— Нет! — ответила Дженнифер с улыбкой. — Но ты должен понять: я так мало знаю тебя. Не сердись, если я вдруг начала сомневаться, что поступаю правильно. Все, что я знаю о тебе точно, так это то, что ты любишь крепкий черный кофе, закаты и не ешь пирожных.

— Не только. Ты знаешь еще, что я люблю поджаренный бекон и яичницу на завтрак.

— Не признаешь ланча, и у тебя страсть к морским продуктам и хорошему вину, — подхватила она, усаживаясь на поданный ей стул. Внимательно посмотрев на Нормана, она добавила: — Не так уж много. Наверное, верх безрассудства выходить замуж, имея такой скромный запас сведений.

— Любовь почти всегда безрассудство, — сказал Норман, глядя ей прямо в глаза. — Когда отдаешь кому-то свое сердце, то доверяешь ему, а не здравому смыслу. Это риск. Но в этой нерасчетливости и заключена особая прелесть. Когда желание быть вместе с каким-то человеком настолько непреодолимо, что пересиливает обычную осторожность.

— Как-то жутко, — подавленно проговорила Дженни. — Я всегда избегала риска.

— Зато нас ожидает радость взаимного узнавания, — возразил он. — Мы созданы друг для друга. Посмотри в мои глаза, ты прочтешь там любовь. Загляни в свое сердце, там начертано мое имя.

Покоренная страстной силой, прозвучавшей в его словах, она благодарно поцеловала его и, вздохнув с облегчением, позволила тревоге умчаться прочь.

Дженнифер полностью отдалась счастью, засиявшему на ее лице неудержимой улыбкой. Эйфория блаженства не покидала ее все время банкета, даже когда слово взял отец, и Норман сидел, напряженно и неприязненно ожидая конца его речи.

Прежнее расположение духа вернулось к Норману только во время танцев. И Дженни приятно польстило, что он ни на минуту не желал расставаться с ней. Если она танцевала с кем-нибудь другим, то, как только музыка замолкала, он подходил к ним тактично, но настойчиво оттеснял кавалера в сторону, занимая его место и не давая им перемолвиться словом.

— Ты вызовешь пересуды, — с упреком заметила Дженни.

— Неважно, — ответил он, спровадив очередного кавалера. — Я не хочу, чтобы вокруг тебя толкались незнакомые мужчины.

Он обнял ее, и Дженни, стрельнув глазами и кокетливо склонив голову набок, сказала:

— Ты тоже незнакомый. А я разговариваю с тобой и даже обнимаюсь. — Она положила руку ему на плечо. — Реджи, — произнесла она, глядя ему в глаза. — Значит, моего мужа зовут Реджинальд. А я думала, что выхожу замуж за Нормана.

Он слегка улыбнулся.

— Ты могла оказаться и за Элмером. Я почти забыл остальные свои имена. — Он провел губами по ее щеке. — Не знаю, почему священник выбрал именно это имя, но когда он велел повторить за ним: «Я Реджинальд, беру тебя, Дженнифер», я чуть не оглянулся назад, чтобы посмотреть, не выстроилась ли за мной очередь еще каких-нибудь претендентов на твою руку.

Дженни от души рассмеялась.

— А потом на моего отца напал приступ кашля, и ты грозно посмотрел на него. Наверное, он тоже решил, что ты — не ты, а кто-нибудь другой.

— Я думаю, именно это и пришло ему на ум, — задумчиво пробормотал Норман.

— А ведь я могла бы никогда не встретить тебя, — тихо сказала она.

— И лишила бы себя возможности принять участие в увлекательном процессе. Процессе создания нашей с тобой совместной жизни. Кстати, что это с тобой происходило в церкви, Дженн? — небрежно поинтересовался он. — Обычный нервный срыв, которым страдают невесты?

— Все из-за одного твоего взгляда на меня, когда я шла к алтарю, — задумчиво проговорила Дженни. — Ты посмотрел так неприязненно, так враждебно. Мне стало страшно.

— Прости меня, — вздохнул он, подставляя губы для поцелуя. И снова прижал ее к себе. Неторопливо. Уверенно. — Я видел, что ты нервничаешь. У меня создалось впечатление, будто все висит на волоске. Я подумал даже, а не настроил ли тебя кто-нибудь против нашей свадьбы?

— А что, следовало бы? — спросила она, внутренне обмирая.

Норман пожал плечами.

