А через несколько дней мы, группа бывших учлетов Тихорецкого аэроклуба, были в Ейске.
Мы знали, что впереди нас ждет немало испытаний. Предстояло пройти в училище мандатную и медицинскую комиссии. А эти комиссии браковали кое-кого из кандидатов в училище. Сейчас каждый из нас беспокоился, хотя и не показывал виду.
Тревога была ненапрасной: некоторым пришлось возвращаться домой. У меня же все обошлось благополучно — я стал курсантом летной группы истребителей.
Вновь начались занятия. Мы изучали материальную часть истребителя И-16, теорию полета, аэродинамику, теорию воздушных стрельб, а после окончания теоретической подготовки совершали полеты на учебно-боевом самолете. Весь курс был рассчитан на два года. И хотя порою приходилось нелегко, никто не роптал на трудности — слишком велико было желание стать хорошим летчиком. Мы знали, что очень нужны Родине: газеты приносили на своих страницах запах гари испанских городов, и руки наши сжимались в кулак — символ интернационального приветствия.
Часто я думал об отце. Словно чувствовал, что большое горе свалится на меня. И действительно, вскоре я получил из дому известие о смерти отца. Он простудился и умер от воспаления легких. Так я с ним и не попрощался…
В октябре 1939 года командиры из авиационных частей принимали у нас теорию и летную практику. Два года не прошли даром — мы все успешно выдержали испытания. 5 ноября в городском Доме Красной Армии начальник училища полковник Андреев огласил приказ наркома обороны. Нам, выпускникам, присваивалось звание «лейтенант».
В своем напутственном слове полковник Андреев сказал:
— Теперь вы летчики, но это не значит, что вам уже не нужно учиться. Вы все еще молоды, опыт у вас совсем небольшой. Поэтому в строевых частях вы должны будете продолжать свою учебу. Только тогда вы станете настоящими искусными истребителями.
Вместе с моими товарищами Николаем Савва, Иваном Берешвили, Александром Гелошвили и другими я получил назначение на службу в военно-воздушные силы Черноморского флота.
Приехали мы в Севастополь утром. Небо над городом как опрокинутая синяя чаша. А море… Разве найдешь слова, чтобы описать всю его прелесть?.. То оно темно-синее, почти черное и очень грозное, седые его волны упорно рвутся на берег. То на голубовато-зеленой морской глади заискрится золотистая солнечная дорожка. Она тянется от берега и сливается с горизонтом.
Я слышал много рассказов о красотах природы Крыма, но то, что увидел собственными глазами, превзошло все мои ожидания. И в этом чудесном небе, над этим морем, будто вобравшим в себя всю синь неба, буду летать я, летчик-истребитель! До чего хороша жизнь!
Меня направили в истребительный полк.
Люди там оказались замечательные. Мне понравились и мои новые начальники.
Командир полка майор Наум Захарович Павлов — крупный, широкоплечий, на первый взгляд тяжеловесный, а на самом деле живой и подвижной — настоящий летчик-истребитель. Летал он классически и не жалел ни сил, ни времени, чтобы передать свое мастерство подчиненным. Без него не обходился ни один полет, ни одни сборы. Он успевал посещать и семьи летчиков, интересуясь, как они живут, не надо ли им чем-нибудь помочь.
Наш командир эскадрильи Николай Васильевич Васильев был очень строг, требователен. Но все летчики любили его. Когда он, гладко выбритый, в отлично выутюженной форме, четким шагом шел по аэродрому, мы невольно подтягивались. Летал Васильев уверенно, четко, красиво. И от нас требовал того же. Медлительности не переносил. Крепко доставалось нам от него и на контрольных полетах.
— Вялая «бочка», вялая «петля», — выговаривал он, — не ленитесь ручку на себя потянуть.
Заслужить скупую похвалу Васильева — большая честь для каждого из нас. Чтобы добиться ее, мы усиленно занимались спортом: работали на снарядах, плавали, бегали, толкали ядро… И сами замечали, что становимся сильными, ловкими, гибкими, что исчезает вялость движений.
