Рабочий день полетел. Едва успели закончить с записью под диктовку, появились заказы и для меня. А поскольку в записи надо было не только внимательно вглядываться, но и вчитываться, то на долгое рабочее время я просто выпала из реальности.

От звонка мобильника, лежащего на столе, откровенно подпрыгнула.

— Ну что? — спросил Женя. — Во сколько будешь свободна?

Стирая пот со скул и с облегчением глядя на экран компьютера с открытым файлом, я посмотрела на заказы, прикинула время выполнения.

— А во сколько вечеринка начинается?

— Алён, ты соображаешь, что говоришь? Кто идёт на начало?

— Тогда после восьми.

— Переодеться успеешь?

Я мысленно зарычала. А может, ну её на фиг, эту вечеринку?

— Джинсы и блузка — допустимо?

— Нормально. Заеду в девять.

Задумавшись, поняла, что свободный вечер дома пропал напрочь. Но и такого больше не будет за весь год, чтобы кто-то пригласил куда-то. А мне… хочется.

… Оказалось, что правильно хотелось. Квартира «перца» оказалась шикарной. Через пять минут я в ней без Жени заблудилась бы. А народ всё прибывал. В полутёмных комнатах было просторно. Меня окликали знакомые голоса, и, всмотревшись в неровно скачущую от светомузыки тьму, — я радостно здоровалась со знакомыми ребятами. Добрались до широкой залы, где играл настоящий эстрадный ансамбль и где танцевали. Женя снизошёл протанцевать со мной вальс — ну, тот, в котором, обнявшись, топчутся на месте. Потом подошли парни из арбатских знакомцев, тоже потанцевала. Потом девочки зазвали в круг, познакомили с теми, кого я ещё не знала, снабдили мороженым и ценными указаниями, в какой комнате находится «шведский» стол.

Наверное, за целый день я начала забывать вчерашний ужас. Его просто перебили новые впечатления. Поэтому по сердцу буквально шарахнуло, когда, проходя мимо одной из комнат, я внезапно увидела лохматого парня.

Он сидел в одном из кресел, в окружении двух из трёх друзей, которые были с ним на Арбате. Я спряталась за раскрытой дверью, встревоженно вглядываясь в него. Он был спокоен. Наверное, день был тоже довольно суетливым, и парень смог забыть то потрясение, которое испытал вчера… Вздохнув, я стала решать, оставаться ли на вечеринке дальше, или сбежать от греха подальше: а вдруг нечаянно столкнёмся?

Лёгкую беседу прервал звонок мобильного. Я только было ступила шаг от двери, всё ещё держа компанию в поле зрения… Лохматый парень привстал, не прерывая разговора, и, достав из заднего кармана джинсов телефон, снова сел.

Парни замолчали, давая ему возможность поговорить.

— Что? — громко спросил лохматый. — Не слышу! Говори громче!.. — Неожиданно он вскочил с кресла. — Что?! Не может быть! Когда?!

Его растерянно блуждающий взгляд резко остановился на мне, не успевшей встать в сторону. Медленно опустилась рука с мобильником, всё ещё тревожно звучащим.

— Ты… — с трудом выговорил он, глядя на меня чуть не с испугом. — Это всё ты! Ты накаркала! Ты виновата! Ведьма! Сволочь! Пришла убедиться, что дело сделано, да?!

Я пыталась что-то сказать. Что я не при чём. Что я даже не знаю, что случилось и в чём меня обвиняют. Но горло вдруг перехватила судорога — наверное, у заик такая бывает. И я только и могла, что отступать. А потом внезапно даже для себя резко развернулась и, чуть не врезавшись в кого-то, кого не разглядела, побежала куда-то — лишь бы подальше от этой комнаты, подальше от этого страшно перепуганного и обозлённого лохматого.

Меня колотило от ужаса. Что случилось? Значит, несчастье не с ним? Но ведь он сейчас наверняка помчится туда, откуда ему сообщили какую-то страшную весть! А вдруг с ним будет что-то по дороге?!

— Ты что разбегалась тут? — Женя поймал меня за руки, останавливая.

Я затрепыхалась в жёстком захвате, мельком вспоминая, что про него говорили — кажется, боксом занимается. И залепетала, быстро и глотая слова:

— Женька, тот парень — он здесь! Он здесь и меня ищет! Он видел меня, и ему позвонили — какое-то несчастье случилось, но не с ним! Вон он…

Последнее я прошептала, обернувшись и ахнув. Лохматый парень, решительно расталкивая всех, быстро шёл напрямую к нам. Друзья от него не отставали.

