До того, как степи и полупустыни познакомились с пастухом, единственными их властителями были стада копытных травоядных животных. Численность этих стад регулировалась автоматически: с одной стороны — предельной вместимостью пастбищ, определяемой продуктивностью травяного покрова, с другой — хищниками. В этих условиях (точно так же, как и при умеренной пастьбе животных на культурных пастбищах) «свидание травы и коровы» идет на пользу им обеим. Многочисленными исследованиями показано, что животные увеличивают продуктивность растений: обкусывая побеги, они способствуют их кущению, увеличивают продолжительность жизни…

Но все это до тех пор, пока свидания не часты и не слишком бурны. Вмешательство в естественный ход дел пастуха даже на самой первой, наиболее примитивной фазе скотоводства, когда роль человека сводится лишь к охране стад от хищников, может привести и постоянно приводит к существенным нарушениям равновесия. Быстрый рост стад — это столь же быстрая «утомляемость» не успевающей отрастать травы. Пастухи знали это давно; еще задолго до времен Чингисхана монголы выработали целый кодекс обычаев, заставляющих бережно относиться к степному травяному золоту… Историки считают, что даже загнутые носки монгольской обуви являются следствием стремления скотоводов как можно меньше портить траву.

Трудно сказать, насколько большой ущерб степям нанесли татаро-монгольские полчища с их огромными табунами лошадей и скота. В те давние времена ученых-экологов еще не было. А вот катастрофу, постигшую американские прерии, они уже смогли описать…

Сотрудники научных учреждений Оклахомы С. Арчер и К. Банч в своей книге «Луга и пастбища Америки» следующим образом характеризовали процесс «освоения» североамериканских прерий:

«Беспредельные неистощимые прерии, которые своей необъятностью пугали поселенцев до 1870 года, были доведены до предела истощения и ограблены менее чем за 50 лет. Царство трав, которое могло дать все мясо, молоко и масло, нужное для США, уже неспособно было поддерживать ни людей, ни животных, особенно после засух, наступивших через два поколения после прибытия белого человека. Огромные облака пыли, сдуваемые с опустошенных полей и пастбищ, являлись памятниками жадности и слепоты человека, распахавшего огромные массивы целинных земель для получения нескольких урожаев пшеницы, на которые были высокие цены, или выпасавшего все больше скота на уменьшающихся площадях пастбищ, пока не был уничтожен почти весь травяной покров. Не засуха погубила травы и вызвала пыльные бури. Травы погибли еще до засухи от хищнического отношения к земле».

В начале 30-х годов пыльные бури заставили американцев пересмотреть свое отношение к практике земледелия и животноводства. Наибольшее место в разработанной программе борьбы с эрозией заняли посевы трав, залужение мест, подверженных действию эрозии и восстановление травяного покрова там, где он был утерян из-за неправильного выпаса скота и бессистемного хлебопашества. Широкое осуществление ее произвело своего рода «зеленый переворот» и обеспечило в конечном итоге получение миллионных прибылей. Во всяком случае, в ряде черноземных районов страны под сеяными травами, используемыми как пастбище или сенокос, оказалось чрезвычайно эффективным держать многие тысячи гектаров земли. Подобные массивы созданы в штатах Алабама, Техас, Оклахома и ряде других и занимают зачастую 40–60 тысяч гектаров непрерывной протяженности. На месте этих массивов в сравнительно недалеком прошлом лежала совершенно истощенная бессменным возделыванием хлопчатника и кукурузы земля, истощенная до такой степени, что весь основной черноземный верхний слой был утрачен совсем и под ним обнажилась желтовато-коричневая известково-глинистая подпочва.

А. Вуазэн писал по этому поводу: «Американские земледельцы эксплуатировали землю подобно тому, как эксплуатируют рудник, забывая удовлетворять потребность травянистых растений. Они заставляли их работать как рабов; они перегружали растения работой, не давая им необходимого отдыха. После гибели изнуренных растений наступила гибель почвы. Почва, унесенная эрозией в реки, заснула последним сном в Мексиканском заливе».