— Иногда люди слишком много берут на себя, думая, что могут решать чужие судьбы, — пояснил он. — Ты опаздывала, и я начал волноваться. Когда ты появилась, то выглядела такой потерянной, такой беспомощной. Я не знаю, кто или что повлияло на твое состояние, но испытал острое желание защитить тебя от всех обид и неприятностей.

Как замечательно! Давно ее никто не защищал. Это она всегда заботилась о ком-то. Дженнифер рано начала заниматься домашним хозяйством, чтобы мать, приходившая усталой с работы, могла отдохнуть. И совсем еще девочкой она стала помогать ей в гостинице. Неплохо было бы для разнообразия почувствовать и себя под чьей-то опекой.

— Проклятье! Сюда идет Арабелла. Когда же наконец все оставят нас в покое! — нахмурился Норман. — Ну ничего. У нас впереди медовый месяц. Под синими небесами и качающимися кронами пальм. Только ты и я и…

— Тучи насекомых, — рассмеялась Дженни, хотя от его жаркого взгляда у нее екнуло сердце.

— Какие проблемы? Я защищу тебя от них своим телом, — пошутил он без тени улыбки.

— Норман! — возмутилась Белла, ухватившая конец их разговора. — Оставь при себе свой непристойный юмор.

— А что тут непристойного? — Он благоговейно поцеловал Дженни в лоб. — В любви такого понятия не существует. И насекомых, я думаю, мы действительно не заметим. Мы будем слишком заняты друг другом. Как сейчас, например. Да пусть хоть земля перестанет крутиться, я не обращу на это внимания.

— О, Норман! — Тронутая этими словами, Дженни легко провела ладонью по щеке мужа. — Ты романтик.

— Романтик? Норман?! — фыркнула Арабелла, разрушая поэтичность момента. — Что же такого романтичного сделал этот распутник?

Снисходительно простив Белле ее скептический тон, Дженни вызвала в памяти сцену свидания с Норманом. Они качались в лодке на волнах залива, загипнотизированные красотой теплой бархатно-черной ночи. Потом наступил неправдоподобно прекрасный рассвет, потрясший их как торжественная симфоническая музыка, прогремевшая между небом и морем. Они были переполнены ликующим звучанием, и он тогда впервые поцеловал ее.

— Он пригласил меня на ночную рыбалку, — простодушно объявила Дженни.

Брови Беллы поползли вверх. Она комично изобразила, будто падает в обморок и, изнемогая от беззвучного смеха, схватила Нормана за рукав.

— О боже! Норман! Ночная рыбалка! Ты не мог выдумать ничего оригинальнее?

— И еще мы сидели в дождь на скамье, под зонтом, — ничуть не смущенная ее реакцией продолжила Дженни, — и целовались. Пробуя вкус дождя на губах друг друга. И весь остальной мир не существовал для нас.

— Рыбалка! Дождь! — слабея от хохота, Белла воздела руку ко лбу. — Это о ком, Норман? О тебе? Насколько я помню, твоя романтичность проявлялась совсем по-другому. Изысканный обед, серебро и хрусталь, сервированные на столах орехового дерева, роскошно убранный розами отдельный кабинет и музыканты с повязками на глазах, игравшие…

— Закрой свой рот! Хорошо? — с наигранным гневом приказал Норман, устрашающе вращая глазами. Но в его голосе послышались и совсем не шуточные стальные нотки. — Дженнифер ценит в жизни простые и естественные вещи.

— Музыканты с завязанными глазами это, наверное, чудесно, — улыбнулась Дженни.

— Они будут приглашены в первую же ночь нашего медового месяца, — торжественно пообещал Норман.

Зажав ладонью рот, словно поперхнулась смехом, Арабелла удалилась, соблазнительно покачивая бедрами. Некоторое время Норман задумчиво смотрел ей вслед, потом обернулся к Дженнифер. Глядя на нее влюбленными глазами, он погладил ее по щеке, провел пальцами по нежной коже шеи, и его рука как бы невзначай соскользнула к пухлым холмикам, вздымавшимся под тканью платья. Дженни перестала дышать.

— Ты прекрасна, миссис Реджинальд, — пробормотал Норман, не в силах оторвать взгляд от гладкой, почти прозрачной кожи ее обнаженных плеч. — Я хочу, чтобы мы ушли, — настойчиво потребовал он. — Прямо сейчас.

Ее обдало жаром, улыбка вмиг сбежала с лица, ставшего испуганно-жалобным.