Жаконя посматривал на телефонную трубку и соображал: кто она такая? Папа брал её в руку и говорил с ней то вежливо, то сердито, то о чём-то просил, а иногда даже кричал на неё…
Подумав, Жаконя решил, что телефонная трубка — Папина помощница.
За окошком то и дело слышались автомобильные гудки, шум моторов.
Папа что-то писал, подсчитывал, беседовал с трубкой, чертил карандашом на листочках твердой бумаги… Словом, Папа целый день работал.
Приходили и уходили разные люди, от которых одинаково неприятно пахло бензином. Папа говорил им, куда надо поехать, что привезти или что сделать.
Каждый, кто в этот день разговаривал с Папой, непременно обращал внимание на Жаконю.
— Откуда у вас, товарищ начальник, такая забавная обезьянка? — спрашивали люди, пропахшие бензином.
А Папа отвечал:
— Это — Жаконя. Его мне подарил на память сынишка.
— Скучаете без сына, товарищ начальник?
— Сильно скучаю, — говорил Папа, легонько вздыхал и ласково щурил глаза. — Всё жду не дождусь, когда же он приедет сюда. Единственное утешение — это обезьянка: посмотрю на неё — и работается легче…
— Не грустите! — утешали люди. — Вот к весне мы закончим строить большой дом, вы там получите квартиру, и семья ваша приедет сюда!
Жаконя слушал эти разговоры, а сам думал…
Жаконя размышляет
«Папа всё время работает, — размышлял Жаконя. — И все вокруг работают, все заняты делом… И только один я никакой пользы не приношу и никому здесь, конечно, не нужен…
Разумеется, с котами я дружить больше не буду! А с кем же мне дружить? С Папой? Он занят. С девочкой Гутей? Она же считает меня глупым…
Вот был бы здесь мой шестилетний Мальчик! Как хорошо мы с ним когда-то играли! Ему я, конечно, был очень нужен!
А не уехать ли мне из Сибири обратно, к Мальчику? Правда, говорят, что весной он сам приедет сюда. Но до весны ещё так далеко!
Да, надо мне скорее ехать обратно! Там я смогу приносить пользу!..»
И тряпичная обезьянка решила удрать при первой же возможности.
Представьте себе, что в этот же день Жаконя убежал от Папы.
Вот как это у него вышло.
Бегство
Какой-то человек вошёл в комнату и громко сказал:
— Посмотрите, товарищ начальник, как я починил грузовик.
Папа сказал:
— Подождите немножко, мне некогда. А человек в ответ:
— Мне тоже некогда, я сейчас на станцию поеду, за цементом. Пойдёмте, товарищ начальник, вы только взгляните, всё ли в порядке, и я скорей отправлюсь.
— Хорошо, — кивнул головой Папа. — Идёмте, посмотрим на ваш грузовик.
Папа встал из-за стола, положил Жаконю в карман телогрейки и вышел во двор, где стояла грузовая машина.
Жаконе было тесно сидеть в кармане телогрейки. Он выглянул оттуда как раз тогда, когда Папа залез в кузов грузовика, чтобы проверить — плотно ли там прибиты одна к другой доски.
«А ведь эта машина сейчас поедет на станцию; это же мне по пути! — сообразил Жаконя. — Надо немедленно выбраться из кармана…»
Сказано — сделано. В тот момент, когда Папа слезал с грузовика, Жаконя тихонько выскользнул из кармана и улёгся в уголке кузова.
Папа ничего не заметил, он громко сказал:
— Хорошо починили машину. Можете ехать!
Грузовик зафырчал, коротко прогудел, выехал за ворота и помчался по дороге на станцию.
Ах, Жаконя-Жаконя! Ну, куда же ты поехал, отчаянная твоя головушка!
Быстрей крутитесь, колёса!
Приходилось ли вам ехать зимой в открытом грузовике? Если приходилось, то вы, наверное, знаете, какое это неприятное путешествие.
Жаконе было ужасно холодно. Морозный ветер забирался под красную курточку; зябли ноги, руки и мелкой-мелкой дрожью трясся проволочный хвост.
