— Вам хорошо известно, что я имею в виду, мистер Хэггерти. Он не был арестован, ему не было предъявлено обвинение. Убийцу так и не нашли.

— М-м-м, — промычал Хэггерти.

Сложив руки, он посмотрел куда-то поверх них. Очень долго молчал. Игра для отсутствующих присяжных продолжалась.

— Вам известно, конечно, — сказал он наконец, — что Маркхэм так и не смог представить убедительного алиби на то время, когда его жену двадцать раз ударили ножом на пустынной глухой улице Французского квартала.

— Полиция Нью-Орлеана…

— Да, конечно, Маркхэм утверждал, что был в кино, мистер Хоуп. Вам это знакомо?

— Он был в кино.

— Так он говорит. И полиция приняла это объяснение. Потому что они не смогли найти улик, достаточных для предъявления обвинения. Ни оружия, ни окровавленных…

— Ничего. Они были молодоженами, прожили только четыре месяца. Для него это был тяжелый удар.

— Конечно, особенно после того, как его жена закрутила роман с другим мужчиной.

— Маркхэм об этом не знал, — сказал Мэтью, — и я не собираюсь оспаривать результаты следствия, которые так и не дали оснований для ареста. Все, что я хочу знать…

— Да, — сказал Хэггерти.

Мэтью посмотрел на него.

— Да, я намерен представить суду эти материалы.

— Тогда почему же вы не послали мне донесение полиции Нью-Орлеана?

— Проблема связи, — произнес Хэггерти, пожимая плечами, — я думал, что вас интересуют только документы из Калузы, имеющие отношение к…

— Я бы хотел получить эти документы сейчас, — перебил Мэтью.

— Конечно, — ответил Хэггерти, — я отправлю их вам с курьером сегодня же. Что-нибудь еще?

— Вы, конечно, знаете…

— Да, я буду ждать. А потом мы предоставим суду право решать, о’кей?

— Отказали? — спросил Фрэнк.

— Сказали, что не видят оснований, почему Хэггерти не может огласить эти сведения.

— Что это за возня вокруг его бывшей жены?

— У нью-орлеанских копов были данные, что она встречалась с каким-то музыкантом. Они пытались заставить Маркхэма признаться, что он якобы знал об этом. Это была попытка установить мотив преступления.

— А он знал об этом?

— По его словам — нет.

— Хэггерти пытается доказать, что его новая жена тоже погуливала?

— У меня есть список свидетелей. Я не вижу там никаких признаков…

— А как насчет старухи Мейсон, живущей по соседству? Как ты думаешь, она может подтвердить что-нибудь подобное?

— Я… нет, это мне в голову не приходило.

— Тогда зачем ты просил исключить эти сведения?

— Потому что не хочу, чтобы присяжные думали о том же, о чем думали нью-орлеанские копы. Будто Маркхэм убил свою блудливую жену, наставлявшую ему рога.

— Они были женаты всего четыре месяца?

— Да.

— А что это за музыкант?

— Какой-то трубач-наркоман.

— Я бы сам тоже ее за это убил.

— Вот почему я и просил исключить эти данные.

— А что это за тип, живущий с другой стороны? Рэддисон, кажется? Ты думаешь, у него есть что-нибудь на Прю? Он проявлял любопытство к тому, что творится у соседей. Возможно, он видел, как к ней захаживал кавалер?

— Я у него об этом не спрашивал. Я сам узнал об этой нью-орлеанской истории только вчера, Фрэнк.

— Да, если эти сведения будут оглашены…

— Мне следовало бы узнать побольше.

Оба некоторое время молчали.

— И это алиби с кино, — сказал Фрэнк.

— Я знаю.

Снова молчание.

— Дело в том… — продолжал Мэтью, но, замолкнув на полуслове, покачал головой.

— Что такое? — спросил Фрэнк.

— Нет, ничего.

— Скажи.

— Тот убийца…

— Что?

— Они его так и не нашли, Фрэнк.

Снова долгое молчание.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Фрэнк.

Мэтью покачал головой.

— Ты думаешь, что у Маркхэма, возможно, вошло в привычку резать своих жен. Именно так подумают присяжные. Сразу же, стоит лишь Хэггерти рассказать им об убийстве в Нью-Орлеане.

— Ты думаешь, какого черта я решил написать это заявление? — спросил Мэтью возбужденно. — Я знаю, что могут подумать присяжные. Что этот сукин сын сумел отвертеться от одного убийства, но не отвертится от второго.

— Черт с ними, с присяжными, — сказал Фрэнк, — а что ты сам думаешь?

Мэтью глубоко вздохнул.

— Я не знаю, — признался он.