На столе у неё стояла бутылка французского коньяка, лежала пачка американских сигарет.

«И где только она достаёт такие вещи?» — мелькнуло у майора в голове.

Пока он читал репортаж, Эльвира стояла за его спиной, стояла так близко, что Брам чувствовал её дыхание.

Когда она наклонилась, чтобы указать ему на одну свою ошибку, грудь её коснулась его щеки. Майор обернулся, и лицо Эльвиры оказалось прямо перед ним. Он резко встал и отодвинул её в сторону.

— Какие холодные у вас глаза! — сказал он ей…

Брам запнулся за корень какого-то дерева и выругался. Лес в темноте казался сплошной чёрной стеной. Арденны, вытянувшись длинной грядой, мирно спали.

— Вот теперь вы можете написать, что побывали на передовой.

— Это, пожалуй, преувеличение.

— Однако вам лично пригодится. — Брам опасался, что его спутница почувствует то внутреннее напряжение, которое охватило его.

Но у корреспондентки был определённый интерес.

— Какова наша дальнейшая программа? — поинтересовалась она.

— Программа… А вам не кажется странным, что полковой командир ночью бродит по переднему краю с совершенно незнакомой ему девушкой?

— Совершенно незнакомая девушка — это не слишком удачное выражение. Нас с вами, господин майор, очень многое связывает.

Но майор не был настроен продолжать этот разговор.

— В охотничьем домике расположен наш штаб. Там мы сможем выпить по чашечке кофе, а потом Клювермантель отвезёт вас в Шлейден.

— А вы сами разве не поедете со мной?

— Нет.

— Жаль. Служебные обязанности не позволяют? — Голос девушки звучал беззаботно.

Майор ничего не ответил ей.

— А я мысленно уже представляю, как мы после напряжённой бессонной ночи приятно проводим время… Разве вас это не соблазняет, господин майор?

— Это вам следует выбросить из головы.

— А я-то как раз это в неё и вбила.

— Вы как-то уже намекнули на то, что мне следует считаться с вашими желаниями, — резко ответил майор. — Так вот я вас предупреждаю…

По долине прокатился грохот от разрыва тяжёлого артиллерийского снаряда.

— Вы мне угрожаете? — с насмешкой спросила корреспондентка.

— Не будьте слишком самоуверенной. На войне многое может случиться.

— Именно поэтому я и предприняла кое-какие меры предосторожности. В моём кабинете в редакции в сейфе хранится пакет с надписью вскрыть его, если со мной что-нибудь случится.

— И что же хранится в том пакете? — спросил майор.

— Видите ли, господин майор… — Эльвира улыбнулась. В лунном свете она казалась очаровательной. — Иногда, чтобы чего-то достичь в жизни, приходится прибегать к принуждению. Я застенографировала ваш ночной разговор, который вы вели тогда в отеле.

Брам почувствовал себя фехтовальщиком, у которого выбили из рук оружие.

«Вестдойче беобахтер» вряд ли рискнёт опубликовать подобный материал, однако никто не может запретить начальнику канцелярии отослать эту информацию в штаб дивизии. И тогда прощай очередное повышение по службе! А ведь я, как никогда, хочу получить бриллианты к Рыцарскому кресту с мечами и дубовыми листьями как высшую награду за храбрость. Эта редакционная пигалица может испортить мне всю жизнь: планы у неё честолюбивые. А что, если ударить её сейчас по затылку или схватить за горло и задушить?.. Здесь её никто не найдёт в такой неразберихе, когда идёт война».

— Знаете, господин майор, свой кофе в охотничьем домике вы выпьете один. Я и без вас найду дорогу домой! — бросила вдруг журналистка и, не дав майору опомниться, скрылась в темноте.

Генерал Круземарк подумал, что ему, пожалуй, не стоит сетовать на судьбу. Каждый раз, когда у него что-либо не ладилось, он обращался в отдел кадров с просьбой перевести его в другое место. Перед тем как в Нормандии всё полетело вверх тормашками, он на свой страх и риск вырвался из тогдашнего ада и, сославшись на сильно пошатнувшееся здоровье, уехал к новому месту службы в Скандинавию. С августа по октябрь он пробыл в Дании, ведя праздную и беззаботную жизнь. Когда бригадный генерал медицинской службы тщательно осмотрел Круземарка в Берлине, он нашёл его в отличной форме. Ему мог бы позавидовать двадцатилетний юноша. Датская кухня пошла генералу впрок. Затем Круземарк получил отпуск и превосходно провёл его со своими близкими.

