«Мама, я не знаю почему, мне еще ничего не говорят. Я ничего преступного не сделал, но меня задержали. Возможно посадят в тюрьму. Нужен адвокат. Не хочу давать показания без защитника. Если можешь, приезжай. Твой сын — подсудимый».
Мать, ничего не поняла в таком состоянии. Но услышав от сына слова «тюрьма» и «адвокат», пообещала в скором времени приехать в участок. Была на месте через четыре часа. Просила повидаться с сыном. Ей передали, что это пока невозможно: «Арестант сейчас находится в камере под строгим наблюдением. Приходите завтра». Тогда она попросила поговорить со следователем, узнать, что и как. Ей работница тихо шепнула на ухо, что сейчас не стоит, лучше нанять хорошего адвоката, преступление тяжелое. Мать вскрикнула и сказала, что сын ее не мог и мухи обидеть. «Может быть, вы и правы, — ответили ей. — Да только дело очень серьезное, стоит побеспокоиться».
Судебное заседание было назначено сразу же после новогодних праздников. Рэна так и не выпустили, хотя могли. Адвокат, которого мама наняла, за свое дело попросил достаточно крупные деньги. Ей пришлось продать несколько старинных драгоценностей, чтобы тому угодить. Об адвокате говорили, что проигранных дел у него два. А за последние десять лет и вовсе не проигрывал. Он берется даже за такие дела, в которых вовсе нет шанса выиграть. Однако даже самый сильный адвокат порой может оказаться бессильным. Рассмотрение преступления началось без опозданий. Когда судья вошел, то все встали для приветствия. Теперь Рэн внимательно смотрел на всех собравшихся и мало кого узнавал. Была мать, чье ненакрашенное лицо казалось постаревшим. Она была в боевом настроении, держалась мужественно. Он смотрел на нее и ловил себя на мысли, что годы изменили ее. Больше мать не является той женщиной, которая по вечерам читала стихи, играла на пианино, пела старинные песни. Словно иллюзия растаяла. Вспомнилось, как однажды, раздраженный ее поведением, бесцеремонно высказал все, что думалось, в лицо. Тогда мать тихо встала и подошла к нему, погладила по голове и тихо прошептала: «Ты думаешь, что я ничего не понимаю? Я знаю все и даже больше, чем должна была бы знать. Невозможно ничего скрыть. Только одно пусть будет тебе известно: делай все, чтобы украсить жизнь, а не уничтожай то прекрасное, что дано тебе». Теперь понимал, что мать вовсе не скрывала правды от него, а лишь желала внести в его жизнь радость и веселье, даже в те минуты, когда вокруг была одна печаль. Это шло от бабушки, которая теперь сильно болела и лежала, не вставая практически целыми днями. Мать ухаживала за ней все эти годы, ничего не говоря, не мешая Рэну заниматься любимым делом и строить свою личную жизнь. Он вспомнил деревню и годы войны. Перед глазами появились соседки, которые одна за другой выбегали на улицу, рыдая во всю мощь, оплакивая своих мужей, сыновей и любимых мужчин. Во время войны, в годы холода и темноты не хватало денег на гробы, и хоронили кого на досках, а кого и просто, завернув в саван. Все были сплочены единым горем, которое распространилось повсюду и вошло в каждый дом.
Теперь он видел мать совсем другой. Взгляд ее был не таким ласковым и веселым как раньше. Полуседые волосы, собранные в косичку, придавали ей особый шарм. Морщинки возле зеленых глаз. Отощавшая и, тем не менее, стройная, она немало выплакала слез за эти несколько месяцев, из-за чего было ощущение, будто на глазах появилась какая-то пелена. Она смотрела на всех собравшихся будто вскользь. Была ли в этом ее опустошенном взгляде ненависть к окружающим, ко всему человечеству? Думала ли она в эти минуты, что жизнь всегда преподносила ей неприятные сюрпризы? Задавалась ли вопросом, почему у нее всегда не складывалась жизнь или жаловалась на жестокость судьбы? Скорее нет, чем да. Но теперь, сидя без движения на стуле, смотря и следя за происходящим, она закрывала глаза и мысленно повторяла себе, что ни в коем случае нельзя сдаваться. Из собравшихся людей только ей было так больно, только в ней чувствовалась напряженность.
