Да, Роз всегда видела не проблемы других, а собственное отражение в их глазах. Это было для нее основным стимулом. Поэтому начинала бледнеть и хиреть, оставаясь в одиночестве. Ничто не подогревало ее так, как толпа безумцев, заискивающе смотрящих ей в глаза. Хм... Арчи... Это имя я, по-моему, не слышал. Мне почему-то показалось, что носить его мог бы какой-нибудь карточный шулер. Впрочем, скорее всего это – очередная кличка. По крайней мере, можно догадаться, что это мужчина. Роз пишет "он". И, мужчина, заставивший ее "раскрыться как человека".

Я бросил взгляд на папки в шкафу. Увы, там не было папки под названием "Арчи".

Вздохнув, я опять обратил свой взор к дневниковым излияниям, но тут зазвонил телефон.

Я часто замечал, что стоит на чем-то сосредоточиться, в тот самый момент, когда кажется, что ухватил суть, – звонит телефон. А если телефона нет поблизости, то какой-нибудь болван задает вопрос на тему, интересующую тебя примерно как погода в Африке.

Я решил ответить. Во-первых, потому, что мог услышать что-то полезное, а во-вторых, ненавижу бесконечное дребезжание. Ведь есть такие наглецы, что будут без устали набирать номер только для того, чтобы довести человека до белого каления.

– Мне нужна Роз Витан, – безапелляционным тоном заявила трубка. Голос был мужской, и я прямо весь встрепенулся.

– А кто ее спрашивает?

– А разве консультации не анонимны? – поинтересовался нахал. – Я, кажется, имею полное право не называть своего имени. Позовите-ка Роз!

– Ее нет, – не совсем вежливо ответил я и мстительно добавил: – Так что вам придется представиться, чтобы я мог передать.

– Не морочьте голову. Я месяц ждал очереди, и всего лишь хотел уточнить время. Сегодня в три? Так, что ли?

– Я вам не секретарша, – обиделся я. – И вообще, никакого приема не будет, потому что Роз уехала.

– Уехала? – В трубке помолчали. – Вот как. Она уехала. Ей, оказывается, наплевать на надежды больного человека.

– До свидания, – я положил трубку. – Пусть этот идиот ругается без меня.

Но дело было сделано. Мне опять нужно было начинать рассуждения с начала.

Я люблю представлять себя детективом – когда все идет по плану, одно за другим. Но мне совершенно не нравится что-то вспоминать и восстанавливать. Остается утешать себя мыслью, что это была не догадка, а очередной тупик. Я – человек с рассеянным вниманием, не способный к аналитической работе. Полдня торчу в чужом кабинете, а сам прочел едва ли пять строк. Если продолжать в том же темпе, то на изучение материалов я потрачу десять лет. Если, конечно, не появится Роз собственной персоной и не выгонит меня отсюда. Почему я не заманил телефонного клиента? Он мог что-то знать. Теперь-то его уже не вернешь. Я осмотрел телефонный аппарат – определитель номера был отключен. Да, упустил... Я запихнул дневник обратно в ящик стола. Вернусь к нему через пару часов. Надо живому человеку и поесть иногда.

Я уже допивал свой кофе, когда в окно кухни осторожно постучали. Сквозь матовое с разводами стекло я увидел неясный силуэт. Похоже женский. Соседка, что ли, зашла проведать? Но, девица, стоящая на пороге, была мне абсолютно незнакома. Она явно была из свиты Роз. Бесформенная ситцевая юбка до земли, на плечах какая-то зеленая сеть. В ушах болтались деревянные серьги, а шею украшало ожерелье из чьих-то зубов. Очень стильно. Лицо такое узкое, словно состоит из одного только профиля, зато нос будет виден, даже если она повернется спиной.

– Здравствуйте. Роз дома?

Смуглянка завлекающе стрельнула глазками, но тут же опустила их, изображая крайнюю степень застенчивости. Так мог бы кокетничать тапир.

Я зачарованно уставился на два клыка, зазывно торчащих из сексуально приоткрытого ротика. Пока я так потел и столбенел, гостья бесцеремонно отодвинув меня плечом, вошла в дом. Мне оставалось только тихо закрыть дверь и последовать за ней.

Она расположилась лагерем в гостиной. Извлекла из объемистой торбы какие-то пузырьки и принялась красить ногти. Такие длинные острые коготки. Красила она их в черный цвет и была настолько поглощена этим, что меня как бы не замечала. Говорю “как бы”, потому что я заметил быстрый взгляд, брошенный на меня вкось и приглушенный длинными ресницами.

