— Может, сойдем на берег? — начал Щелкунов.

— Это еще зачем?!

Вергун отлично знал, что в Гончаковке помощник пополнял свои запасы спирта.

— Хлеба свежего возьмем, наш почерствел, команда ругается, — нашелся помощник.

— На рейде встанем, — отрезал Вергун.

Щелкунов повздыхал и спустился вниз. Это был высокий человек, с округлыми опущенными плечами, впалой грудью и маленьким, но выдающимся вперед животиком. Прохор Степанович носил бородку клинышком и длинные, свисающие книзу усы. Если помощник был кому-то нужен, его можно было найти по устоявшемуся запаху спирта. Щелкунов объяснял этот запах хронической зубной болью. Мучавший зуб успокаивался лишь тогда, когда в дупле лежала ватка, смоченная спиртом. Правда, однажды матрос красил с плотика корпус сейнера и, заглянув в иллюминатор, увидел, как помощник вошел к себе в каюту, запер дверь, налил граненый стаканчик спирту, осушил его залпом и, крякнув, закатил от восторга глаза. Очевидцу вскоре пришлось уйти с сейнера «по собственному желанию»: Щелкунов донял его мелкими и злыми придирками. Характер у Прохора Степановича был скверный, и если Вергун терпел его на сейнере, то только потому, что Щелкунов слыл большим мастером по засолу сельди и, как рачительный хозяин, берег шкиперское имущество и рыболовную снасть.

Было безветренно. Словно предчувствуя шторм, над морем с беспокойным криком носились чайки.

Остров Клюев уже маячил на горизонте, когда подули первые сильные порывы ветра.

Передвинув ручку машинного телеграфа на «Самый полный», Вергун снял крышку переговорника:

— Тима, прибавь обороты.

Помощник механика Тима в этом плавании был за старшего. Механик выдавал замуж дочку и, получив по этому случаю отпуск, выехал в Кандалакшу.

Насвистывая, Тима пошел к тахометру. Он всегда свистел, когда в машинном отделении отсутствовал старший. Механик говорил, что у них, он сам был из Колы, свистунов загоняют в бутылку.

Стрелка тахометра приплясывала на красной черте, показывая предельное число оборотов для видавшего виды двигателя.

Моторист вытирал шваброй пайолы, забрызганные дизельным топливом, поэтому такие скользкие, что ходить по ним можно было лишь с большим трудом.

Первый же порыв шквала обрушился на «Вайгач», идущий бортом к волне, с такой силой, что моторист, пытаясь удержать равновесие, словно взяв старт на гаревой дорожке, рванулся вперед и сбил с ног механика. Тима упал и ударился затылком о кожух мотора.

Когда моторист поднялся, сплевывая кровь и ощупывая разбитую десну, он увидел, что механик пострадал еще больше. С трудом подхватив Тиму под мышки, моторист оттащил его на рундук с ветошью.

В это время все, что было плохо закреплено, сорвалось со своих мест и с грохотом носилось по машинному отделению от одного борта к другому.

Плеснув воды в лицо Тимы, моторист решил, что уже оказал первую помощь, и бросился к дизелю, издавшему несколько подозрительных, чихающих звуков.

Трудно приходилось и рулевому у штурвала.

«Вайгач» шел без груза. Судно сидело мелко, его высокие борта, подставленные ветру, имели большую парусность. Каждый порыв шквала клал сейнер почти бортом на волны.

— Ну-кась! — сказал Вергун и, отодвинув рулевого, встал сам у штурвала.

Открылся огонь маячного знака, установленного у входа в губу Тюленью. Борясь со шквалом, «Вайгач» начал разворачиваться на огонь. И тут Вергун почувствовал, что судно не слушается руля.

Сквозь рев и свист ветра он сразу расслышал, что двигатель не работает.

Еще не зная того, что случилось в машинном отделении, Вергун вынул пробку переговорной трубы и спокойно спросил:

— Тима, что у тебя там?

Не услышав ответа, Вергун передал штурвал рулевому и полез в машинное отделение. Здесь горела тусклая лампочка аварийного освещения. С трудом передвигаясь по скользким пайолам, Вергун добрался до рундука с ветошью, где лежал механик. На губах Тимы выступила пена, он был без сознания.

— Что с ним? — спросил Вергун моториста, пытавшегося запустить двигатель, но в это время его швырнуло в сторону. Не удержавшись на ногах, Вергун упал и при этом больно ударился о стрингер. Он понял, что нечто подобное произошло и с Тимой.

