- Говори, Забродов, по делу, - прервал Раковский своего подручного по лихим, разбойным делам.

- Вашескобродие, тут цыгане объявились. Поют и пляшут они в сотне генерала Маркова. Пьют офицеры второй день беспробудно, стреляют по воздуху, не приведи господь. Это все поручик Канышев, который племянник самого генерала Маркова.

- Сергея Леонидовича Маркова? Да вы, что урядник, раньше то не говорили мне об этом... Знавал я его прежде генерала на Австрийском фронте в 1915. Крепкий мужик был, основатель Добровольческой армии, погиб во 2-м Кубанском походе в прошлом годе, - атаман сняв с себя папаху перекрестился и глубоко вздохнул. Прошла почти минута, пока Раковский что-то перебрав в памяти вернулся в день обетованный и строго посмотрел на Забродова, ожидая пояснений.

- Так вот эти цыгане, Вашескобродие, продадут нас красным, - бывший жандармский урядник с дикостью посмотрел на атамана и вытянувшись, громко прокричал: - Разрешите, Вашескобродие, шашками цыган, да в болота?

Атаман на секунду задумался, вглядываясь в глаза полковника Рохлина, который не проронил ни слова, а остекленевшим взглядом смотрел куда-то поверх желтых берез на пролетавший вдалеке журавлиный клин, а потом весело и громко засмеялся утирая выступившие слезы на глазах.

- Вот ведь, жандармская твоя душа, не довешал ты, не домучил у себя в закрытке людев, А? Забродов, да как же ты должен Советы люто ненавидеть, там ведь одни те, кого ты пытал и мучил...

- Извиняйте, Вашескобродие, неужто я не за общее дело радею...

- Вообщем так, Забродов, слушай команду мою - Цыган не трогать, про нас весь Орел уже знает... Но послать в сотню свого человека, пусть прозвонит, что 11 ноября утром выступаем всеми силами на Орел. В город ворвемся со стороны Мценска, будем вешать красных большевиков и комиссаров на фонарных столбах. Понял За-а-а-бродов?

- Так точно, Вашескобродие! Понял, что будем вешать красных!

- Дурак! Главное, чтобы цыганам сказать, - сплюнул в сердцах атаман и, махнув рукой, устало пошел к себе.

5

   Комиссара ВЧК Балкина и еще одиннадцать погибших охранников и красноармейцев от рук банды Раковского хоронили 6 ноября 1919 года на Воскресенском кладбище Орла. Похороны состоялись на кануне 7 ноября праздника Дня Великой Октябрьской Социалистической Революции. В этот хмурый и пасмурный день с неба полетел первый снег. Снежные хлопья падали на свежеструганные гробы на телегах и на покойников, одетых в их же красноармейскую форму. На Балкина одели под кожаную куртку тельняшку и бескозырку с надписью "Амур". Оркестр, спотыкаясь на мокрых камнях выщербленной от взрывов снарядов мостовой, нестройно выводил революционный похоронный марш. Люди в военной форме и кожаных куртках и военных френчах с красными бантами и повязками, склонив головы, подпевали:

- Вихри враждебные веют над нами,

- Темные силы нас злобно гнетут.

- В бой роковой мы вступили с врагами,

- Нас еще судьбы безвестные ждут.

- Но мы подымем гордо и смело

- Знамя борьбы за рабочее дело,

- Знамя великой борьбы всех народов

- За лучший мир, за святую свободу!

- На бой кровавый,

- Святой и правый,

- Марш, марш вперед,

- Рабочий народ!

На кладбище произошел конфуз - огромная стая собак вдруг разом завыла при продвижении процессии к вырытым могилам. Комиссар ВЧК Зурич выхватил из-за пазухи наган и выстрелил в воздух, распугивая одичалую стаю.

- Вы, что тут революцию хороните, мы еще покажем белым гадам силу пролетариата!

Красноармейцы и милиционера поняли это по своему и выхватывая револьверы, а кто из винтовок, стали палить в воздух. Город живший страхами от красных зачисток и белогвардейских налетов, еще раз вздрогнул новым известием, что в город вернулась Белая Гвардия и началась стрельба и бойня.

- Деникин с казаками вернулся! - кричали одни, услышав беспрерывную стрельбу.

- Большевиков окружили, красные сдаются..., - подхватывали другие, быстро разнося вести по городу.

- Ка-а-а-заки в городе! - громко голосили бабы на рынке.

- Продуктовые склады горят, айда за провиантом пока все не сгорело...

Здоровые и крепкие мужики в крестьянских зипунах и шинелях, подчиняясь диким инстинктам и панике, врывались в магазины и с безумными криками: "На улицах резня, белые красных кончают, счас до вас доберутся! Казаки в городе!", хватали, что попадалось под руку и выбегали на улицу. Обезумевший народ ограбил и поджог ювелирную лавку "Козинский и К". Огонь заполыхал и в торговых рядах "Веста". Десяток переодетых белогвардейцев в путевых рабочих в Орловском депо, решили, что час настал и, выхватывая припрятанные винтовки и револьверы, бросились на вокзальную площадь. Убив двух милиционеров, они захватили артиллерийское орудие, которое было направлено на железнодорожную ветвь. Развернув орудие калибра 105 мм в сторону вокзальной площади мятежники произвели первый зал. Осколочный снаряд влетел в здание Губернского Земства, а ныне Губсовнархоза, и убил старого сторожа здания.

Лишь несколько часов позже, сотрудникам милиции и Красной Армии удалось навести в городе порядок. Длительные допросы очевидцев, так и не выяснил, кто же ворвался в город. Чекисты стараясь замять это нелицеприятное дело, вынуждены были доложить в Москву, что силы контрреволюции пытались поднять свою голову в городе, но были разбиты и бежали... Более двадцати погибших граждан в ходе беспорядков, были опознаны свидетелями как мятежники..., и дело было тут же закрыто.

Так похороны непутевого комиссара Балкина обернулись неприятными последствиями для городских властей. Из-за паники было убито два десятка людей, разграблено и сожжено более десяти магазинов. Не трудно было предположить, что могло произойти в городе, если бы в него действительно вернулась армия Белых.

Вечером в Губернском Доме собралось большое скопление военных людей. На стенах особенно много висело красных флагов и революционных плакатов. Были и представители Губкома партии большевиков. Все собрались помянуть только сегодня похороненных милиционеров и комиссара ВЧК Балкина. О сегодняшней трагедии старались не говорить, а все больше отмалчивались. А если кто интересовался, то отвечали матерясь в адрес белогвардейцев, контрреволюции и несознательности населения, плевали на пол и с резкими взмахами руками говорили, что "Пора кончать с ними!".

На пролетарских поминках было решено отказаться от громких фраз и "плотнее сомкнуть свои ряды". Все пили мутный самогон и заедали вареными картофелинами и твердым холодцом, видно сваренным из лошадиных мослов. Опьяневшие городские начальники от власти, армии, ВЧК, милиции и ВКП(б) потихоньку, а потом подхватывая и усиливая на все огромное здание Городской Дома, заводили песни...