Рэн долго смотрел на нее. И хотя судья допрашивал обе стороны, обвинителей и защитников, звук их речи как будто был приглушен. Долетали до него обрывочные вопросы судьи и ответы допрашиваемых: «Это он виноват. Последнее время он себя странно вел. Ревновал очень сильно мою внучку», — говорила бабушка Рая. «Он и мухи никогда не обидел. А здесь целая толпа народа. Вы слепы, если не видите», — отвечала мать. «Во всем виновата церковь. Тьфу на духовенство Ваше, — кричал сосед с третьего этажа. — Он художник. Посудите сами, откуда у него возможность поджечь церковь». А подруга бабушки Раи трезвым голосом объясняла бессмыслицы: «Понимаете, она старая женщина. Мы остались дома, чтобы не ездить с ним. Ей было бы тяжело. Мы остались дома… Церковь была сожжена… Ревность… Он — художник… От гениальности до помешательства — один шаг». Многие приходили и уходили, давали показания. Но ни у кого в речи не было рассудительности. Теперь Рэн постепенно стал понимать, в чем его обвиняют, но это было бессмысленное обвинение.
Перед его глазами пронеслось видение. Звучит музыка французского композитора Жан Батиста Люлли. Почему-то он был уверен, что именно эту музыку она выберет для своей свадьбы. Двери медленно открываются, и входит невеста. Светло-розовое платье с воротником Медичи было сшито из шелка, богато украшено тонкой вышивкой и золотом. Почему именно розовый цвет? Это красный, разбавленный с белым. Два цвета в одном: тайна и победа над злыми духами, страсть и невинность, красота и радость. На ней были те самые бусы с жемчугами, которые остались ей на память от мамы. Она не раз их показывала, объясняя, что жемчуг хранит в себе космическую жизнь и является соединением огня и воды. Кольцо из слияния «непьянеющего» камня любви аметиста, «подсказывающего» топаза и белого золота. Хрустальные туфельки на тонких шпильках делали ее выше ростом, она шла грациозно. Два ангелочка держали ее длинную фату. Она смотрела прямо, улыбалась своему жениху. Лицо Гарри светилось счастьем. Кажется, он думал о том, что это чудо, которое спустилось с небес, шло прямо ему в объятия. Заслуживал ли он этого счастья, думалось ему, подобно тем многочисленным людям, которые, затаив дыхание ожидали этого момента в своей жизни. Ученые уверяют, что любовь живет три года, а всю остальную жизнь люди просто ищут в минувших чувствах себе приют. Тогда и возникает вопрос: умеют ли люди любить? И большинство скорее ответят «нет», чем «да». Но в эту минуту в церкви никто не думает, что жених и невеста будут делать расчеты о том, сколько протянет их любовь. Гарри и Гера были счастливы. Пусть даже несколько минут, до того, как церковь была подожжена. Но как и кому пришло в голову сжечь этот храм Божий и именно в этот день, оставалось загадкой.
Судья вызвал и обвиняемого для допроса. Рэн встал и посмотрел на судью. «Обещаете, что будете говорить правду и только правду?», — снова произнес судья уже который раз: видимо на суде так было принято. Рэн пообещал, что будет отвечать на все вопросы и не уклоняться от правды.
«Так вы уверяете, Гера была вашей подругой, но спустя некоторое время случайно узнали о том, что она выходит замуж за вашего друга? Какие чувства вы испытали тогда? Не думали ли о том, чтобы убить их?»
«Это мысль меня посещала раньше, когда я не сознавая того, начал ревновать их друг к другу. Мне казалось, что я был посередине. Я был очень близок и со своим другом, и со своей подругой. Это было очень сложно…»
«Только что, вы сказали, что ощущали чувство ревности и думали раньше о том, чтобы убить их. Эти ваши мысли приходили к вам единожды?»
«Нет. Я думал об этом долго. Перебирал все виды убийства. Прочел много книг о том, как искусно можно убить. Но…»
«Это он убил мою внучку! Ах ты подонок!».
«Мой сын этого не делал. Дайте ему докончить».
«Молчание. Если еще что-нибудь скажете, то заплатите штраф. Продолжайте».
«Для меня все было закончено тогда, когда узнал, что они будут вместе».
«Что вы делали в тот день?»