Очень серьезное положение с естественными пастбищами складывается и в некоторых районах Советского Союза, где природно-климатические условия делают необходимым существование так называемого отгонного скотоводства. Выступая в Алма-Ате на торжественном заседании, посвященном 20-летию освоения целины, Леонид Ильич Брежнев поставил перед казахстанскими животноводами задачу увеличения численности овечьих стад с 32 до 50 миллионов голов. Выполнить эту задачу за счет простого наращивания поголовья овец совершенно невозможно. Овцеводам предстоит огромная работа по укреплению кормовой базы, по освоению новых естественных пастбищ и улучшению старых. Что это действительно так, показывают многочисленные факты. Так, например, по данным киргизского ученого К. Абдымаликова, только за послевоенные годы поголовье овец в Киргизии выросло в 3 раза. Показатель как будто вполне победоносный: овец стало намного больше. Однако площадь пастбищ за тот же период увеличилась мало. Расчеты академика П. Захарьева свидетельствуют, что при существующей урожайности горных лугов эта площадь может по-настоящему прокормить только 45–60 процентов от того количества овец, которым сейчас располагает республика. Другими словами: нагрузка на естественные горные пастбища в два раза превысила их предельную вместимость!

В 1940 году средний по Союзу урожай сена с гектара природных сенокосов составлял 9 центнеров. В середине 60-х годов он едва достигал 6,5 центнера и продолжал медленно снижаться до начала 70-х годов. Безусловно, в значительной степени эти цифры объясняются «перевыпасом». Но не только! Определенный «процент вины» и за отсутствием… всякого выпаса. Еще в 1938 году профессор А. Шенников писал, что «наши луга делаются пустынными не потому, что испорчены выпасом, а потому, что на них нет выпаса». Луговые травы и травоядные, поедающие их, — это один-единый биогеоценоз, сообщество. И изъятие одного из его членов может привести к гибели других. Например, вредные сорняки, такие, как белоус, луговой мох, и многие другие не выносят пастбищного режима и погибают под копытами животных. Значит, прекращение выпаса автоматически ведет к улучшению их условий жизни, к их разрастанию и подавлению полезных пастбищных растений. В результате луг превращается в пустошь.

А вот данные профессора Ш. Агабабяна из Армении. Выступая в 1968 году на Всесоюзной конференции по горному луговодству, он заявил, что с 1948 года за 20 лет урожаи сена на горных пастбищах упали с 16 центнеров с гектара до 10–12, что объясняется исключительно большой перегрузкой пастбищ растущими стадами скота. И это при том условии, что в стране еще очень много неосвоенных пастбищных земель. Так, например, плодороднейшие альпийские угодья, прилегающие к Главному Кавказскому хребту со стороны Чечено-Ингушетии, до недавнего времени оставались почти совершенно нетронутыми. В 1970 году здесь было 100 тысяч гектаров совершенно не затронутых выпасом пастбищ! И 55 тысяч практически выведенных из эксплуатации за счет чрезмерного выпаса! Сейчас наше животноводство переходит на промышленные рельсы. В современных условиях существование «старинного» отгонного скотоводства многим кажется анахронизмом. В результате мы забываем о богатейших природных лугах, на которых можно и нужно выращивать миллионы голов скота. Анахронизмом, таким образом, является не пастбищная система, а старое отношение к ней, основывающееся на том, что луг, пастбище не требуют никакой заботы, как и вся окружающая нас природа вообще. Нет! Чтобы луг мог кормить, его надо окружить заботливым вниманием. Чтобы скот мог попасть на альпийское пастбище, нужны дороги, удобные тропы, мосты, водопои…

Природа слишком давно кормит человека бесплатно. Теперь пришла пора платить по счетам…