— Да-да, я сделаю все так, как вы велите, — послушно сказала она уже вдогонку, глядя на его спину.

Перепрыгнув через низкий частокол, Колин побежал по песку в центр арены и, размахивая щитом, начал пробиваться через кольцо гладиаторов, которые, судя по всему, не ожидали такого поворота событий.

— Лахлан! — крикнул он. — Вот твой меч!

Услышав голос кузена, Лахлан улыбнулся. Отбросив в сторону деревянный обрубок, который он направил на противника, подошедшего к нему ближе других, горец поймал свой меч.

— Молодец, мальчик! — крикнул он Колину, вытаскивая клинок из ножен.

Не говоря больше ни слова, чтобы не тратить время на пустые разговоры, они быстро повернулись и стали спиной друг к другу.

— Их всего семеро, — крикнул Лахлан кузену через плечо, не поворачивая головы. — Ты, если хочешь, можешь вернуться на трибуну.

— Чтобы я пропустил самое интересное?! — воскликнул Колин. — Да ни за что на свете! Ты их всех собираешься прикончить? Или двоих-троих слегка потыкаешь мечом, пустив им кровь, а остальных разгонишь?

— Не забывай, что на нас сейчас смотрит принцесса. Думаю, нужно немного погонять их по арене, а потом вышвырнуть за забор. Весь этот спектакль устроили, чтобы доставить удовольствие благородным леди и джентльменам. Те пришли сюда развлечься, а не смотреть на кровавую бойню.

— Похоже, нашим актерам об этом не сказали, — сказал Колин, засмеявшись.

— Что ж, тогда не будем спешить. Давай побьем их медленно и красиво, — ответил Лахлан. — Больше работай щитом, а не мечом. Публика очень расстроится, если все это быстро закончится.

— Ага, — согласился рыжий великан, язвительно ухмыльнувшись. — Не будем расстраивать этот королевский зверинец.

Разбойник, который пытался снести Лахлану голову, спрятался за своим огромным щитом. Двигаясь медленно и неуклюже, словно бык, тянущий плут, он пошел на Лахлана, пытаясь нанести ему удар прямо в живот.

Этому парню явно не хватало быстроты и точности, и граф легко увернулся от меча, а потом со всей силы ударил своим щитом о щит противника. Раздался громкий скрежет металла о металл. «У-у-у!» — загудели зрители, и этот оглушительный звук пронесся по всему амфитеатру с нижнего ряда и до самого верха. Публика выражала свое одобрение и требовала продолжения.

Лахлан бросился в атаку, заставив противника отступить. Он оттеснял его все дальше и дальше, нанося удары щитом по шлему. Парень выронил из рук меч, а Лахлан продолжал бить его до тех пор, пока тот, пошатнувшись, не упал на колени, удивленно охнув.

Другого гладиатора, который тоже попытался прикрыться щитом, Лахлан со всей силы лягнул ногой в пах, а потом ударил по плечу эфесом меча.

Этот упал на песок, скорчившись от боли, и заорал, прося пощадить его.

Публика заревела от восторга. Многие из благородных господ на трибунах, судя по всему, читали Сенеку-младшего, который в своих трудах подробно описал бои гладиаторов, устраивавшиеся в Колизее. Вскочив со своих мест, они стали кричать:

— Habel, hoc Нabet! («Добей его, немедленно добей!»).

Лахлан не собирался просить зрителей, чтобы те решили судьбу его противника, опустив вниз большие пальцы рук — в древнем Риме этот жест означал смерть. Повернувшись в ту сторону, где стояли телеги, он махнул рукой, чтобы упавшего гладиатора увезли с арены. Несмотря на то что это все-таки был реальный бой, а не спектакль, не было необходимости убивать кого-нибудь для того, чтобы порадовать кровожадную публику.

Лахлан посмотрел на своего кузена. Колин буквально светился от счастья. Казалось, этот день был самым счастливым днем в его жизни. Он был без шлема, и в ярких лучах полуденного солнца его волосы отливали медью. Забрав щит у своего первого противника, Колин бил его этим щитом до тех пор, пока тот не сел на землю, завыв от боли. Должно быть, этому парню никто не сказал, что в Древнем Риме гладиаторам не разрешалось ни стонать, ни кричать, даже когда им наносили смертельные удары.

