— Да? — спросил он. — Ты выйдешь за меня?

Она кивнула. Кивнула на этот раз очень слабо.

— Теперь ты действительно согласна?

Она больше не кивала. Она подставила ему губы и ответила ему губами. Он обнял ее крепче, и она поняла, что он понял ее ответ. Она оторвалась от него. Он сказал: «Эй!», но она отстранилась и пошла на кухню.

Когда она появилась с шампанским, он сказал: «Будь я проклят!»

Она вздохнула, соглашаясь, что он, несомненно, будет проклят, и он шутливо хлопнул ее пониже спины.

Она передала ему бутылку, сделала глубокий реверанс, что было очень смешно в ее полосатой пижаме, и села на пол, скрестив ноги, пока он сражался с пробкой.

Пробка оглушительно хлопнула, и, не слыша звука, Тедди увидела, как пробка взлетела к потолку и белая пена из бутылки потекла по рукам Кареллы.

Она захлопала в ладоши, встала и принесла бокалы, а он сначала налил немного в свой бокал, сказав:

— Ты знаешь, так надо делать. Говорят, что так уйдет все плохое.

Потом он наполнил ее бокал, затем долил свой до краев.

— За нас! — Он поднял бокал.

Она медленно раскинула руки, все шире, шире и шире.

— За долгую, долгую, счастливую любовь! — добавил он.

Она кивнула со счастливым выражением лица.

— За нашу свадьбу в августе. — Они чокнулись, отпили вина, она широко открыла глаза от удовольствия и, смакуя, наклонила голову набок. — Ты счастлива? — спросил он.

«Да, — сказали ее глаза, — да, да».

— Ты тогда говорила правду?

Она вопросительно подняла бровь.

— Что ты… соскучилась по мне?

«Да, да, да», — сказали ее глаза.

— Ты красивая.

Она снова сделала реверанс.

— В тебе все красиво. Я люблю тебя, Тедди. Господи, как я тебя люблю!

Тедди поставила свой бокал и взяла его за руку. Она поцеловала его руку, поцеловала ладонь, повела его в спальню, расстегнула его рубашку и вытащила ее из брюк. Ее руки двигались мягко. Он лег на кровать, а она погасила свет, сняла пижаму и пришла к нему естественно и непринужденно.

Когда они нежно любили друг друга в маленькой комнатке многоквартирного дома, человек по имени Дэвид Фостер шел домой, в квартиру, где жил вместе с матерью.

В то время как их любовь стала яростной и затем снова нежной, человек по имени Дэвид Фостер думал о своем товарище Майке Риардоне, и он так углубился в свои мысли, что не услышал шагов у себя за спиной, а когда наконец услышал, было уже слишком поздно.

Он хотел обернуться, но оранжевое пламя 45-калиберного автоматического пистолета вспыхнуло в темноте — раз, два, еще, еще раз. Дэвид Фостер схватился за грудь, красная кровь побежала по его коричневым пальцам, и он упал на асфальт — мертвый.

Как говорить с матерью погибшего человека? Трудно найти нужные слова.

Карелла сидел в украшенном салфеточками кресле и смотрел на миссис Фостер. Солнечный свет пробивался сквозь жалюзи на окнах маленькой, чистенькой гостиной, узкие сверкающие лучи прорезали прохладный полумрак. На улице по-прежнему было нестерпимо жарко. В прохладной гостиной легче дышалось, но Карелла должен был говорить о смерти, и уж лучше бы он стоял под палящим солнцем.

Миссис Фостер была маленькая, высохшая женщина. Ее коричневое, как у Дэвида, лицо было покрыто морщинами. Она сгорбилась в кресле, старая, с увядшим лицом и сморщенными руками. «Бедняжку ветром может сдуть», — думал Карелла и видел, что она пытается скрыть горе за каменным выражением лица.

— Дэвид был хороший мальчик, — сказала она. У нее был глухой, хриплый, безжизненный голос.

Карелла пришел, чтобы говорить о смерти, и теперь, увидев, как близка к ней эта женщина, услышав это в ее голосе, он подумал: как странно, что ее сильный, молодой сын, который несколько часов назад был жив, погиб — а она сама, возможно уже желавшая вечного покоя, живет.