— Он нас не видит! Дёру!

Те же сильные руки быстро схватили меня под локти и повернули куда-то в сторону. Пара шагов — и мы очутились в тёмной комнате. Дверь быстро закрылась, скрывая нас от яркого света в предыдущей комнате. Обмерев от нового ужаса, я услышала в самой комнате странные, стонущие звуки. Не сразу дошло, что комнату облюбовала какая-нибудь парочка. Но дошло, и стало очень стыдно.

Стыдно не было Жене, к которому я вынужденно прижималась. Он еле слышно хмыкнул на стоны в комнате и склонился к щели между дверью, не до конца прикрытой, и косяком. Чёрт бы его… Склонившись, он ещё сильней прижался ко мне, но его, кажется, это не волновало. Додумавшись в недвусмысленной ситуации до этого момента, я успокоилась. Раз его не волнует, чего психую я?

— Ушли, — прямо в ухо прошелестел Женя. — Выходим…

Выскользнули из комнаты под уже громкие стоны — так что нас не услышали.

Ещё минута — и Женя, проведя какими-то проходными комнатами и коридорами, втащил меня в ту самую комнату, где недавно сидели парни лохматого, и усадил в кресло.

— Рассказывай.

Путано и с пятого на десятое я объяснила ему, что произошло.

— Значит, это не он, — заключил Женька. — Может, что-то случилось с его родичем?

— Я не знаю, что происходит, — тщательно выговаривая слова и следя за состоянием глаз, сказала я. — Но я хочу немедленно уехать домой. Прости, Женя.

— Отвезу.

Промолчав на его реплику, я погрузилась в размышления. Так несчастье и в самом деле случилось с кем-то из родных лохматого? Или что-то случится с ним самим? Нет, он сам сказал, глядя на меня, что я виновата в том, что уже случилось… Покорно шагая следом за Женей, я услышала, как он кому-то велел проверить, уехали ли те четверо, которые только что ушли. Потом мы спустились на лифте, и нас встретили внизу, уверив, что те, слишком быстро бежавшие, уехали.

Уже за рулём Женя, не глядя, сказал:

— С тобой как в триллере, блин. Живёшь интересно.

— Кому интересно, а кому и… — И я захлюпала носом.

— Ладно, не расстраивайся, — недовольно сказал Женя. — Хочешь — разузнаю, что там у них? Мне теперь и самому интересно стало.

— Хочу-у…

Утешать он не стал, быстро довёз до дому, сказал: «Пока!» и пропал в темноте. Я доплелась до подъездной двери, испуганно подскочила на звук проезжавшей по дороге мимо дома машины и быстро приложила ключ к кнопке домофона. В самом подъезде почувствовала себя более-менее в безопасности — свои стены! И потопала к себе.

Родителей ещё не было — десятый час. Но если и приедут, то в комнату заглядывать не будут. От тёти Лиды могут вернуться очень поздно. Поэтому свободное время всё-таки появилось. Я решилась. Если у лохматого парня там что-то и в самом деле случилось — что-то, что он связывает с вчерашним рисунком, я всё равно попробую сейчас же выполнить задуманное мной утром.

Покормила заброшенного Мурзилу, который, впрочем, дрых до моего прихода на холодильнике, заварила чай и с чашкой водворилась в своей комнате.

Села за письменный стол, нашла чистые альбомные листы. Задумалась… С чего начать? Лицо лохматого запомнила. Начну делать то же, что делаю на Арбате. Держа мысленный образ лохматого парня перед внутренним взглядом, я нерешительно прикоснулась карандашом к листу. Линия скулы и подбородка. Тут же отняла карандаш от листа. Отдышалась. Вроде пока ничего особенного. Снова затаила дыхание и провела линии бровей, теперь отмечая, что они не такие длинные, как у лохматого. Затем появились границы глаз. Заштриховала тени под нижними веками. Снова пауза. Вгляделась — глаза нормальные? Кажется — да. Правда, я пока не начинала вырисовки зрачков, оставив на потом. Нос. Губы…

А потом меня снова понесло!.. И я не могла оторвать карандаша от появляющихся линий — и чётких, и мелких… Карандаш будто сам дёргал мою кисть — лишь бы пальцы его держали, а на бумаге появлялся тот же портрет — взрослого мужчины. Но — слепого! Потому что зрачков я ему не рисовала, а тот, кто водил на этот раз моей рукой, словно ослеп сам — не увидел, что глаза… Опомнилась только тогда, когда руку свело от судороги. И откинулась на спинку стула. Что у меня получилось?