— Ты можешь ответить ему. Или открыть сумочку.

Не обращая более внимания на телефон, я положил руку на сумку и нажал, чтобы освободить защелку. Кожа скрипнула, когда я поднял клапан и заглянул внутрь.

Мать сунула в нее руку и вынула оттуда маленькое зеркальце, показав мне мое же отражение, словно оно и было первой уликой. Я выглядел усталым, но мать нашла этому другое объяснение.

Я же вижу, ты меня боишься. Твое лицо знакомо мне куда лучше собственного, и, если ты склонен считать мои слова глупым и сентиментальным преувеличением, вспомни, сколько раз я утирала тебе слезы или смотрела, как ты улыбаешься. Даниэль, за все эти годы ты никогда не смотрел на меня так, как сейчас…

Взгляни и убедись!

Но я не должна расстраиваться. В этом нет твоей вины. Против меня сфабриковали обвинения, но не в том, что я совершила преступление, а в том, что сошла с ума. Инстинкт подсказывает тебе, что ты обязан встать на сторону отца. Нет смысла отрицать очевидное, мы должны быть честны друг с другом. Я уже несколько раз подмечала, как ты с испугом смотришь на меня. Мои враги утверждают, что я представляю опасность для себя и окружающих, даже для тебя, сын мой. Это доказывает, насколько они беспринципны и нечистоплотны, если готовы злонамеренно разрушить самые дорогие отношения в моей жизни, готовы пойти на все, чтобы остановить меня.

Позволь мне мимоходом напомнить тебе, что обвинения в умственной неполноценности — испытанный и проверенный временем способ, позволяющий заткнуть рот женщине и дискредитировать ее, если она осмеливается бороться с насилием и издевательствами и восстает против признанных авторитетов. Вместе с тем, я понимаю, что мой внешний вид внушает тревогу. Руки у меня неухожены, одежда обтрепалась, ногти обломаны, а изо рта дурно пахнет. Всю жизнь я стремилась выглядеть презентабельно, а сегодня в аэропорту ты окинул меня взглядом с ног до головы и подумал: «Она больна!»

Неправда. Я мыслю так ясно, как никогда раньше.

Временами мой голос может показаться тебе необычным. Ты даже можешь решить, что я сама на себя не похожа. Но ты не можешь ожидать, что я буду говорить с привычной беззаботностью, ведь если мне не удастся убедить тебя, последствия могут оказаться катастрофическими. Не вправе ты и требовать, чтобы я сразу же перешла к самым шокирующим обстоятельствам и в двух словах рассказала о том, что происходит. Если я попытаюсь хотя бы вкратце обрисовать тебе общую картину, ты ничего не поймешь и лишь окончательно запутаешься. Ты начнешь качать головой и выразительно закатывать глаза. Так что одним резюме обойтись не удастся. Услышав слова «убийство» и «преступный сговор», ты мне не поверишь. Вместо этого я намерена изложить тебе все детали, одну за другой. Ты должен сам увидеть, как из отдельных кусочков складывается мозаика. Не имея перед собой цельной картины, ты наверняка сочтешь меня помешанной. Не спорь, так и будет. Ты отвезешь меня в какую-нибудь психиатрическую лечебницу в каком-нибудь Богом забытом уголке Лондона и сообщишь врачам, что у меня не все дома. И тогда, словно я — преступница, которая совершила ужасные вещи, они посадят меня под замок и будут держать там до тех пор, пока отчаянное желание вырваться на свободу не заставит меня согласиться с тем, что все, что я собираюсь рассказать тебе сейчас, — ложь. Помня о власти, которую ты имеешь надо мной, я должна бояться тебя. Посмотри на меня, Даниэль, посмотри! Мне действительно страшно.

