— Прощай, прекрасный, но бессердечный близнец! твой брат остался далеко от тебя! Напрасно будешь ты его поджидать сегодня к ужину! Ты его не увидишь ни сегодня, ни завтра; ведь он не сдвинется с своего места, а вот и гроза приближается. Несколько деревьев упадут снова в реку, а течение унесет Сильвинэ далеко, далеко, ты его никогда не найдешь!

Невольно холодный пот выступил у Ландри, когда он услышал эти слова. Все были так уверены, что семья Фадэ находилась в сношениях с нечистой силой, что верили их словам.

— Послушай, Фадетта, — сказал, останавливаясь, Ландри, — оставишь-ли ты меня в покое? Скажи правду, где брат?

— А что ты мне дашь, если я тебе его найду, до дождя, — спросила Фадетта, выпрямляясь на изгороди и махая руками, точно она собиралась улететь.

Ландри не знал, что ей обещать, он начинал бояться, что она хитрит, желая получить с него денег. А ветер шумел и гнул деревья, раздавались удары грома, приближалась гроза. Он не боялся грозы, но сегодня она наступила так неожиданно и скоро. Невольно его пробирала дрожь. Было очень вероятно, что Ландри не заметил за деревьями, как она надвигалась, он более двух часов не выходил из дна долины, где не виднелось небо. Он обратил на нее внимания, когда Фадетта ему показала свинцовые тучи, вдруг её юбка поднялась и вздулась от ветра, черные, длинные волосы выбились из чепца, вечно слетавшего с её головы, и рассеялись на её уши, как конская грива, у скакуна картуз слетел, и сам Ландри с трудом удержал шляпу.

Небо почернело в две минуты и Фадетта, казалось, выросла вдвое на своей изгороди. Ландри, надо сознаться, испугался.

— Фаншон, я сдаюсь, — сказал он;— верни мне брата, если ты знаешь, где он. Будь доброй девочкой. Не понимаю, что за охота тебе радоваться моему горю. Покажи свое доброе сердце, я поверю, что ты лучше, чем кажешься на словах.

— А почему я буду добра в тебе, — возразила она, — ты меня считаешь злой, а я тебе никогда не сделала ничего дурного. Зачем буду я добра к близнецам, которые гордятся, как петухи, и чуждаются меня?

— Полно, Фадетта, — продолжал Ландри, — ты хочешь от меня выманить что-нибудь. Говори скорее, что, я исполню все, что могу. — Хочешь мой ножик?

— Покажи-ка, — сказала Фадетта, спрыгивая к нему, как лягушка. Она чуть было не поддалась соблазну, увидев ножик, за который крестный Ландри заплатил на последней ярмарке десять су. Но потом она нашла, что это слишком мало, и попросила подарить ей белую курочку, похожую на голубя, и всю мохнатую.

— Не могу тебе это обещать, курочка не моя, а мамина, но попрошу ее для тебя и почти уверен, что мама не откажет. Ей так хочется видеть Сильвинэ.

— Вот прекрасно! — воскликнула маленькая Фадетта, — а даст-ли мне твоя мать черноносого козленка?

— Ах, Господи, какая ты несговорчивая, Фаншон. Слушай, если моему брату грозит опасность и ты меня сведешь к нему, нет в нашем доме курицы или цыпленка, козы или козленка, которым бы тебе ни подарили мои родители, я вполне убежден в этом.

— Ладно, по рукам, — сказала Фадетта, протягивая близнецу свою худенькую ручонку; он положил в нее свою, с невольной дрожью, потому, что её глаза в эту минуту блестели, как у настоящего чертенка. — Я еще не скажу тебе, что я от тебя потребую, я сама еще знаю, но помни твое обещание, если ты не исполнишь его, я всем расскажу, что ты не держишь слова. А теперь — прощай, не забудь, когда бы я ни потребовала от тебя, ты должен беспрекословно повиноваться немедленно.

— Слава Богу, Фадетта, значит, решено и подписано, — сказал Ландри, пожимая её руку.

— Пойдем, — продолжала она гордо и самодовольно, — возвращайся поскорее к реке, спускайся, пока не услышишь блеяние; посмотри, где ты увидишь коричневатого ягненка, там и твой брат. Если его там нет, освобождаю тебя от твоего слова.

