— А что ее здесь удерживает? Муж мертв. Расследование исчезновения дочери зашло в тупик. Куда ни повернешься — все напоминает о постигшей ее трагедии. Зачем ей оставаться в Санта-Барбаре?

— Лорен все время носилась с мыслью о том, что Лесли каким-то чудом осталась жива. Мне казалось, что она никогда не уехала бы из своего дома, поскольку надеялась и верила, что однажды ее дочь вернется.

— Прошло четыре года, — возразил Мендес. — Возможно, Лоутон устала надеяться. Вы говорили, что случившееся имело для нее ужасные последствия. К тому же у нее есть младшая дочь, о которой нужно заботиться. Они переехали в Оук-Кнолл, чтобы быть подальше от плохих воспоминаний и начать все заново. Друзья предложили им поселиться в своем доме…

— Она этим жила, — сказала Таннер. — День за днем только тем и занималась, что искала свою дочь. Два года она чуть ли не ежедневно наведывалась в офис. Потом Лорен Лоутон появлялась у нас не реже одного раза в месяц. Она донимала прессу до тех пор, пока газетчики в очередной раз не помещали на своих страницах статью, посвященную Лесли, или брала штурмом радио и телевизионные станции ради того, чтобы те взяли у нее интервью. К сожалению, эти годы превратили ее из обеспокоенной, несчастной матери в злобную, психически неуравновешенную суку. Извините за прямоту.

Хорошо одетая женщина за соседним столиком охнула и, развернувшись на своем стуле спиной к ним, нахохлилась, став похожей на взъерошенную курицу.

Детектив Таннер посмотрела в ее сторону и заявила:

— Мэм! Если вам не нравится то, что я говорю, перестаньте подслушивать. В противном случае я буду здесь сидеть и повторять «сука, сука, сука» до тех пор, пока вы не встанете и не уйдете отсюда.

Мендес смущенно прикрыл рукой лицо. Таннер вновь повернулась к нему с таким видом, будто ничего особенного не произошло.

— Подождите, — направив на Мендеса вилку, заявила она, — пообщаетесь с ней подольше — и будете называть ее так же, особо не задумываясь.

«Даже если проживу тысячу лет, не стану», — подумал детектив.

Его мать всыпала бы ему по первое число, если бы он хотя бы мысленно произнес ругательство. Выругайся он вслух, его мама встанет из могилы, чтобы задать сыну трепки.

— Хотела бы я посмотреть, как вы отреагируете, когда она начнет оскорбительно отзываться по поводу ваших умственных способностей и честности, — хмыкнула Таннер. — За ней не заржавеет.

— Сегодня она показалась мне ужасно встревоженной. Представьте себе: вы переезжаете в другой город, подальше от призраков прошлого, а этот парень появляется как черт из табакерки.

— Вы его сами видели?

— Я его не знаю.

Нанизав на вилку большой кусок крабового пирога, Таннер другой рукой открыла одну из принесенных с собой папок.

— Тот еще придурок, — сказала женщина-детектив и подвинула к собеседнику фотографию Балленкоа. — Ему следовало бы сыграть Иуду в одном из фильмов о жизни Иисуса Христа.

Мендес взглянул на фотографию. У Балленкоа было длинное узкое лицо и большие темные глаза, угрюмо смотревшие из-под косматых бровей. Черные волосы опускались до плеч. Аккуратно подстриженные усы и козлиная бороденка. В глазах мужчины затаилась тьма. Глаза психопата. Акульи глаза.

— Сейчас ему тридцать восемь лет. Рост — шесть футов три дюйма. Вес — семьдесят пять фунтов. Худющий, словно штепсельная вилка.

Рост самого Мендеса равнялся пяти футам и одиннадцати дюймам. Единственное, что у него и Роланда Балленкоа было общим во внешности, это темные волосы и усы. И как Лорен Лоутон могла по ошибке принять его за Балленкоа в проходе супермаркета «Павильон»?

— Вы считаете, что у нее проблемы с психикой?

Таннер пожала плечами.

— Кто ее может осуждать, даже если и так? Пока Балленкоа жил в Санта-Барбаре, она жаловалась на то, что он следит за ней, но доказательств у женщины не было никаких… Ни записанного телефонного звонка, ни отпечатка пальца… Ничего.

— Она хотела упечь его за решетку.

