— Мам, ты украла его?

Да, украла, но не у Ульфа, а у того, кто сам похитил этот лоскут у отшельника, понимая всю его важность. Но пока я еще не хочу говорить об этом. Ты должен дать мне возможность соблюдать хронологию, иначе мы начнем перескакивать с одного на другое, и все закончится тем, что я расскажу о том, что случилось в августе, до того, как покончу с майскими событиями.

Вернувшись к себе на ферму, я первым же делом отыскала Библию, которую еще пятьдесят лет назад подарил мне отец, сделав на ней дарственную надпись своим чудесным старомодным почерком — он неизменно писал перьевой ручкой. В ней я нашла «Послание к Ефесянам», главу 6, стих 12, который теперь помню наизусть.

Итак, послушай еще раз то, что она вышила на лоскуте материи!

«…потому что моя брань — против крови и плоти, против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной…»

А вот как звучит правильный библейский вариант. Интонацией я выделю те слова, которые она вышила неправильно, а выводы ты, думаю, и сам сделаешь.

«…потому что НАША брань — НЕ против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной…»

Его жена перефразировала цитату! Она вышила на лоскуте свой собственный вариант, в котором наша брань идет против крови и плоти, а потом взяла духов злобы и поместила их не на небеса, а на землю. На землю! И что же это доказывает? Что это было послание, а вовсе не ошибка. Как могла бедная женщина добиться того, чтобы ее послание уцелело, а не было бы уничтожено после ее смерти? Она повесила его на стену — замаскировала среди других цитат, превратив в сообщение для нас, тех, кто обратит на него внимание, в послание, а не ошибку. В послание!

Мне захотелось поделиться радостью своего открытия с Крисом, и я выбежала наружу, окликая его по имени, но он не отзывался. Не зная, где его искать, я вдруг заметила красные пятна на гравии. Еще даже не присев на корточки, я уже поняла, что это кровь. Пятна были совсем свежими и еще не успели высохнуть. Испугавшись, что Крис мог пораниться, я прошла по кровавому следу до самого хлева. Капли исчезали под дверью. Взявшись за ручку, я распахнула ее и обнаружила свисающую с крюка свиную тушу. Животное было располосовано вдоль, словно раскрытая книга, и раскачивалось взад и вперед — бабочка с кровавыми крыльями из ребер. Я не закричала. Я выросла в сельской местности и видела, как забивают животных. Да, я побледнела и была потрясена, но не видом мертвого животного, а тем смыслом, который был в него вложен.

Это была угроза!

С одной стороны, я должна признать, что Хокан выполнил свою часть нашего уговора. Взамен на право использования нашей земли я попросила его прислать нам свинину. Так что с этой точки зрения все было правильно. Но я-то рассчитывала получить колбасы и окорока, а не целую свинью. Да, сделка получилась выгодной, потому что в туше было много мяса, но к чему привозить ее именно в то время, когда я разговаривала с отшельником? Разве не кажется тебе странным подобное совпадение? Обрати внимание на последовательность событий — она имеет решающее значение.

Первое. Хокану звонит женщина из кафе и докладывает о том, что я разговаривала с его дочерью.

Второе. Он видит, как я навещаю отшельника в поле, и наверняка связывает этот визит с тем, что рассказала мне Миа.

И что же он делает дальше?

Третье. Он берет тушу только что забитой свиньи — или забивает ее сам, потому что с нее до сих пор капает кровь, — и приезжает на нашу ферму. Оставляет кровавый след на подъездной аллее и подвешивает свинью на крюк, но не для того, чтобы выполнить уговор, а с целью предостеречь меня, чтобы я не задавала ненужных вопросов и не лезла не в свое дело.

Следует заметить, что Крис утверждает, будто инцидент с забитой свиньей случился вовсе не тогда, когда я вернулась домой после посещения отшельника, а совсем в другой день, и что я мысленно связала два отдельных события, объединив, соответственно, и воспоминания о них. Он хочет запутать меня и сбить с толку, не дав уловить связь, потому что последовательность событий сама по себе тоже является уликой.