В 1940 году к нам в полк приехали участники войны в Испании летчики-орденоносцы Шубиков и Ларионов. Они охотно передавали нам опыт, полученный в воздушных сражениях. А рассказать им было о чем. Капитан Шубиков, например, имел на своем счету семь сбитых самолетов. На наши расспросы он смущенно отвечал:
— Ничего особенного, надо будет, и вы станете сбивать самолеты… Верно, товарищи? Если враги полезут на нас, встретим их как следует…
Идет война народная
В ночь на 22 июня 1941 года меня разбудил сильный стук в дверь. Я соскочил с кровати, прислушался. Нетерпеливый стук повторился.
— Кто там?
— Боевая тревога!
Ночь была темная. Моросил дождь.
Над морем, где-то в стороне от Севастополя, красное зарево. Что такое?
У машин, которые были рассредоточены по аэродрому, собрались летчики. Укрывшись от дождя под плоскостями, ждали приказ. Взволнованно переговаривались, на душе было тревожно.
— Ребята, война, что ли?
— Значит, будем воевать!
Наступил рассвет. Зарево над Севастополем бледнело, затухало.
Позже по радио передали правительственное сообщение: началась война… На аэродроме, у машин, состоялся короткий митинг.
— Товарищи! — обратился к нам комиссар полка. — На нашу страну вероломно напала Германия. Самолеты противника бомбили сегодня Севастополь и другие города Советского Союза. Мы должны немедленно перебазироваться на аэродром в Качу…
Летчики нашего полка патрулируют над морем в непосредственной близости от Севастополя. Высота девять тысяч метров. Если появятся бомбардировщики врага, нельзя позволить им бомбить порт. Погибнуть, но не дать! Но фашисты не появлялись.
В один из жарких июньских дней, когда я находился на аэродроме, ко мне подбежал посыльный из штаба полка и скороговоркой выпалил:
— Товарищ лейтенант! Вас вызывает командир полка.
В штабе я встретил моих друзей Дмитрия Соколова и Николая Толстикова. Майор Павлов поздоровался с нами, усадил за стол.
— Вы уже знаете, что гитлеровские войска перешли нашу границу на всем ее протяжении от Черного до Баренцева моря. Знаете также, что людей, хорошо разбирающихся в военном деле, командование посылает на самые ответственные участки фронта. Короче говоря, вы нужны в Заполярье. Летать там нелегко, сами понимаете… Но я думаю, вас не испугает суровый климат Заполярья. Среди вас есть сибиряки, которые знают, что такое северная зима… На аэродромы Заполярья поступили «миги». Вы летали на этих машинах. Уверен, что доверие командования оправдаете с честью.
В этот же день группа летчиков и техников выехала в Москву.
Многие из нас никогда не бывали в столице. Но любоваться Москвой нет времени: надо спешить в Управление Военно-воздушных сил Военно-Морского Флота.
В метро мы невольно обратили внимание на то, что москвичи неразговорчивы. Лица строгие, фигуры подтянутые. Я переглянулся с Соколовым.
— Война, — тихо произнес он.
Да, война. Трудно всем — и нам, военным людям, и им, людям мирного труда.
В отделе кадров Управления Военно-воздушных сил Военно-Морского Флота полковник Смирнов внимательно изучил наши личные дела, сердечно и тепло поговорил с каждым из нас. В заключение сказал:
— Хороший вы народ, хлопцы! Именно такие нужны сейчас на Севере. Обстановка там тяжелая, на учете каждый человек. О климатических условиях Заполярья вы уже, наверное, знаете… Туманы, многоярусная облачность, пурга, трескучие морозы. Направляем вас к старшему лейтенанту Сафонову. Это прекрасный товарищ и замечательный летчик. С первых дней войны он здорово бьет фашистских гадов. Надеюсь, что вы будете достойны своего командира…
Утром следующего дня мы приехали на Внуковский аэродром. У транспортного самолета Ли-2 нас встретил командир корабля. В кожаной куртке, подтянутый, он выглядел моложе своих лет.
— Полковник Крузе, — представился он, пожимая нам руки. — Сейчас вылетаем. Располагайтесь по центру.