Анна дала ей изящный чепец, прикрывавший волосы. Многие женщины и молодые девушки носили чепцы. Эта традиция уходила корнями в прошлое, хотя сейчас из Франции пришла мода завязывать волосы узлом на затылке, оставляя открытой шею, а над ушами завивать изящные локоны. Модницы отдавали предпочтение именно таким прическам. Анна всегда красиво укладывала свои волосы и не заставляла дочерей носить чепцы.

Чепец для Алетты был позаимствован из запасов Хендрика. В его мастерской стоял сундук с одеждой и различными предметами, которые он использовал для своих картин. Алетта одела чепец, расшитый ярким бисером, он оставлял открытой лишь узкую полоску волос надо лбом. Анна причесала остриженную челку мокрой расческой, и теперь в облике Алетты не было ничего необычного.

— Ну, вот! — радостно воскликнула Анна, с удовольствием глядя на стоявшую перед зеркалом дочь. — Тебе очень идет! Потом можешь пойти наверх и выбрать еще несколько чепцов. Скоро твои волосы отрастут, а пока никто не станет тебя ни о чем спрашивать, ведь в красивых чепцах ходят очень многие девушки.

Спускаясь к завтраку, Алетта думала про себя, что даже если волосы отрастут очень быстро, она больше никогда не появится на людях с непокрытой головой.

Анна предупредила всех домочадцев, и за столом все сделали вид, что во внешности Алетты нет ничего необычного. Скоро все так привыкли к ее чепцу, что, казалось, она ходит в нем всю жизнь. Несколько ночей Анна провела в комнате Алетты, но вскоре Алетта спросила, когда Сибилла вернется на свое место. Это совсем не означало, что ей не нравится общество матери, но любое отступление от привычного уклада напоминало лишний раз о случившемся. Анна это сразу поняла.

— Да, конечно, Сибилла может вернуться к тебе в комнату.

Сибилла была очень довольна. Она была младшей и ложилась спать раньше Франчески на целый час. Алетту же ей не придется так долго ждать. Девочки спали на большой кровати с пологом, и к огромной радости Сибиллы Алетта брала ее за руку и засыпала, чего раньше никогда не было.

— Алетта! — прошептала Сибилла.

— Что? — голос Алетты заглушала мягкая пуховая подушка.

— Мы будем держаться за руки во сне, это все равно что прыгать вместе на поляне или идти по улице, или кататься на коньках.

— Наверное, так. А теперь замолчи, я очень устала. — Алетта уткнулась в подушку. Она не сказала, что ей обязательно нужно держать сестру за руку. Алетту неожиданно вырвали из детства против ее воли, и она чувствовала себя очень неуютно и одиноко в мире взрослых, куда попала гораздо раньше положенного времени. Пальчики Сибиллы были ниточкой, связывавшей Алетту с радостными и беззаботными днями детства, которым уже не суждено вернуться.

Неожиданно Анна стала замечать, что беременность протекает не так, как надо. В тот день она проснулась раньше обычного и вдруг почувствовала, что ребенок совсем не шевелится. Было еще темно, но из-за отодвинутого полога кровати были, видны тлеющий угольки в камине, слабо освещавшие комнату. Хендрик крепко спал, обняв жену. Анна некоторое время лежала неподвижно, стараясь успокоиться. Она пыталась убедить себя, что ребенок не может постоянно шевелиться. И все же инстинктивно Анна чувствовала, что произошло что-то непоправимое. Она снова вспомнила, как споткнулась на лестнице. Занятая мыслями об Алетте, Анна слишком легко поверила, что не причинила вреда своему малышу. А может быть, все было гораздо серьезнее? Боже мой! Только не это!

Анна осторожно сняла руку Хендрика, который что-то побормотал во сне, но так и не проснулся. Затем она погладила руками округлившийся живот в надежде, что ее страшная догадка не подтвердится и ребенок подаст хоть какой-нибудь признак жизни, даст ей знак, что его крошечное сердечко продолжает биться вместе с сердцем матери. В течение нескольких минут, которые показались вечностью, ничего не произошло. Анна задрожала от недоброго предчувствия, но затем едва не вскрикнула от радости, почувствовав слабое шевеление. Из глаз хлынули слезы облегчения, и Анна улыбнулась своим глупым страхам. Она вдруг почувствовала такую близость со своим не родившимся сыном, как будто уже держала его на руках. Это особое чувство испытывает каждая мать в первые дни после рождения ребенка.

Внезапно тело Анны пронзила дикая боль. Она страшно закричала и села на кровати, а потом без сил упала на подушки. Разбуженный криком, вскочил Хендрик. Анна кричала, не переставая, ее крик отозвался во всем доме эхом хлопающих дверей и топотом ног. Первой прибежала Франческа, на девочке не было лица. Через открытую дверь она увидела торопливо одевавшегося отца, который никак не мог попасть рукой в рукав куртки.

— Останься с матерью и не пускай сюда младших! Сейчас сюда придет Мария, а я бегу за доктором!

Хендрик быстро выбежал из дома и стал стучать в дверь соседнего дома. Окно на верхнем этаже открылось, и показалось заспанное лицо соседа.

— Моя Анна! У нее раньше времени начались роды! Попросил свою жену побыть с ней, только скорее! — крикнул Хендрик и побежал по улице.

Анна не чувствовала ничего, кроме боли. Вокруг нее мелькали какие-то лица, слышался тихий шепот и хруст накрахмаленных передников. Во время всех предыдущих родов рядом с ней была только повивальная бабка и несколько соседок. Все знали, что рожать детей — это обычное для женщины дело, но сейчас от Анны ни на шаг не отходил врач. Его лицо как-то странно плавало в тумане, а ледяные руки обжигали измученное лихорадкой тело. Анна не могла понять слов врача, а тем более на них ответить. Душераздирающий крик заполнил все ее существо, она знала только одно: вместе с маленьким сынишкой они сейчас ведут борьбу за свою жизнь.

Когда, наконец, боль утихла, Анну охватило убаюкивающее спокойствие. Не было криков новорожденного, и она уже знала, что ее столь горячо любимое и долгожданное дитя проиграло битву за свою крохотную жизнь. И все же связь между ними не оборвалась.

— Моя любимая, — раздался изменившийся от горя голос Хендрика.

Анна открыла глаза. Муж сидел рядом с ней на краю кровати и держал за руку. На его лице было такое отчаяние, что Анне хотелось обнять его и утешить, но руки ее не слушались. Больше в комнате никого не было. Анна лежала в свежей ночной рубашке на чистых накрахмаленных простынях. Она посмотрела в угол, где раньше стояла детская кроватка. Там было пусто.