Я ощутил неодолимое желание отнять у нее этот лак и выкрасить им ее милые зубки. Наверное, в этот момент мое лицо выглядело не особенно приветливым. Потому что она вдруг оторвалась от своего занятия и заявила:

– Я подожду Роз здесь.

– А вы, собственно, кто будете? – вежливо поинтересовался я дрожащим от ярости голосом.

– Агата, – ответила она, приподняв брови. Что, видимо, означало – вопрос ее возмутил.

Она была просто уязвлена моей бестактностью и, видимо, чтобы сдержать бушевавшие чувства, вновь сосредоточилась на когтях.

Поскольку мое присутствие в гостиной становилось тягостным для меня самого, я сделал над собой усилие и переместился в кабинет, где с жадностью набросился на картонные папки. И тут же нашел, что искал. Папка Агата стояла второй в среднем ряду. Я развязал тесемки, и с фотокарточки на меня глянула давешняя тапирша.

– Ну что? – услышал я за спиной противный голос. – Долго мне еще ждать?

Я вздрогнул, но не обернулся. Я ответил фотокарточке:

– Можете не ждать. Роз нет. Она... она уехала...

И сжался, чувствуя вонзившийся в спину ее взгляд. Я мог очертить его карандашом прямо на своей спине, между лопатками. Агата процокала по деревянному полу и возникла прямо передо мной.

– Никуда Роз не уехала! – рявкнула она. – Нечего тут врать! Это ты специально так говоришь, чтобы я ушла!

– Мне-то что, сиди. Можешь ждать хоть год. – Буркнул я, вытесняя ее за пределы кабинета.

– Ты мне обещал кофе, – вдруг сказала она кротким голосом. – Ложка кофе, две сахара и сливки.

– Обойдешься без сливок!

Потом мы сидели в кухне и наливались кофе. Здраво рассудив, что одному мне не разобраться, я решил подключить Агату к расследованию. Кто еще, кроме нее, мог подсказать в каком направлении следует начинать поиски. Агата жутко заинтересовалась и предложила провести мозговой штурм. О дневнике я решил пока ничего не говорить, чтобы не портить чистоту эксперимента.

Она перечислила всех, кто посещал группы, а я записывал. Настоящих имен она, разумеется, не знала и, как я понял, никогда и не пыталась узнать.

– В подобных вещах знать слишком много – дурной тон, – пояснила она, если ты пришел сюда, то должен принимать условия игры. Ты ведь пришел за помощью, зачем же мешать? Думаю, Роз и сама знает, что делает.

– И много она тебе напомогала?

– Конечно, помогла. Ты не видел, какой я была раньше. Деревня, одним словом. И одевалась, как дурочка – еще мамины платья перешивала. Скромненько и невыразительно. А теперь... – она изящным жестом поправила сеть. – Теперь я чувствую себя человеком.

Процессы очеловечивания как видно, были основной задачей Роз. Я вспомнил ее слова – "я раскрылась как человек"... Может быть, Роз сама обращалась к психологу? Неужели Арчи тоже психолог, только более крутой?

Но, вопреки моим ожиданиям, Агата не произнесла имени Арчи, а следовательно ничего о нем не знала.

– Арчи? – переспросила она. – Нет-нет, такого не было. Какое корявое имя...

Мозговой штурм закончился распитием бутылки джина, которую Агата извлекла все из той же торбы. Примерно на третьей рюмке она торжественно произнесла, проглатывая гласные:

– Я знаю. Ее убили и спрятали в подвале. Вот тут.

Я проследил за направлением ее птичьего пальца. Агата указывала на дверь за кухонным шкафом, которую я прежде не заметил.

Ночью я не мог заснуть. Агата преспокойно храпела на диване в гостиной. По телевизору, буквально по всем каналам показывали ужасы, и мои напряженные нервы никак не хотели согласоваться с действительностью. Я представлял себе лежащий в подвале несвежий труп, и меня тошнило. Я пытался честно бороться со своими страхами – выключил телевизор и поплотнее закутался в простыню. И даже закрыл глаза. Не знаю, было ли это состояние полудремы, но меня как-то закачало на волнах и появилось заходящее солнце. Оно опускалось в море, и я знал, что когда оно исчезнет, наступит ночь.