Сбитый флайер, что вчера рухнул в дом за номером шесть, еще дымился в руинах. Оттуда еще несло жареным мясом. Человеческим мясом.

— Труп врага хорошо пахнет, сеньор Марти?

Лаки, сидевший по другую сторону оконного проема с карабином на коленях, покачал головой. В мыслях немедленно прокрутился латинский вариант древней поговорки: Optime olere occisum hostem.

— Человек не свинья, чтобы так вонять.

— А я бы съел отбивную из свинины. — Добавил Вернон, поправляя очки.

— Кто бы ни съел. — Отозвался. Жиль от соседнего окна.

— Моя мама готовила замечательные отбивные. — Печально вздохнул Вернон. Он единственный во взводе был из местных. Худой, субтильный очкарик. Его религия не одобряла операции по коррекции зрения, видите ли….Вернону было хуже всего. Он теперь однозначно «враг народа» со всеми последствиями. Пеонский сын все отлично понимал и потому управлялся с магазинной винтовкой на «отлично.»

Лаки задрал голову.

Кучевые облака клубились в небе, заслоняя то и дело солнце-Гамму Ганимеда.

«Отбивная это хорошо, это просто замечательно… сельскохозяйственный самодостаточный мир, говорили… тихо и спокойно. говорили…»

Начиная учебу в универе Сан-Педро под именем Мартина Раски, он и представить себе не мог, во что попадет…

Челнок с корабля Жаклин доставил его и Стефанию на орбитальный комплекс Сабины, когда планета внизу была повернута ночной стороной. Редкие россыпи огней на овальном материке, протянувшемся вдоль экватора планеты, притягивали взгляд.

— Здесь и впрямь нет больших городов. — Заметила Стефания, стоя у обзорного окна.

— По городам я не скучаю. — Ответил Лаки, останавливаясь рядом и обнимая ее за талию.

Их вещи-два объемистых контейнера были закреплены на платформе.

Они прихватили со собой самое необходимое и как впоследствии оказалось, не прогадали.

Сан-Педро оказался очень провинциальным городом, хотя и носил гордое имя столицы.

Сто тысяч жителей, оперный театр, крытый рынок, помпезное здание вокзала-единственного в городе, да и на планете и два десятка колоколен церквей. По воскресеньям, в начале и конце мессы звон колоколов накрывал город, но к этому быстро привыкли.

Бронзовые, позеленевшие памятники на площадях, вымощенных булыжником. Запах свежего хлеба из уютных булочных и аромат острых приправ к мясным блюдам из распахнутых окон семейных таверн…

Улыбчивые и беззаботные лица.

Стефании и Лаки город понравился с первого взгляда. Здесь было приятно гулять, взявшись за руки. По длинной набережной, вдоль песчаного пляжа, под тенью платанов… А утомившись, сесть с бокалом великолепного красного вина под камышовой крышей, под навесом таверны, куском хрустящей булки подбирать с блюда подливу, которая вкуснее самого мяса, быстренько проглоченного под гитарное бренчание чернявого мариачо в расшитой золотом жилетке….

Еще лучше, вспомнив прежние уроки, скакать на фыркающем коне вдоль полей до родника в зарослях рябины и там валяться на пледе под кустом среди аромата не скошенного луга, целоваться, ощущая вкус острого перчика на губах любимой….

Они сняли квартиру на третьем этаже представительного дома на набережной, с видом на лазурное море и на псевдоготические шпили университета. С понедельника по пятницу учеба и дополнительные занятия. В выходные дни обычно поспать подольше, гулять по городу или за городом, проветривая мозги от мыслей и знаний, накопленных за неделю.

На первом этаже соседнего дома находилось кафе и там они обычно завтракали и ужинали, иногда за столиком прямо на тротуаре. Как за постоянными клиентами для них оставляли столик у окна, с самым лучшим видом. Вид, даже самый красивый, в конце концов, надоедает.

Иногда они посещали оперный театр, в душе посмеиваясь над чопорными и чванливыми донами, восседающими в ложах с гордым видом, как петухи на жердочке при расфуфыренных дамах в бриллиантах и кружевах.

