Виктор принёс Гонзику красивую лодочку, вырезанную из коры, а Терезка дала ему огромную грушу. Груша была похожа на маленький бочонок. Гонзик положил подарки на сиденье и стал шарить в карманах: что бы такое подарить ребятам? Но ничего не нашёл. Только разноцветный шарик. Гонзик переводил взгляд с Виктора на Терезку. Кому его отдать? Он бы с удовольствием отдал шарик обоим, но это невозможно. Нельзя же распилить шарик пополам!

— Нб, Терезка, шарик, — сказал наконец Гонзик.

— Не надо, Гонзик, — отозвалась Терезка.

Она знала, как Гонзик любит свой шарик.

— Возьми, возьми! И никому не отдавай его! — уговаривал её Гонзик. — Когда я приеду, я, может быть, его выиграю и отдам Виктору.

— Спасибо, — засмеялся Виктор.

Гонзик посмотрел на липы, которые росли посередине деревни. Кто это там стоит одиноко, печально глядя на Гонзика и собравшихся вокруг него детей?

Это был Ферда. Гонзику стало жаль его.

— Ферда! — закричал он на всю площадь. — Иди сюда!

Ферда сразу прибежал. Он чуть испуганно взглянул на Гонзика, попытался было улыбнуться, но из этого ничего не получилось.

— Ферда, — весело сказал Гонзик, — а та белка от меня убежала!

— Она очень проворная, — ответил Ферда, и глаза у него блеснули.

Гонзик показал ему грушу, полученную от Терезки, и лодку из коры. Ферда сразу покраснел, сунул руку в карман, вынул ножик и подал его Гонзику.

— Это твой ножик, — сказал он тихо и приветливо посмотрел на Гонзика.

— Ферда, оставь его себе, — отказывался Гонзик. — Я уже и так много получил!

— Я дарю его тебе, — сказал Ферда.

И Гонзику показалось, что Ферда вот-вот заплачет.

— Бери, бери, — сказал Гонзику Виктор. — Ведь Ферда дарит тебе его от всего сердца. Да, Ферда?

— Да, — кивнул тот.

Тогда Гонзик взял ножик, посмотрел на него и положил в карман. И даже не видя его, всё время чувствовал, что у него в кармане есть что-то очень дорогое и красивое.

— Ферда, — спросил Виктор, — хочешь сегодня пойти с нами на речку?

— Хочу! — воскликнул Ферда и только теперь по-настоящему засмеялся.

— Вы пойдёте на речку, а я должен уехать! — вздохнул Гонзик.

И верно, мама с бабушкой уже подходили к повозке. Дедушка сел на козлы и взял в руки вожжи. Бабушка подхватила Гонзика на руки и подала его маме.

— Теперь нам будет скучно, — сказала бабушка.

— Что ты, бабушка, — утешал её Гонзик, — я опять приеду. Не то Пунтя и кот тоже рассердятся!

Бабушка не успела ответить. Дед крикнул на лошадь, и повозка тронулась. Пунтя залаял, кот замяукал, дети закричали: «До свиданья!», а бабушка утирала слёзы. Она очень любила своего маленького внучка.

Но ничего не поделаешь. Гонзику нужно было возвращаться домой.

Когда в семье Томешовых родилась девочка, все очень обрадовались. Отец работал на кирпичном заводе, но в этот день он на работу не пошёл, остался дома. Долго он стоял, глядя на новорождённую, улыбался и подкручивал кончики усов.

— Ждал я девочку, но не такую, — сказал он наконец себе под нос, — ведь она же чёрная, как цыганка.

— Да что ты, она вовсе и не чёрная! — ответила мать и тихонько засмеялась. — А глянь-ка лучше на её носик, какой курносый!

— И вправду курносый, — подтвердила бабушка, гостившая в это время у Томешовых. — Верно, страсть как будет любопытна.