Она говорила и говорила, торопясь и захлебываясь словами. Мысли и образы, теснившиеся у матери в голове, хлынули наружу бурным потоком, быстрым и стремительным, но по-прежнему управляемым. Мама оказалась права: она была сама на себя не похожа, и голос ее звучал на повышенных нотах, резкий и непривычный, но по-прежнему завораживающий и убедительный. Казалось, она обвиняет, выносит приговор и поверяет мне свои самые сокровенные тайны одновременно. В аэропорту и по пути домой мать разговаривала со мной совершенно по-другому. А вот такой я никогда прежде ее не видел — энергия буквально переполняла ее, и она задыхалась от избытка чувств. Это был не рассказ, а театральное представление. Неужели мать действительно боится меня? Во всяком случае, руки ее и впрямь дрожали, когда она положила зеркальце на стол, а не обратно в сумочку. Очевидно, это был знак, что она будет вынимать ее содержимое вещь за вещью. Признаюсь откровенно, если раньше я просто не успел испугаться, то теперь мне стало страшно. Пожалуй, в глубине души я все-таки надеялся, что вся эта история разрешится как-нибудь сама собой, в этой самой комнате, и нам не придется впутывать в нее ни врачей, ни детективов — наступит благополучный конец, произойдет мягкая посадка, и жизнь наша легко и просто вернется в прежнее русло. Однако же в поведении матери сквозило такое возбуждение, что мне стало понятно: либо она и в самом деле очень больна, либо же в Швеции действительно произошло нечто ужасное, с чем она не смогла справиться в одиночку.

Очень многое зависит от того, поверишь ли ты мне, и я понимаю, что эта ноша может оказаться для тебя непосильной. Признаюсь, учитывая, сколь высоки ставки, соблазн злоупотребить нашими отношениями и сыграть на твоих чувствах очень велик. Но я постараюсь не поддаться ему, потому что мой рассказ должен твердо стоять на собственных ногах, опираясь на непреложные факты, а не на твою любовь ко мне. Вот почему ты должен видеть во мне не свою мать, а Тильду, обвинителя…

Не расстраивайся! Постарайся сохранить объективность. Именно в этом сегодня и заключается твой сыновний долг.

Вскоре ты начнешь спрашивать себя, как мог Крис, добрый и мягкий мужчина, который был тебе таким славным отцом, оказаться в центре столь серьезных обвинений? Подумай вот о чем. Он слаб духом, и этим могут воспользоваться другие, чтобы манипулировать им. Он предпочитает компромисс конфликту. Он легко сдается и отступает. Ему можно силой навязать чужое мнение. И, подобно всем нам, у него есть свои побудительные мотивы и стремления. Я полагаю, что есть человек, который ввел его в заблуждение и манипулировал его сознанием. И этот человек — злодей и преступник.

Мой отец мог распознать любое растение и цветок, он никогда не повышал голоса, ему нравилось бродить по лесу, и мне нелегко было представить его виновным в совершении тяжких преступлений. Мать совершенно точно уловила мои колебания и отреагировала на них с потрясающей восприимчивостью.

Тебе не нравится это слово?

Злодей.

Оно кажется тебе фальшивым и ненастоящим?

Но ведь злодеи существуют на самом деле. Они живут среди нас. Их можно встретить на любой улице, в любой общине, в любом доме — и на любой ферме.

Кто такой злодей? Это человек, который не остановится ни перед чем в погоне за своими желаниями. И я не могу найти более подходящего слова для описания того человека, которого имею в виду.

В этой сумочке лежат улики, которые я собрала этим летом. На самом деле их больше, но это все, что мне удалось в такой спешке тайком вывезти из Швеции. Пожалуй, будет лучше, если мы рассмотрим каждую в хронологическом порядке, а начнем вот с этой…

Из переднего кармашка сумочки мать достала органайзер с переплетом из черной кожи. Такие были в моде лет двадцать назад. В нем оказались какие-то бумаги, фотографии и вырезки из газет.

Поначалу я намеревалась лишь записывать в него свои мысли, но со временем он превратился в самую важную покупку, которую я совершила. Если ты перелистаешь его, то обратишь внимание, что по мере того, как шли месяцы, я стала делать в нем все больше и больше записей. Взгляни на страницы в апреле, когда я только приехала на ферму. Ты увидишь там лишь отрывочные и редкие заметки. И сравни их с июлем, когда я исписала их все, до последней строчки. Эта книга помогла мне разобраться в том, что происходит вокруг. Она стала моим спутником и напарником в расследовании. Что бы там ни говорили другие, здесь изложены факты, собранные или в момент совершения событий, или несколькими часами позже. Если существует возможность проанализировать старение чернил, то криминалистическая экспертиза подтвердит мою правоту.