Кассиэль рассеянно кивнул, раздался шорох крыльев и Михаил исчез.

Ангел постоял еще немного посреди пустынного парка, и пошел вперед.

На ночной улице не было ни души. За ближайшим поворотом он обнаружил небольшую площадь. Судя по описаниям, на ней стояли машины. Он свернул к ней. Под ногами хрустели песок и камни. Ветер раздувал полы куртки и трепал волосы. Тусклый свет фонаря высек его силуэт из мглы и Кас обратил внимание, что отбрасывает гигантскую крылатую тень на дорогу.

«Какой тесный сосуд, — сокрушенно подумал он, — Никак не уместиться целиком».

Он запрокинул голову — капли дождя упали ему на лицо, и открыл рот, ловя их, ощущая пресный вкус на языке.

«Эй ты!»

Он не сразу понял, что слова обращены к нему.

«Отвали от моей тачки!»

«И как на это реагировать? — Кассиэль растерянно стоял рядом с машиной. — Что это значит — отвалить от тачки?».

Машина мигала огнями и оглушительно выла.

«О… Это я наделал? — подумал он, — Нужно быть внимательней».

Он максимально, насколько это возможно поджал крылья и в наступившей тишине пошел прочь.

* * *

За несколько месяцев пребывания на Земле, Кассиэль успел достаточно близко познакомиться с законным владельцем тела, которое волею судеб досталось ему в качестве сосуда (или — весселя, как называл его Михаил).

Кевин был высоким молодым человеком тридцати двух лет от роду, поразительно похожим на голливудского красавчика Брэда Пита в его лучшие годы, чем страшно гордился. Он любил красивых женщин, дорогие машины, азартные игры в разумных пределах и обожал ввязываться в разного рода сомнительные предприятия. В деньгах Кевин недостатка не испытывал, так как занимал высокий пост в корпорации своего отца — владельца крупной фармакологической компании и имел тридцать процентов её акций. Человек он был легкий, незлобивый и щедрый. Он не только в казино оставлял крупные суммы, но и жертвовал баснословные деньги различным благотворительным организациям. Он даже являлся почетным членом фонда по борьбе с детской лейкемией, не раз оплачивал дорогостоящие операции и лечение малышам из малоимущих семей и покупал оборудование для клиники. Одним словом — Кевин был идеальным весселем для его брата Гавриила — того еще затейника и балагура, который много раз бывал на Земле и чувствовал себя там как дома.

Но Кассиэлю, вообще никогда раньше не покидавшему Небеса, понадобилось довольно много времени, чтобы ужиться с неугомонным соседом, но потом все более или менее наладилось. Иногда он устраивал сиесту в подсознании, на время, покидая сосуд, и давая порулить Кевину, чтобы тот мог навестить отца или просто расслабиться. Правда, потом ему приходилось разбираться с последствиями загулов Кевина, избавляя организм от похмелья или приводя его мозги в порядок после бурной ночи и заставляя не просто спать на работе, а плодотворно трудиться. Кевин в благодарность отвечал ему стоическим послушанием. Он безропотно переносил недельные голодовки, если ангел забывал поесть, головокружительную скорость с которой Кассиэль перемещался, жестокие драки с демонами и даже ранения, которые были нечувствительны для Престола, но весьма ощутимы и болезненны для человека. Он не жаловался, притаившись в самой глубине подсознания, и терпеливо ждал, когда ангел найдет время, чтобы исцелить его тело.

Лишь однажды Кевин высказал свое возмущение.

Кассиэль и один из командиров его гарнизона Бальтазар, как-то поймали демона из противоборствующего лагеря и устроили ему допрос с пристрастием на какой-то заброшенной фабрике. Там было холодно, темно и ветер свистел в разбитых окнах. На улице лил проливной дождь, гремел гром, и молнии вспарывали ночное небо.

Их зловещий отсвет выхватывал из тьмы изломанные очертания станков и потолочных балок, переплетения цепей и труб. Неверные и зыбкие тени от крыльев метались по стенам и полу, и каждый раз, как они задевали человека, запертого в круге, тот дергался, шипел, изрыгал проклятья и хохотал сатанинским смехом. Его можно было бы принять за безумного, если бы не демон, сидящий у него внутри.