— Очень хотела. Однажды Лорен предложила мне состряпать доказательства, чтобы засадить Балленкоа за решетку, а там хорошенько надавить и вырвать у него признание. Но это все равно ничего не дало бы. Балленкоа тот еще хмырь. Он не расколется, даже если от этого будет зависеть жизнь его матери.

— На нем что-нибудь есть? — спросил Мендес.

Покопавшись в папке, женщина выудила из нее нужные страницы.

— У него приводы за подглядывание, взломы и проникновения, совершенные в Сан-Диего. Он воровал грязное женское белье из корзин в прачечных. В свое время ему хорошенько за это накостыляли. Короче говоря, он больной извращенец. Даже если Балленкоа и не похищал Лесли Лоутон, рано или поздно он все равно кого-нибудь похитит. Лучше всего было бы выстрелить ему в голову и послать счет за пулю его семье.

— Если все было бы так просто, — хмыкнул Мендес. — Я поймал серийного убийцу… помешанного на садизме сексуального маньяка… Он получил двадцать пять лет за покушение на убийство и похищение. Окружной прокурор позволил ему обжаловать свой приговор.

— А-а-а… Тот дантист, — оживилась Таннер. — Я читала о его деле. Что за хреновина получилась?

— Не удалось привязать его к убийствам, — начал объяснять Мендес. — Никаких вещественных улик, кроме ожерелья, которое могло принадлежать или не принадлежать одной из жертв. Я уверен, что он убил по меньшей мере трех женщин, а одну превратил в слепую и глухую калеку. А мы не смогли предъявить ему обвинение в убийстве, хотя, если он не виноват, зачем, спрашивается, пытался похитить и убить женщину, нашедшую ожерелье?

— Я не понимаю, почему надо смягчать срок за покушение на убийство, — покачав головой, сказала Таннер. — Неужели так уж нужно проявлять снисхождение за то, что убийца не закончил свое черное дело? Жертва обязательно должна умереть или как? Помните дело Лоренса Синглтона? Он похитил и изнасиловал девочку-подростка, а затем отрубил ей руки топором и оставил умирать в сточной канаве вдалеке от Модесто. Ему дали четырнадцать лет, а через восемь выпустили на свободу. Просто чудо, что девочка осталась жива. Синглтону должны были дать пожизненный, а вместо этого он теперь на свободе. Рано или поздно он снова примется за старое.

— Нам повезло, что Крейн сел на четверть века, — сказал Мендес. — До этого у мужика не было приводов. Со стороны он казался вполне нормальным, даже образцовым гражданином. Женат. Есть ребенок. Мы оба понимаем, что он пробудет в тюрьме не дольше половины срока. Его обязательно выпустят за примерное поведение.

— Господи! Вот почему некоторые животные поедают свое потомство. Если бы его мать вовремя увидела в нем это…

Закончив ужин, Таннер заказала десерт и кофе.

— Вам что, в полиции недоплачивают? — поинтересовался Мендес. — Вы плохо питаетесь?

Таннер уставилась собеседнику прямо в глаза.

— Что? Я всегда люблю сытно поесть. Возможно, у нас сегодня выпадет горячий вечерок и я до завтрашнего дня не смогу перекусить. А что такое? Мендес!

— Ничего… Просто так подумал… Вспомнилось, как едят дикие животные…

— Не похожа на настоящую леди? — явно наслаждаясь назревающей ссорой, хмыкнула Таннер.

— Я этого не говорил.

— Но подумали.

Мендес промолчал.

Таннер рассмеялась. В зеленых глазах заплясали злые огоньки.

— А что стряслось с мистером Лоутоном? — спросил мужчина, когда принесли кофе.

— Авария на дороге. Неосторожное вождение. Он на большой скорости перелетел через перила моста в каньоне Коул-Спринг.

— Господи!

Этот мост тянулся над ужасно глубоким каньоном, никак не меньше тысячи двухсот футов глубиной, на дороге из Санта-Барбары в долину Санта-Инес. Головокружительная высота. Люди часто совершали здесь самоубийство.

— Машина сплющилась в лепешку, — продолжала детектив Таннер. — Он мчался со скоростью восемьдесят миль в час, если не больше… По моему скромному мнению, это не случайная авария.

— Думаете, он себя убил?

— Да. Он больше не мог жить с чувством вины. Лорен жила тем, что не давала забыть окружающим об исчезновении Лесли, она находила утешение в борьбе, а вот Ланс разваливался на части. Он не мог с этим жить.