Сабину населяли крестьяне, или пеоны, по местному. Люди, чьи предки на Терре столетиями мечтали о клочке личной земли. На Сабине плодородных земель было сколько угодно. Крестьянский рай оказался вполне возможен? Миллионы нищих арендаторов превратились зажиточных фермеров? Ничего подобного! Землю все получили в равном объеме и еще осталось, но люди не равны уже по факту рождения и потому произошло то же что на Терре. Социальное расслоение. Появились крупные землевладельцы-более хитрые и оборотистые. Более ленивые и уважающие лишнюю стопку текилы людишки бросили свою землю и стали арендаторами и батраками. Через столетие на Сабине появилось сословное общество.

Донам было скучно прозябать в своих гасиендах, и они завели города, там, где обычно проходили крестьянские ярмарки. Понастроили церквей, борделей и ресторанов. Не сами, конечно, а руками послушных пеонов. Социальный эксперимент на Сабине блестяще доказал невозможность крестьянского рая на любой земле и под любым солнцем.

Историю Сабины Лаки изучил позднее. В самом начале, прибыв на планету, он поразился ее архаичному облику. Никакой Морелли не запирал этот мир в клетку собственных представлений о жизни и быте. Все само созрело и выросло. Консервативное общество, в котором слово дона или священника весит больше любых писаных законов, а традициям покорны все, не вникая в их порой абсурдные стороны.

Никаких токи, телефонов портативных здесь не имелось. Не было планетарной сети. Выходили на бумаге три газеты и из них узнавали новости. Визоры и эль-визоры стоили огромных денег и потому доступны были только людям богатым. Единственная радиостанция транслировала только службы в кафедральном соборе, да многочасовые благочестивые наставления священников. Впрочем, у пеонов и радиоприемников то не было.

Университет Сан-Педро основали люди с Терры из Колумбии, те самые- кокаиновые бароны, прославленные в терранских исторических хрониках. Они стали первыми донами и кому-то из них пришла в голову блестящая мысль-легализоваться в виде меценатов и основателей бесплатного учебного заведения- самого демократичного в субсекторе.

И вот в универе было все по последнему слову: компы и визоры, эль-шлемы и гипнообучение, АКРы и хирург-робот. У универа даже была своя электростанция — реактор холодного термояда. Опреснительная установка обеспечивала кампус свежайшей фильтрованной водой. Не все доны с Терры забыли прежнее и переквалифицировались в скотоводов и сеятелей маиса. Коку выращивали на Сабине совершенно свободно, и она являлась важнейшей статьей экспорта с планеты, тем более что наркотики были легализованы эдиктом императора Максимилиана еще три столетия назад.

Цена товара, увы, не та как в золотой век на Терре, чуть дороже, чем текила местного разлива, если считать по весу. Зато очень много зелья потреблялось на месте, на планете.

Клиника в Сан-Педро, что работала при медицинской факультете универа, успешно лечила наркоманов от зависимости, и они превращались в мрачных и скучных завсегдатаев баров. Потом они лечились от алкоголизма и переходили на кокаин и так по кругу. Клиника получала хорошие деньги от своих клиентов и была куда более выгодным предприятием, чем кокаиновые лаборатории дона Корвальо в пригороде.

Мягкий климат, вечное лето, обилие влаги и плодородные почвы. На Сабине росло все и быстро. Любой пеон-батрак, копаясь в своем огороде кое-как, вполне мог обеспечить едой семью. Если бы задумался о контрацепции. Но в мозги, промываемые кокаином и текилой, не вмещали идею контрацепции. Потому детей в семьях пеонов было по-прежнему много и прокормить их, копаясь в огороде оказалось невозможно. Бормоча проклятия и одновременно молитвы Святой деве Гваделупской, пеон тащился в гасиенду к дону, чтобы заработать пару песо и мешок кукурузы для своей семейки. Песо пропивались в кабаке, который обычно принадлежал тому же дону, а мешок с едой приносился домой. Крикливые и вечно беременные жены не давали мужьям расслабиться. Ссоры переходили в драки и чаще женщины лупили своих мужей, чем наоборот.