В свою очередь, Каримов стал понимать, что можно не устанавливать реальную демократию в угоду новому патрону, которого ему не хотелось ставить в неловкое положение, а обойтись ее имитацией для успокоения западных либералов. Поворот в геополитических ориентирах Ташкента относится к июню 1996 г., когда И. Каримов нанес визит в США, в ходе которого У. Клинтон дал понять узбекскому партнеру, что его администрация рассматривает Узбекистан в качестве ключевого государства в Центральной Азии. Своего апогея американо-узбекское сближение достигло в апреле 1999 г. на 50-летнем юбилее НАТО в Вашингтоне. Узбекистан с помпой был принят в ГУАМ – новый антироссийский геополитический проект, а США и его атлантические союзники не скупились на комплименты в адрес Ташкента и занятой им жесткой антироссийской позиции. В мае того же года Узбекистан демонстративно выходит из Договора о коллективной безопасности.Еще накануне парламентских выборов в декабре 1999 г. представители Запада делали многочисленные хвалебные заявления в адрес узбекского президента. По словам послов Дж. Прессела и Д. Джонсона, выходило так, что режим Каримова является чуть ли не локомотивом демократизации в Центральной Азии. Но уже буквально через месяц в январе 2000 г. американские оценки изменились буквально на 180 градусов. Госдеп заявил, что прошедшие выборы не были «ни свободными, ни честными». Чем был вызван такой радикальный поворот в отношении Вашингтона к своему партнеру? Очевидно, что за такой малый срок в узбекской политической системе ничего принципиально не могло измениться.
По-видимому, дело было в другом. Разгадку резкого охлаждения двусторонних отношений следует искать в первых баткентских событиях лета 1999 г. После того как Ташкент впервые столкнулся с реальной угрозой своей безопасности, он вдруг, к своему крайнему разочарованию, обнаружил, что Америку интересуют суверенитет и безопасность Узбекистана не в принципе, а лишь как независимость Узбекистана от одной конкретной страны – России.
Но именно при российской помощи удалось выдворить боевиков с территории Киргизии и тем самым снять угрозу и для Узбекистана, а уже в ноябре Россия и четыре центральноазиатских государства провели крупномасштабные учения, цель которых состояла в уничтожении бандформирований, проникших в Ферганскую долину. Через месяц В. Путин, тогда еще премьер-министр, подписал в Ташкенте соглашение с Каримовым о военно-техническом сотрудничестве. Эти движения сопровождались громогласными заявлениями Каримова, рассчитанными, по-видимому, на Вашингтон, о том, что Россия имеет право иметь свои интересы в регионе. Все это начало вызывать раздражение в Вашингтоне, что и привело к январскому кризису 2000 г.
В апреле 2000 г. в регион наводить порядок отправилась госсекретарь М. Олбрайт, раздававшая обещания помочь в отражении угрозы, исходившей со стороны радикальных исламистов Афганистана. Фактически тогда, в апреле, Каримов окончательно понял, что значит играть по американским правилам: в финансовом плане получать крохи, а сталкиваться с такими непомерными требованиями по демократизации, которые чреваты дестабилизацией всего государства и устранением от власти его лично.
В администрации Клинтона, которая доживала последние месяцы, также наступило полное разочарование в проводимой Соединенными Штатами так называемой политике регионализации на территории СНГ: демократические принципы внедрить не удалось, а проблемы в экономике, несмотря на рыночные реформы, нарастали, межэтнические конфликты не решались, и повсюду правила бал коррупция. В феврале 2000 г. госдеп разразился докладом по правам человека, в котором досталось всем странам СНГ, в том числе и самым прозападным. Узбекистан критиковался за пытки политических оппонентов, ограничения прессы и преследования так называемых нетрадиционных мусульман (ваххабитов, согласно официальному жаргону). В дальнейшем этот набор обвинений в адрес И. Каримова со стороны Вашингтона превратится в стандартный.
