— Понимаешь… Всякое живое существо когда-нибудь умирает, — начал отец, с трудом подбирая нужные слова.

Как сказать ребенку о том, что еще вчера у него была собака, а теперь ее нет? Даже став взрослыми, люди не перестают бояться смерти. Не знают, что она из себя представляет.

— Смерть, как и рождение — часть человеческой жизни. Когда приходит время, крылатый юноша с погашенным факелом в руке, предстает перед умирающим и уносит его в царство мертвых. Вход туда находится на крайнем западе, за рекой Океан, омывающей землю. Такой ангел сегодня предстал и перед Тэдом…

— И она пошла за ним? — задался вопросом Эрл и, не ожидая ответа, продолжил. — А вернется?

— Оттуда еще никто не возвращался, — сказала мать.

После смерти Тэди в доме расползлось ощущение пустоты. Никто не встречал хозяев по вечерам, никто не игрался, не нянчился с Эрлом. Больше никто не лаял, когда приходили незнакомые. Ушел член семьи, и нужно было что-то предпринять, чтобы пережить скорбь. После жизнь сама заставит смириться с потерей.

Тогда Эрл впервые задумался о смысле смерти. Ему показалось, что до рождения знал ее в лицо. Будучи взрослым, он неоднократно будет задаваться вопросами о смерти: «Как выглядит Смерть? Какая она из себя?..» И попытается на него ответить по-своему: «Гермафродит… Бесполое, но в то же самое время обладающее признаками мужского и женского пола. В ней все: любовь и грусть, разум и чувства, ненависть и радость, агрессия и нежность, самозабвение и вечность. Ее нельзя понять, увидев единожды, запомнить лица. Это — юноша необычайной красоты, сын Гермеса и Афродиты, Меркурия и Венеры. Но его загубила женщина, коварная и ничтожная. Красота — привилегия лишь в чистом мире, здесь она безрассудство, лишняя роскошь. Он был красив и чист, и крылья у него были как у ангела. Он — царь и царица, мать и отец, небо и земля, стрела и цель, два Нила. Смерть — середина жизни и бесконечности. Ею ничего не начинается и не кончается. Она в нас, просто нужно понять ее, помочь найти себя».

Когда Эрл оставался дома один, то часами мог смотреть на себя в зеркало. Было интересно следить, как изо дня в день меняется. Эрл понимал, что вступает в фазу взросления. Наступало время, когда взрослые и к его мнению должны будут прислушиваться. Люди всегда думают, что благодаря физической зрелости человек сумеет справиться с определенными проблемами. Временами думал, что если захочет, то сможет пройти сквозь зеркало и легко спрыгнуть в зазеркалье. Он изучал себя и свое подобие. Называл свое изображение просто Тот. Когда он поднимал свою правую руку, то Тот показывал свою левую. Когда подмигивал левым глазом, Тот всегда закрывал правый. Тот всегда повторял движение Эрла с точностью да наоборот.

Однажды между ними состоялся диалог. Кто-то из них сказал:

— Видишь, как искажается твое лицо и тело? Ты видишь себя настоящего. Смотри внимательней: лицо, полностью обнаженное тело, ноги и руки…

— А кто из нас есть настоящий? Ты, который есть отражение или же я, отражающийся?

— Я настоящий, а ты являешься моим отражением.

— Это нечестно! Такое мог сказать и я. Ведь кроме того, что способен видеть, у меня есть чувства.

— А ты знаешь, что будет завтра с тобой?

— Для меня лишь существует данный миг. Есть только настоящее. А ты знаешь?

— Догадываюсь! — улыбнулся первый, а второй загрустил.

Тот и Эрл стояли и смотрели друг на друга. Они продолжали строить гримасы. Теперь кто-то из них точно в зеркале видел человека, которым желал быть. Понимал, что таким никогда не станет. Под конец спросили: «А что есть сама действительность?». Ответить мог лишь третий. Чтобы понять связь зеркального отображения с прообразом, должны были учитывать третьего, которого наверняка звали Вершителем. На него уповали и надеялись. Верили, что он придет и решит задачу. Но, Вершитель так и не появился. Пришлось разойтись. Теперь они знали: у Эрла или у Тота есть двойник, живущий в зазеркалье. Прощаясь, договорились, что у каждого из них будет своя собственная судьба, но умрут в один час. После же встретятся, чтобы поговорить по душам. Попытались притронуться друг к другу, но тепла не почувствовали. Расстались. На время он перестал смотреть в зеркало. По утрам, уходя в гимназию, Эрл старался приводить себя в порядок, пренебрегая своим отражением. Со временем Эрл позабыл об этой бессмыслице. Казалось, что Тота никогда и не существовало. Это, по крайней мере, его успокаивало.