— Он всегда был добрым, — говорила она. — Когда растишь их в таком районе, всегда страшно за них. Мой муж был хороший рабочий, но он рано умер. Иногда трудновато было сделать так, чтобы у Дэвида все было. Но он всегда был добрый мальчик. Он приходил домой и все мне рассказывал: как другие ребята воруют или еще что. Я знала, что он вырастет хорошим.

— Да, миссис Фостер, — сказал Карелла.

— Его все здесь любили, — продолжала миссис Фостер. Ее голова тряслась. — Ребята, с которыми он вырос, да и старики тоже. Тут не очень-то любят полицейских, мистер Карелла. Но к Дэвиду они хорошо относились, потому что он здесь вырос и был такой, как все, так что они вроде как гордились им, и я тоже гордилась.

— Мы все гордились им, миссис Фостер, — сказал Карелла.

— Он был хороший полицейский, правда?

— Да, очень.

— Тогда почему же кто-то захотел убить его? — спросила миссис Фостер. — Да, я знаю, у него была опасная работа, но тут другое, ведь это бессмысленно. Он даже не был на дежурстве. Он шел домой. Кто стрелял в моего мальчика, мистер Карелла, кто мог желать его смерти?

— Я хотел поговорить с вами об этом, миссис Фостер. Надеюсь, вы не будете возражать, если я задам вам несколько вопросов?

— Если это поможет вам найти человека, который убил Дэвида, я весь день буду отвечать на вопросы.

— Он когда-нибудь говорил о своей работе?

— Говорил. Он мне всегда рассказывал про разные случаи на своем участке. Он мне говорил, что его товарища убили и что он будет перебирать в уме фотографии, пока не вспомнит.

— Он больше ничего не говорил про эти фотографии? Не говорил, что кого-нибудь подозревает?

— Нет.

— Миссис Фостер, а с кем он дружил?

— Он со всеми дружил.

— Не было ли у него записной книжки с адресами или других записей, чтобы найти фамилии знакомых?

— Кажется, записной книжки не было, он всегда пользовался блокнотом, который лежит у телефона.

— Можно мне будет перед уходом взять его?

— Конечно.

— У него была девушка?

— Постоянной не было. Он ходил на свидания с разными девушками.

— Он не вел дневник?

— Нет.

— Он не собирал снимки?

— Да, он очень любил музыку. Он всегда ставил пластинки, когда бы он…

— Не пластинки. Снимки.

— А! Нет. Он только носил несколько фотографий в бумажнике.

— Он когда-нибудь говорил вам, где проводит свободное время?

— В разных местах. Театр очень любил. Спектакли смотреть. Он туда часто ходил.

— А с друзьями он часто проводил время?

— Как будто нет.

— Он не любил выпить?

— Нет, не очень.

— Не знаете, он посещал какие-нибудь бары по соседству? Просто посидеть с друзьями?

— Не знаю.

— Вы не слышали, чтобы он получал какие-нибудь угрожающие письма или записки?

— Он никогда не говорил об этом.

— Никогда не говорил по телефону странным голосом?

— Странным голосом? Что вы хотите сказать?

— Ну, как будто он пытался скрыть что-нибудь от вас. Или был обеспокоен… что-нибудь вроде этого. Я думаю об угрозах по телефону, миссис Фостер.

— Нет, я не помню, чтобы он говорил по телефону как-то странно.

— Понимаю. Так… — Карелла сверился со своими записями. — Думаю, это все. Теперь мне надо идти, миссис Фостер, а то у меня еще много работы. Не могли бы вы дать мне этот блокнот?..

— Да, конечно. — Она встала. Он следил глазами за ее хрупкой фигуркой, когда она вышла из гостиной в одну из спален. Вернувшись, она отдала ему блокнот и сказала: — Можете держать его у себя, сколько вам будет нужно.

— Спасибо. Миссис Фостер, я хочу, чтобы вы знали: мы все разделяем ваше горе, — неловко сказал он.

— Найдите убийцу моего мальчика, — ответила миссис Фостер. Она протянула сморщенную руку и крепко стиснула руку Кареллы. Его поразила сила ее пожатия и сила, светившаяся в ее глазах. Только выйдя в холл, когда дверь за ним закрылась, услышал он доносившиеся из квартиры тихие рыдания.

Он спустился по лестнице и вышел на улицу. Подойдя к машине, он снял куртку, вытер лицо и, сев за руль, вытащил свой вопросник.