Генератор на судне работал от дизеля. При остановке двигателя энергия для освещения судна и питания рации бралась от аккумулятора.

С тревогой взглянув на аварийную лампочку, горевшую все слабее и слабее, капитан быстро оценил сложившуюся обстановку.

— Двигатель в строй! — бросил Вергун мотористу и быстро поднялся в штурманскую рубку. Отправив Плицына в машинное отделение с аптечкой, он приказал радисту:

— Передайте: терпим бедствие! Координаты…

— Аварийное питание село, Михаил Григорьевич, рация не работает, — доложил радист.

Пятый час дрейфовал «Вайгач» на юго-восток. Шторм усиливался. Все попытки завести двигатель ни к чему не привели. Возле ставшей бесполезной рации сидел радист и в отчаянии грыз ногти. Штурман в своей рубке при скупом свете свечи определял направление и скорость дрейфа. Вергун сам стоял у штурвала. Через равные промежутки времени помощник стрелял из сигнального пистолета. Красные и зеленые ракеты взлетали в небо и тут же гасли на шквальном ветру.

В ходовую рубку поднялся штурман, он был бледен.

— Михаил Григорьевич, — сказал он, — дрейфуем на камни Святого Рога. Три мили в час… До камней осталось семь миль…

Поднявшись по трапу, из люка высунулся в ходовую рубку помощник и, размахивая сигнальным пистолетом, крикнул:

— Михаил Григорьевич, пятьдесят ракет отпулял, ведь они по рубль семьдесят штука!

— Вот скат! — выругался Вергун. — Иди стреляй!

Щелкунов вздохнул и добавил, спускаясь в люк:

— Весь запас эдак пропуляем, двадцать штук осталось.

Вергун видел, как взлетали и гасли ракеты, как, озаряемая вспышками выстрелов, металась на носу сейнера смешная фигура Щелкунова.

Прошло еще несколько минут, и помощник снова высунулся в люк и жалостливо сказал:

— Нету больше ни одной, все пострелял…

— Смоляную бочку на ют! — приказал Вергун.

Держась за штормовой леер, помощник пробрался на ют. Матросы выкатили бочку со смолой, крепко закрепили ее за кнехт, сбили верхнюю крышку и зажгли.

Пламя в черных клубах едкого дыма рвало ветром и прижимало к волне. В качающихся

отблесках огня на лицах команды можно было прочесть тревогу. Трагическое положение сейнера ни для кого из этих людей не было тайной. Опытные промысловики, они хорошо знали дурную славу Святого Рога и всю бесплодность попытки в случае аварии высадиться со шлюпки на камни в кипящих бурунах. Недаром поморы сложили поговорку об этих местах:

На камни Рога Святого плыть,—

Стало быть, живу не быть!

На «Вайгаче» заметили сторожевой корабль только в тот момент, когда «Вьюга» обходила сейнер, чтобы подойти к нему с наветренной стороны.

Ослепленный лучом прожектора, штурман сейнера просемафорил на «Вьюгу»: «Заглох двигатель. Механик ранен. Прошу помощи».

Получив семафор, Поливанов задумался, и было над чем: приливо-отливное течение, порывистый, штормовой ветер и изменчивая большая волна не позволяли подойти к сейнеру ближе чем на кабельтов для того, чтобы, метнув бросательный конец, взять его на буксир. В то же время нельзя было медлить ни минуты: острые камни Святого Рога в двух часах дрейфа. Спустить шлюпку и послать людей на помощь? Но если даже и удастся при такой волне спустить шлюпку, ее может разбить о борт сейнера.

Шторм все усиливался. Поливанову с трудом удавалось удерживать сторожевик на безопасной от столкновения дистанции.

Передав семафор, команда сейнера мужественно ждала ответа. Все они, от капитана до матроса, отлично понимали, что оказание помощи им связано с большим риском.

Вспыхнувший на военном корабле прожектор писал: «Внимание! Высылаем шлюпку. Обеспечьте высадку!»

В такой шторм спустить шлюпку и удержать ее у трапа для посадки людей было невозможно. Поэтому инженер-механик Юколов, два моториста, фельдшер, боцман и шесть матросов заняли места в шлюпке, еще подвешенной на талях. «Вьюгу» раскачивало, они то оказывались над палубой корабля, то над гребнем волны. Чтобы не разбить шлюпку, надо было, точно рассчитав время, в одно мгновение опустить ее на волну, успеть отдать тали и оттолкнуться от борта.