Эту девочку стали звать Анежкой. Маленькой она не осталась, росла, как и все остальные дети, становясь всё время чуть-чуть побольше. Сначала она выросла из пелёнок, потом из распашонок, потом стала бегать ножками. Правда, носик у неё так и остался курносым, и Анежка на самом деле становилась всё любопытнее и любопытнее. Она обращалась с вопросами к отцу и к матери, к собаке, даже к стулу на кухне и к лопате на дворе:

— Почему днём светло, а ночью темно?

— Что делает ветер, когда не дует?

— Почему наш кот Розум весь чёрный? И почему, когда человек ходит, одна нога у него всё время отстаёт?

— У тебя отстаёт, говоришь? — смеялся отец. — А у меня, наоборот, одна нога всегда перегоняет другую.

Когда Анежке было три года, из деревни Кониклец снова приехала бабушка и стала помогать матери по хозяйству. Мать лежала в постели и не вставала. В сенях стояла новая коляска. Анежка не раз заглядывала в неё, приподнимая даже цветное одеяльце, но в коляске никого не было, она была пустой.

Но вдруг однажды маленькая Анежка проснулась от испуга. Кто-то плакал, и девочка слышала, что это плакал ребёнок. Сначала она подумала, не кричит ли это она сама, и сразу же схватилась за зеркало. Но в зеркале она увидела, что рот её закрыт. Значит, это плакала не она.

— Анежка, пойди сюда, — позвала её бабушка и показала на белый свёрточек в коляске: — У тебя родился братик.

— Где он? — воскликнула Анежка и ринулась к коляске.

Действительно, там лежала живая кукла, которая страшно ревела.

— А почему он так кричит? — удивлялась Анежка.

— Не нравится ему в пелёнках, хочет гулять.

— Ну, так пусти его, бабушка, мы пойдём вместе играть.

— Для игр у этого крикуна, — отвечала бабушка, — времени ещё хватит. Сейчас он должен лежать.

Но Войта долго лежать не собирался. Мальчик этот был как заводной. Руки и ноги его не останавливались ни на минуту. Он двигал ими с утра до вечера. Когда Войта подрос, он больше всего полюбил кататься. Сначала на стульчике, а потом на собаке Коциянке. Собака сердилась на него. Ведь, когда на ней сидел Войта, она не могла вилять своим закрученным наверх хвостом.

Однажды отец попробовал посадить сына на вола Гулана. Волу Гулану показалось, что его кто-то щекочет, но он был так ленив, что даже и не оглянулся. Только махнул хвостом и хватил Войту прямо по голове. Мальчик рассердился и стал бить вола кулаком. Гулан этого почти не почувствовал, зато у Войты рука потом долго болела.

Войте захотелось полететь, как летает шмель или воробей. Он залез на забор и прыгнул вниз. Но ничего из этого не вышло, хотя он и размахивал руками, как крыльями. Он только упал в крапиву и обжёг себе нос.

— Ты летаешь, как наша старая гусыня, — смеялась над ним Анежка.

— Сама ты гусыня! — защищался Войта. — Я летаю уже почти как птица.

Анежка и Войта росли так быстро, что бабушка только диву давалась. Приходя к ним в гости, она всякий раз приговаривала: «Дети мои, да вы растёте, как на дрожжах!» Время бежало тоже быстро, и Войте уже исполнилось восемь лет, а Анежке одиннадцать. К несчастью, отец их умер, но мать любила их ещё больше, чем раньше. Они ходили в школу вместе с Пепиком Сламой, родители которого были из той же деревни, но жили получше Томешовых. У них было большое хозяйство и немало земли. Вол Гулан тоже был их, да, кроме вола, у них работала на поле ещё пара гнедых коней.

Родители берегли Пепика как зеницу ока и ничего не позволяли ему делать.

— Пепик! — напоминала ему мать. — Смотри не ходи по лужам, а то будешь кашлять.

— Пепик! — грозил отец. — Смотри у меня, не играй с этим озорником Войтой. Он тебя отколотит, и у тебя будет на лбу шишка. Возьми лучше велосипед!