Он не очень любил посещать занятия. Не мог наладить отношения со своими одноклассниками. Говорили, что он очень самодовольный и самовлюбленный. На самом деле это было не так. Просто ему не совсем хотелось общаться со сверстниками. Рядом с их гимназией находилась специальная школа. С улицы ее не было видно. Она скрывалась за деревьями. Это был отдельный дом, который внешне ничем не отличался от других. Внутри же все было в радужных тонах, прямо как в детской больнице. Эрл частенько заглядывал туда. У входа всегда стояли тюльпаны. Над ними висел плакат, на котором был нарисован цветок, растущий из-под земли и стремящийся достичь лучей солнца. Под этим цветком собирались учащиеся этой школы: один был слепой, другой в инвалидной коляске, третий был без руки. Лишь четвертый был здоровым и крепким мальчишкой. Внизу картины была надпись: «Когда цветок дорастет до Солнца, разница между людьми исчезнет».

В этой школе все дети нуждались в особом отношении. Они были разные: худые и толстые, высокие и низкие, добрые и злые. У большинства из них были ДЦП, миопатия, ампутация конечностей. Они относились к Эрлу двояко: благодарили за то, что он навещает их, но с какой-то снисходительностью. Каждый прожитый день отдалял их от мечты быть ходячими. «Ходячие люди — не то, что мы, — однажды сказал один толстяк, который еле передвигался с помощью костылей. Никчемное тело! Думаешь, душа инвалида также увечена? Я точно знаю, что нет. Время вылечит…». Ответа не ждал, потому и никто ничего не сказал. В этом доме, которого все боялись, Эрл был своим и одновременно чужим. Дети наблюдали за ним со стороны, сравнивали его с собой. Они любили его и ненавидели. Девушки кокетничали, старались изо всех сил понравиться. Мальчишки ревновали своих подруг и делали попытки обидеть Эрла, чтобы он ушел и никогда больше не возвращался.

Школу основала мама Рудольфа, близкого друга Эрла, который был старше его на три года. Тощий, высокий, с неразвитыми мышцами. Большие зеленые глаза, прямой острый нос, красивая прическа. У него была миопатия Беккера. На самом деле он мог ходить, но никто не мог его избавить от страха. Он боялся падать. Ноги не держали его тело. Рудольф курил тайком сигареты, хотя ему это было противопоказано. Мать знала, но молчала. Помнится, как однажды она позвала Эрла к себе в кабинет. Через несколько минут он был у нее. Когда зашел, то увидел икону Божьей Матери. Мать Рудольфа стояла перед образом Богородицы и молилась. Никогда раньше не видел молящуюся женщину вне церкви. Изображенная во весь рост, Богоматерь стояла одна без своего ребенка на руках. Эрл замер. Больше не сделал ни шагу. В тишине мать Рудольфа услышала дыхание и заметила тень, падающую прямо на нее. Обернулась, посмотрела на Эрла. Ничего не сказала. Слабым движением руки попросила присесть. Она улыбалась, но не совсем искренне. Было видно, что нервничает.

— Эрл, сколько тебе лет?

— Мне двенадцать исполнится летом.

После минутного молчания она налила себе в стакан холодной воды из стеклянного кувшинчика и продолжила:

— Понимаешь, мои дети не такие как ты. Бог создал человека полноценным. Все в человеке имеет свое назначение. Рудольф делает практически на 90 % то, что делает каждый человек. Но остальные 10 % делают его асоциальным… Дело не в том, что люди его не принимают, он сам их боится. Он болезненно относится к своим недостаткам. Ко всему прочему, очень серьезно относится к жизни. А это угнетает его больше. Я не способна дать ему то, чего он желает…