Колин ткнул эфесом меча в пластину, защищавшую щеку парня, и попал в то место, где челюсть соединяется с ухом. Гладиатор, потеряв сознание, рухнул на песок.

Оставшиеся бойцы уже не нападали на шотландцев. Поняв, что их не будут добивать, они молча ждали, пока слуги, одетые в короткие тоги, погрузят на двухколесную рыночную тачку лежавших на песке парней и увезут их с арены.

Было ясно, что эти гладиаторы — не цыгане-акробаты и не солдаты, которые обучались военному ремеслу. Они дрались, как обыкновенные уголовники — бандиты, которых вытащили из тюрьмы для того, чтобы убить Лахлана.

Воспользовавшись паузой, Кинрат снял шлем и бросил его на песок. Тяжелое забрало мешало ему, загораживая боковой обзор. Он посмотрел на трибуны. Зрители стоя приветствовали бойцов. Они были уверены, что это просто театральное представление и никто из актеров не пострадал.

Повернувшись, Лахлан посмотрел на еще одного противника.

Этот боец держал в руках трезубец и сеть, по краям которой были прикреплены свинцовые гири. Шлем он не надел, повязав голову лишь узкой лентой, чтобы его редкие белесые волосы не падали на лицо. У него был сломан нос, а на щеке красовался шрам. Эти увечья, скорее всего, были результатом пьяной драки в какой-нибудь таверне. Нападавший хотел набросить сеть на Лахлана, но тот увернулся, схватился за нее рукой, потом резко дернул на себя, и парень, пошатнувшись, упал. При этом острые концы его трезубца запутались в сети. Покатившись по песку, бандит завернулся в нее же и стал похож на тритона, попавшего в рыбацкий невод.

Лахлан вырвал у него из рук трезубец. Повернувшись, он посмотрел на другого соперника и двинулся на него. Поддев трезубцем кожаный пояс парня, Лахлан поднял этого ублюдка над головой и швырнул в дальний конец арены. Упав на песок, тот ударился шлемом о деревянный частокол, ограждавший арену.

Взглянув на Колина, Лахлан поднял вверх руку в приветственном жесте. Его кузен уже расправился с двумя парнями. Им пришлось подождать, пока на тачке вывезут с арены еще четверых потерявших сознание бойцов.

Потом оба Мак-Рата повернулись к последнему гладиатору. Тот попятился назад, к дальнему концу арены. Бросив меч и щит, он быстро перепрыгнул через заградительный частокол.

Лахлан и Колин остались стоять в центре арены в гордом одиночестве. Публика бесновалась, приветствуя победителей громкими возгласами.

— Я думаю, что нам нужно поклониться принцессе Маргарет, — предложил Лахлан. — Уверен, братец, что сегодня вечером все благородные леди выстроятся в очередь, чтобы потанцевать с тобой.

Колин угрюмо покачал головой.

— Все, за исключением леди Пемброк. Я накричал на нее перед тем, как выбежал на арену. Она никогда не простит меня.

— Ты сегодня показал себя сильным и мужественным бойцом, и десятки смазливых девчонок с радостью займут ее место, — усмехнувшись, сказал Лахлан.

— Мне не нужны другие девчонки, — проворчал Колин.

Однако поклониться английской принцессе им не удалось, потому что в этот момент, распахнув деревянную калитку, на арену выбежала леди Уолсингхем. Она бросилась к Лахлану, и тот, опустив меч и щит на песок, обнял ее и вдохнул запах лаванды и персиков.

— О господи, — всхлипывая, пробормотала она и уткнулась в его плечо. — Боже мой, Лахлан! Тебя… тебя ведь могли убить. Тебя м-могли убить. Эти люди хотели тебя убить!

Обхватив ладонями его лицо, она, дрожа от пережитого страха, покрывала поцелуями его щеки, нос, подбородок.

Лахлан прижал руку к ее затылку.

— Не торопись и целься точнее, любимая, — радостно улыбнувшись, посоветовал он.

Прижавшись губами к ее губам, он просунул язык ей в рот. Их поцелуй был долгим и страстным.

Сейчас, когда на них с изумлением взирали более семи сотен английских дворян, он мог только целовать ее. Однако, черт побери, как только они останутся наедине, он не будет сдерживаться и снова заставит ее стонать от удовольствия.

Леди Франсин слегка отстранилась, пытаясь отдышаться, и посмотрела ему в глаза.