Бальтазар был очень изобретателен, но на вторые сутки пыток его терпение иссякло. Касу уже опротивел вид крови и внутренностей, методично вырываемый Бальтазаром из тела одержимого. Опротивел демонический хохот и душераздирающие вопли, от которых даже у него шел мороз по коже. Надоели порывы ледяного ветра и едкий, тяжелый запах отравленной крови. Бальтазар рвал на кусочки человеческое мясо, раз за разом дробил кости и выворачивал суставы — ему как будто доставляло удовольствие пытать, и Кассиэль подозревал, что ангелу, в общем-то, плевать на демона. Ему был важен сам факт того, что он волен творить со смертной плотью. Он отказался принять помощь от дознавателей, и Престол видел — почему.

— Спрашиваю в последний раз: какая печать на очереди?

— Иначе что? — глумливый хохот из сорванного от криков горла.

— Иначе я тебя убью.

Кассиэль вздрогнул и прищурился, стараясь уловить подвох в словах. Но Бальтазар не лгал. Он действительно готов был убить.

— Блефуешь, крестоносец.

— Хочешь проверить?

— Я нужен вам. Что скажешь? Только мне известно, где…

— А мне плевать. Ты меня порядком утомил, шутник. Я сейчас тебя прирежу — и будь уверен, это будет долго, длинно, мутно и так мучительно, что даже для тебя, отродье, явится сюрпризом.

Кассиэль больше не мог смотреть на это. Он предпочел мокнуть под дождем, чем наблюдать дальше за этой мерзостью.

Вот тогда-то Кевин и подал голос:

— Ну что, Кас, насладился зрелищем? Насосался чернухи? А еще говорят — демоны жестоки и порочны. Вот мне интересно, что скажет папочка, когда узнает, какую свистопляску вы здесь устроили? А? Прослезится от умиления? Этому вас учат в раю?

— Умолкни! Без тебя тошно, — устало попросил его ангел.

— А зачем ты святотатствуешь? Между прочим, человеческое тело для тебя должно быть священно. Разве Боженька тебя не учил этому?.. Когда я соглашался стать твоим вместилищем, я не подписывался на участие в пытках. У тебя есть хоть капля совести?

— Совесть — удел людей. Я лишен её от рождения. Глупец! Ты думал, что я буду восседать ангелочком на твоем плече? Что стану оправдываться, и объяснять, в чем сила Божья и почему ты — не способен вникнуть в наш замысел? Я — воин, и в цели, с которой я пришел на землю, нет поручения объяснять ни тебе, ни кому — то другому — для чего я здесь. Беды страшные грядут, и только это ты должен усвоить. Твой мир стоит на краю Армагеддона, а ты жаждешь справедливости и объяснений?

— Если так выигрываются ваши войны — на фиг такие победы, — проворчал Кевин и замолчал, но молчание его было таким красноречивым, что Кассиэль на мгновение пожалел, что он бездушен.

* * *

На девятом месяце их совместного существования в одном теле, случилось непоправимое.

Настала очередь Кевина быть хозяином сосуда и Кассиэль отправился на Небеса, чтобы обсудить с Михаилом дальнейшие действия и скорректировать планы. На третий день своего отсутствия на земле, Кассиэль начал ощущать какую-то смутную тревогу, а потом и вовсе в зал, где они беседовали с Михаилом вошел Хранитель Кевина, приставленный к нему с рождения и попросил пойти с ним. Тревога переросла в тихую панику, когда он вышел следом за Хранителем и обнаружил за дверями Кевина, стоявшего рядом со Жнецом. Это означало только одно — Кевин умер.

Из рассказа Хранителя выяснилось, что глупый мальчишка настолько уверовал в свою неуязвимость, что на спор ввязался в игру под названием «Русская рулетка», забыв видимо, что Каса рядом не было.

Итог оказался плачевным — Кевин вышиб себе мозги, разнеся при этом полчерепа. И если вессель, Престол еще мог исцелить, потратив на это значительную часть своей энергии, то вернуть обратно соседа по подсознанию было не в его компетенции. Смерть звался Всадником не за красивые глаза — договориться с ним было практически невозможно. В результате — Кевин отправился в свой персональный рай, а Кассиэль стал полновластным хозяином сосуда.