Но Жаконя храбрился и старался не думать о холоде. Чтобы хоть как-нибудь подбодрить себя, он запел:
Песня, как видите, получилась не очень-то складная, но придумать лучше Жаконя не мог. Да вы сами посудите: легко ли сочинять песню в таком положении, когда вокруг снег, мороз, ветер, а на душе — ой как неспокойно!
Голос у Жакони был тоненький-претоненький, однако его кое-кто услышал. Знаете кто? Колёса грузовика!
— Как вам нравится песня, которую сочинил этот бездельник? — спросило одно колесо у своих товарищей.
— Скверная песня! — сказало другое.
— Тут целые дни крутишься, крутишься, работаешь без устали, да ещё вот помогай лодырям удирать от дела! — промолвило третье.
— А ну проваливай отсюда! — сказало четвёртое колесо и так сильно подпрыгнуло на ухабе, что грузовик тряхнуло, и Жаконя, не удержавшись, вылетел из кузова прямо на дорогу.
«Что я наделал!»
Внезапное падение не причинило Жаконе особенного вреда. Охая и кряхтя, он поднялся на ноги, покрутил головой, хвостом, пошевелил руками и убедился, что всё цело.
Жаконя огляделся по сторонам.
Вокруг стояла суровая, вся засыпанная пушистым снегом сибирская тайга. Приближался вечер, и холодное негреющее солнце спускалось всё ниже и ниже; скоро уже оно коснётся вершин деревьев, а потом и совсем спрячется за ними…
И тогда Жаконя сильно испугался: ведь ночью он здесь замёрзнет! Его занесёт снегом!
«Один, без людей, в лесу! Что делать?»- думал Жаконя, и его проволочный хвост изогнулся, как вопросительный знак.
Вернуться бы сейчас Жаконе в тёплую избу, на мягкую кровать, и чтобы рядом лежал Папа! И даже запах Папиной телогрейки, который раньше Жаконя не любил, показался ему теперь самым прекрасным запахом на свете… Наверное, сейчас Папа ищет Жаконю, советуется со своей телефонной трубкой; глаза у Папы — печальные-печальные…
«Ой, что я наделал! — застонал Жаконя. — Ведь Папе без меня будет очень скучно, он и работать, может быть, станет хуже. Ведь я приносил ему пользу, ведь он очень меня любил, и я был ему нужен! Ну почему я не подумал об этом вовремя, почему не послушал этого доброго чёрного пса! В самом деле, я ещё глупый, ужасно глупый!..»
И в тот момент, когда Жаконя сам сообразил, что сделал глупость, он, незаметно для себя, стал гораздо умнее.
Новое знакомство
Вдруг послышался шелест крыльев, и возле Жакони на дорогу опустилась большая чёрно-белая птица с длинным прямым хвостом.
Птица наклонила голову и с любопытством посмотрела на обезьяну чёрным глазом, потом подскочила поближе и посмотрела другим глазом.
Жаконя растерялся, он не знал, что ему делать: птица была гораздо больше его и драться с нею Жаконе казалось невыгодным — вон какой у неё крепкий клюв! «Кто она такая, что ей от меня надо?» — думал Жаконя. А птица попрыгала вокруг Жакони и громко затараторила:
— Чей ты, деточка? Чей ты, деточка? Чей ты, деточка?
— Папин, — ответил Жаконя и нахмурился — ему не нравилась эта птица.
— Ты — человечек? Ты — человечек? Ты — человечек?
— Я обезьянка, и зовут меня Жаконя.
— Чудесно! Чудесно! Чудесно!
— А тебя как зовут?
— Вот чудак! Вот чудак! Он не знает, как меня зовут…
Я — Сорока-белобока, я — Сорока-белобока! Чудак-чудак-чудак!..
— Перестань, пожалуйста, трещать, Сорока. Лучше помоги мне вернуться в деревню.
— Чепуха-чепуха! Ты будешь жить у меня, в моём гнёздышке! Это чудесно-чудесно-чудесно!
С этими словами Сорока ухватила клювом Жаконю за курточку, подскочила и, взмахнув крыльями, полетела…