Спустя некоторое время его вопреки собственному желанию направили на Западный фронт к Рундштедту на должность командира народно-гренадерской дивизии.

«Вот тебе и на! — подумал генерал. — Я словно предчувствовал это. Сначала на запад, а потом в Эйфель и на юг. Дальше генерал-майора там не пойдёшь. Рыцарский крест у меня уже есть, а что же ещё… Что может произойти? Удастся ли восстановить положение под Аахеном, захватить Мец или Страсбург? Вряд ли. Передо мной поставлена определённая цель: беречь личный состав… Руководящий пост, который моя супруга занимает в «Союзе национал-социалистских женщин», постепенно становится анахронизмом. Мне следует что-то придумать, чтобы она дипломатично освободилась от этой обязанности. Никогда ничего нельзя знать наперёд».

Начиналось утро, такое же, как вчера или позавчера. Тёплое, безветренное, с лёгким снежком.

Едва только генерал подумал о штабных делах, как на лице его сразу же появилось кислое выражение. Мешки под глазами набрякли больше, чем обычно. А как только он задумывался о возможном исходе войны, глаза его наливались желчью.

Зазвонил телефон.

— Господин генерал, докладываю, что из строительной роты сегодня ночью дезертировали двое уголовников. Об этом сообщил командир роты Зейдельбаст.

— Что такое? Он что, подчинён непосредственно нам?

— Никак нет, господин генерал. Эта рота подчинена майору Браму.

— А что говорит он?

— Ничего, господин генерал. Его начальник штаба, к сожалению, уже послал донесения во все инстанции.

— Вам известно, что все части, находящиеся в районе боевых действий, обязаны соблюдать высокую бдительность и строго блюсти военную тайну?

— Так точно, господин генерал!

— Это должен знать и Брам. В подобных ситуациях он обязан докладывать о случившемся непосредственно нам. Вы ему уже звонили?

— Так точно, господин генерал. Но сегодня ночью майор Брам находился на передовой и потому, возможно, ещё не знает о случившемся.

— Сообщите ему, что я приказываю ему немедленно явиться ко мне!

— Слушаюсь, господин генерал!

— А что сказано ещё в донесении этого, с позволения сказать, Зейдельбаста?

— Дезертиры застрелили одного солдата. Кроме того, соучастником этого инцидента называют ещё разжалованного обер-лейтенанта Генгенбаха.

— Генгенбаха? — Круземарк задумался. В одно мгновение в его голове промелькнули десятки фамилий офицеров, которые служили когда-то в его артиллерийском полку на Восточном фронте, но Генгенбаха он так и не вспомнил.

— Розыск объявлен?

— Да, по всем направлениям.

— О результатах донесите мне вне очереди.

Когда личный состав роты выстроился перед сараями, из канцелярии быстрыми шагами вышел обер-лейтенант Зейдельбаст. Фельдфебель подал команду «Смирно». Ротный внимательно оглядел строй солдат, которые равнодушно смотрели прямо перед собой. Он долго молчал, а затем тихо начал:

— Господа, прошло семь часов с тех пор, как Перлмозер и Цимерман дезертировали из части… — Обер-лейтенант сделал небольшую паузу и продолжал: — До сих пор ко мне никто из тех, кто знал об этом дезертирстве, не явился и не доложил об этом. Это очень странно, господа! Рядовой Бельке убит. На пост его выставлял рядовой Генгенбах. Он утверждает, что ничего не видел и не слышал. Часовые, которые стояли у склада с боеприпасами, у въезда на территорию роты и у склада с приборами, утверждают, что они тоже ничего не слышали. Даю вам время для обдумывания до двенадцати часов. Десять человек я пущу в расход, а роте наполовину уменьшу рацион. Но это только начало, господа! — И ротный снова по очереди окинул солдат взглядом, а затем бросил: — Распустите этот сброд, гауптфельдфебель!