Но угроза Хокана возымела совершенно противоположный эффект. Она лишь укрепила меня в решимости во что бы то ни стало выяснить, что здесь происходит. Я была уверена, что Миа хочет поговорить со мной, хотя и не знала, о чем, даже представить себе не могла. Но мне обязательно нужно было увидеться с нею вновь, и чем скорее, тем лучше. Я с нетерпением ждала такой возможности, но вышло так, что Миа сама нашла меня.

К страничке ее дневника скрепкой был прикреплен флаер — отрывной листок с приглашением на сельский праздник с танцами. Мать протянула его мне.

Подобные вечеринки раз в месяц устраивались в сельском амбаре, который находился недалеко от нас, переоборудованном в нечто вроде клуба или городской ратуши. Они рассчитаны на мужчин и женщин определенного возраста, которых совершенно не интересует последний писк моды и гламура. Билеты, кстати, стоят достаточно дорого, сто пятьдесят крон на человека, то есть примерно пятнадцать фунтов. Поскольку ферма наша располагалась совсем рядом и звуки музыки были очень хорошо слышны, в качестве компенсации нам предложили их бесплатно. Мы с Крисом решили сходить туда. После фиаско на пикнике мы начали скучать по шумной жизни города. Друзьями нам пока обзавестись не удалось. Никаких приглашений после пикника я не получала. Позвонить мне было решительно некому. Но была и еще одна причина, по которой мы с Крисом решили сходить на танцы. Еще до отъезда в Швецию на протяжении нескольких лет мы не поддерживали интимных отношений.

Я старательно сохранял каменное выражение лица, чем выдал себя столь же безоговорочно, как если бы открыл рот от изумления. И дело было вовсе не в сексе, а в ошеломляющей искренности матери. А я не мог ответить ей тем же, во всяком случае прямо сейчас. Не располагая нужными сведениями, мать решила, что я по-юношески смущен ее откровенностью.

Я понимаю, что тебе неловко это слышать, но для того, чтобы понять и оценить то, что произошло в Швеции, ты должен знать мельчайшие подробности, даже неприятные. В особенности неприятные. После постигшего нас финансового краха я потеряла интерес к сексу. Ведь для того, чтобы заниматься им, нужно иметь хорошее настроение и радоваться не только друг другу, но и жизни в целом. Многие пары пытаются поддерживать интимные отношения на протяжении всего брака. Нам с Крисом в этом смысле повезло. Он был привлекательным темноволосым британцем, ненавидевшим власти, а я — симпатичной шведкой-блондинкой, которая еще никогда не встречала кого-то со столь радикальными взглядами. Мы оба были потерянными душами, обретшими дом и покой в объятиях друг друга. Наш секс стал праздничным подтверждением того, что мы объединились в команду, выступив вдвоем против остального мира. И пока мы вместе, нам не нужен больше никто.

Все рухнуло после того, как мы купили эти квартиры. Крис полностью доверял мне. Он всю жизнь работал не покладая рук и теперь хотел выйти на покой. Он готов был довольствоваться малым и начал больше времени проводить на рыбалке, долгими часами планировал, как мы будем ездить в отпуск за границу, или читал путеводители, рассчитывая посетить места, где мы прежде никогда не бывали. Он никогда не имел дела с банками или агентами по продаже недвижимости, с радостью передоверив принятие решений мне. Когда рынок обрушился, он сник совершенно, беспомощно глядя на меня, пока я пыталась сохранить хотя бы часть наших сбережений. Мы перестали быть командой. Я осталась одна. Он тоже был один. Я начала ложиться в постель пораньше, чтобы просыпаться с первыми лучами солнца. А он поздно ложился и поздно вставал. Мы перестали идти в ногу. И наш переезд в Швецию был отчасти вызван стремлением вернуть прежний ритм, дружбу и страсть, вновь обрести радость секса, словно он был археологическим сокровищем, похороненным под грузом пыли и обломков четырех последних ужасных лет.