Во время визита В. Путина в апреле 2000 г. в Ташкент узбекский лидер заявил только что избранному молодому российскому президенту: «Мы ищем защиту и находим ее в лице России». Надо понимать, что эта тирада больше была рассчитана не на Путина, а на его американского коллегу. Весна-лето 2000 г. были медовым месяцем в узбекско-российских отношениях: Ташкент резко интенсифицировал связи в военной области с Россией и по линии ДКБ и даже принял участие в маневрах «Южный щит Содружества» на территории Таджикистана совместно с другими участниками договора.
После отражения второго вторжения боевиков в Центральную Азию летом 2000 г. узбекский маятник уже осенью вновь качнулся от России к Западу. Ташкент стал уклоняться от встреч на региональном уровне и в рамках СНГ, которые могли касаться вопросов совместного противодействия религиозному экстремизму. Более того, Ташкент начал сближение со своим заклятым врагом – режимом талибов. Эти изменения не случайно совпали с усилением американской военной помощи Узбекистану; кроме того, Ташкент получил сигнал из Вашингтона, что США начинают менять свою позицию по внутриафганскому урегулированию.
В начале 2001 г. маятник узбекской внешней политики застыл: Ташкент в течение целого года, после того как в Белый дом пришла новая республиканская администрация, не знал точно, как себя вести с новым руководством США, но и в сторону Москвы не двигался. События 11 сентября 2001 г. и последовавшая вслед за ними молниеносная операция против талибов и Аль-Каиды в Афганистане, реальный и весомый вклад России в которую тщательно скрывается от международной общественности, придали узбекскому мятнику резкое ускорение. В одночасье Узбекистан превратился в глазах США из страны-изгоя, управляемой авторитарным диктатором, в важнейшего союзника Америки в борьбе с международным терроризмом. В январе 2002 г. новый стратегический союз закрепляется конкретными делами: на территории Узбекистана появляется три военных базы, которые в Пентагоне упорно называют «операционными опорными точками».
В марте 2002 г. этот союз скрепляется, так сказать, брачным договором: США и РУ подписывают Декларацию об основах стратегического партнерства и сотрудничества. В это время Каримов окончательно останавливается в выборе тактики поведения с американцами: он приходит к выводу, что громкие риторические заявления антироссийского характера, его твердая репутация стратегического партнера по антитеррористической операции и гаранта американского военного присутствия в регионе дают ему право не обращать внимания на критику в области прав человека, продолжать и дальше политику закручивания гаек в политике и экономике. Возможно, что это самоубеждение было роковым, но Каримов не собирался отступать с выбранного пути.
Период с весны 2002 до весны 2004 г. был временем наибольшего охлаждения его отношений с Россией. В ответ на попытки Москвы выяснить хронологические пределы американского военного присутствия в Центральной Азии из Ташкента последовало небывалое по жесткости заявление, суть которого сводилась к тому, что Узбекистан не брал на себя обязательств координировать свою внешнюю политику с кем бы то ни было. Было ясно, что имелась в виду Россия.
Расчеты Ташкента на крупные финансовые выгоды от поддержки антитеррористической операции в Афганистане оправдались далеко не полностью. Ценность американской помощи в значительной степени снижалась тем, что она предоставлялась не «живыми» деньгами, а товарами и услугами, в которых зачастую Узбекистан просто не испытывал особой нужды. Многие программы были малоэффективны и носили больше пропагандистский характер. Но особенно большое разочарование постигло Ташкент в его надеждах получить значительные суммы «живыми» деньгами за использование военных аэродромов.
У американской стороны также были причины для недовольства. Никуда не исчезли такие хронические проблемы, как невыполнение узбекской стороной своих обязательств по погашению валютных кредитов иностранных инвесторов, высокая стоимость создания инфраструктуры для обслуживания американских воинских контингентов, коррупция и т. д. Одной из самых сложных проблем являлся вопрос о свободном конвертировании местной валюты, на котором настаивали американцы.