С этими словами стрекозка схватила на руки скакуна, вырывавшегося из её рук и извивавшегося, как угорь, прыгнула в кусты и исчезла, как виденье. Ландри и в голову не пришло, что она могла над ним посмеяться. Не переводя дыханья, он добежал до низа речки, дошел до рва и хотел пройти мимо, не спускаясь, как вдруг услышал блеяние ягненка.

— Боже праведный! а ведь девочка не ошиблась;— подумал он, — слышу ягненка, значит и брат здесь. Что-то с ним? Он прыгнул в ров и вышел в кустарники, там брата не было. Но, слыша блеяние ягненка, Ландри поднял голову и увидел, в десяти шагах, по ту сторону реки, Сильвинэ, державшего в блузе ягненка коричневатого цвета.

Видя, что он цел и невредим, Ландри радостно поблагодарил Бога от всего сердца; он и забыл попросить у Него прощения за то, что прибегал к колдовству. Ему захотелось окликнуть брата, но Сильвинэ его не видел и не слышал его приближения из-за шума журчащей воды. Он сидел неподвижно под большими деревьями, которые гнулись от бешеного ветра; Ландри поразился верному предсказанию маленькой Фадетты.

Всем известно, что опасно сидеть на берегу реки во время сильного ветра. Каждый берег подкопан снизу, и постоянно гроза вырывает с корнем несколько ольх, если они не очень старые и не толстые, деревья падают совсем неожиданно. Сильвинэ же, казалось, не подозревал опасности, хотя вообще был осторожен. Он сидел так спокойно, будто находился не на берегу, а в крытом гумне. Он утомился бродить весь день; если он и не утонул буквально в реке, можно сказать, что он потонул в своем гневе и горе. Теперь он сидел бледный, как лилия, неподвижный, как столб, с полуоткрытым ртом, как рыбка, зевающая на солнце, с спутанными от ветра волосами и устремился на течение реки, не глядя на ягненка. Он его нашел заблудившегося в полях и взял его из жалости. Он хотел отнести его в блузе домой, но по дороге забыл спросить, чей был пропавший ягненок? Сильвинэ держал его на руках, не слыша его жалобного крика; бедный ягненок озирался своими большими светлыми глазами, как бы удивляясь, что нет здесь ему подобных, он не узнавал ни поля, ни стойла, не было его матери в этом тенистом, заросшем травой, месте, где протекала быстрая река, наводящая на него страх.

Ландри хотел броситься на шею брата; но их разделяла река, которая местами была глубока и широка, хотя и текла в протяжении четырех или пяти метров. Ландри оставалось придумать способ пробудить Сильвинэ от задумчивости и уговорить его вернуться домой, но надо было сделать все осторожно, иначе разобиженный мальчик мог убежать в другую сторону, пока Ландри не нашел бы брод или мостик, чтобы к нему переправиться.

Ландри поставил на свое место отца и задал себе вопрос, как бы поступил в подобном случае осторожный и сообразительный отец Барбо? Он умно сообразил, что отец принялся бы за дело потихоньку, не придавая выходке Сильвинэ большего значения, чтобы его не побудить повторить подобную проделку в минуту гнева и чтобы его не огорчить своим беспокойством.

Он начал свистеть, будто призывая дроздов; их всегда заставляют отвечать на зов и ловят таким образом, когда они перебираются с ветки на ветку в сумерки. Сильвинэ насторожился и увидел брата; он сильно сконфузился и хотел незаметно ускользнуть, но Ландри представился, что только что узнал его, и сказал не очень громко, потому что река не мешала ему говорить и он не хотел пугать брата криком.

— Ты здесь, мой Сильвинэ? Я тебя прождал все утро, а теперь прошел прогуляться до ужина, надеясь тебя дома застать, когда вернусь. Пойдем вместе, до конца реки нам придется идти по разным берегам, а у брода де-Рулетт мы сойдемся. (Этот брод находился как раз против дома тетки Фадэ).

— Хорошо, — ответил Сильвинэ, — и они отправились. Сильвинэ пришлось взять на руки ягненка, так как он к нему не привык и не шел за ним. Так шли они, не решаясь взглянуть друг на друга и скрывая один свою обиду, а другой радость встречи. Иногда Ландри перекидывался несколькими словами с братом, желая показать ему, что не замечает их размолвку. Он его спросил, где он нашел ягненка, но Сильвинэ не мог ответить на этот вопрос, ему было стыдно сознаться, где он был и сам он не знал названия мест, через которые проходил. Ландри заметил его смущение и сказал ему: