Лапалья нахмурился.

— Не припоминаю такой статьи в вашем бюджете.

Шеф задал простой вопрос, и Пайпер знала, что ответить. Но по какой-то причине замерла на месте, и в ее ушах зазвенел голос британки, хриплый и тягучий от желания: «Он подводил меня к оргазму, шлепая все жестче и жестче. Я охотно шла у него на поводу. Я задыхалась, стонала и кричала на пике наслаждения».

Шепот, который слышала Пайпер, не принадлежал актрисе дубляжа, и чувства, которые он передавал, ни за что и никогда не станут частью выставки. Пайпер помотала головой, силясь отогнать наваждение. Она теряла нить разговора.

— Она там была.

— Продолжай.

Но мысли разбегались от нее в разные стороны. В чем дело? Она тысячу раз повторяла эту речь дома, но стоило вспомнить о «Семи грехах куртизанки», как лобная доля ее мозга отказалась работать.

— Э-э, над освещением ведется активная работа.

Лапалья склонил голову набок и уставился на Пайпер.

— И?

Голос вернулся. На сей раз он был пронизан благородной яростью. «Почему мне не дали слова? — гневно вопрошал голос. — Не кажется ли вам, что эти достойные граждане вправе меня выслушать?»

Нет, нет, нет, подумала Пайпер. Офелия говорила эти слова в зале суда в 1825 году, когда ее судили за убийство. Они не имеют никакого отношения к ней, к этой планерке, к выставке и Бостонскому музею культуры и общества. Пайпер категорически отказывалась лишаться рассудка. Только не теперь.

Какой смысл выглядеть сексапильной, если она окончательно съедет с катушек?

— Ты в порядке, Пайпер?

— Да, да.

Она посмотрела на Мика. Тот едва заметно кивнул, как будто говоря, что у нее все получится.

Для нее это много значило. Приятно в кои-то веки встретить поддержку.

Пайпер улыбнулась и расправила плечи.

— Моя базовая планировка предполагает полукруг из шести частично закрытых отделений, расходящихся веером из центральной фокусной точки. Каждое отделение будет рассказывать об одной из составляющих жизни Офелии Харрингтон, на удивление… э…

Лапалья замахал руками.

— Что может быть удивительного в Офелии Харрингтон? Каждый пятиклассник знает ее историю.

О нет, ничего они не знают…

— Каждое отделение будет иллюстрировать один из аспектов жизни Офелии Харрингтон, на удивление разноплановой, — продолжала гнуть свою линию Пайпер. — Центром отделений будет интегрированное мультимедийное представление слов и мыслей Офелии, дополненное сообразными контексту артефактами из коллекции: одеждой, предметами быта, мебелью, личными вещицами, которыми она дорожила.

Лапалья встревоженно повел бровями.

— Для этого понадобятся наушники? Я не видел наушников в бюджете.

— Я с самого начала планировала пять стационарных блоков на отделение.

— А центральный вводный элемент? Фокусная точка?

— Я экспериментирую с несколькими вариантами дизайна, но еще не пришла к той единственной совершенной концепции, которая бы символизировала сущность истории Офелии Харрингтон.

Пайпер выдержала паузу. Ее последняя реплика была преуменьшением. На самом деле ее ум пока не мог объять двойственность, присущую Офелии. Представит ли она ее посетителям БМКО входящей в собрание квакеров матроной в скромной шляпке или пригласит покровителей на выставку куртизанки в шелковых чулках на подвязках, в корсете и с растрепанными после ночных подвигов волосами…

«Мое единственное преступление в том, что я — женщина, которая думает своей головой», — шепнул голос.

— Мне это кажется странным, — сказал Линк.

Пайпер сверкнула глазами.

— Прошу прощения?

— Центральная композиция задает тон и является общим контекстом всей выставки, — сказал Линк, обращаясь к Лапалье и пропуская мимо ушей вопрос Пайпер. — Это краеугольная часть любого проекта. Как Пайпер может продвигаться дальше без нее?

В конференц-зале стало тихо. Девушка сглотнула. Она посмотрела на Лапалью.

— Я посчитала, что на этом этапе разработки проекта разумнее будет избежать обсуждения частностей.

— Ну, в общем-то, да, если только ты не опоздаешь с пробной презентацией для совета попечителей.

— Без проблем, — с уверенной улыбкой сказала Пайпер. — Попечители увидят макет через три недели, как запланировано.

Лапалья кивнул.

— Хорошо. Молодец.

Тут он метнул взгляд на Мика.

— Доктор Мэллой? Хотите чем-нибудь поделиться с нами сегодня?

Обрадованная, что центр внимания сместился на другого, Пайпер откинулась на спинку кресла и стала слушать, как Мик рассказывает о плане объединения кампании по сбору средств с открытием осеннего сезона — традиционно самым значительным событием для музея в году — и просит всех высказать свое мнение. Вскоре после этого планерка закончилась.

Пока сотрудники один за другим покидали конференц-зал, Пайпер продолжала сидеть. Мик вежливо кивнул в ее сторону, коротко улыбнулся и вышел из комнаты.

В итоге Пайпер осталась одна, хорошо осознавая, что дело не доведено до конца.

Она покачала головой.

— Видишь, в чем проблема, Офелия, — прошептала Пайпер, собирая бумаги. — Боюсь, в твоей лиге не так много женщин. Почему ты думаешь, что я одна из них?

Линк постучал в ее дверь.

— Есть минутка?

Он видел, как Пайпер отрывает взгляд от компьютера и щурится в его сторону. Она явно не любит случайных посетителей.

— Я могу для тебя что-нибудь сделать, Линк?

Пайпер поднялась с кресла. Она начала поспешно собирать бумаги и сунула в ящик пачку документов. Потом обошла письменный стол и встала перед ним, упершись в столешницу широко расставленными ладонями, как будто что-то скрывая.

Ой, ради бога. Как будто у тебя есть что-то, что я хотел бы увидеть.

— Я пришел извиниться, — сказал Линк, продвигаясь глубже в огромное полуподвальное хранилище, которое Пайпер выбила под свою выставку.

Склад был набит всем тем хламом, которым их осчастливила Клаудия Харрингтон-Хауэлл: кушетками, канделябрами, коробками со старыми письмами и фотографиями, фортепиано, дорожными сундуками. Линк, хоть убей, не понимал, что Пайпер намерена со всем этим делать, а после сегодняшней планерки стало очевидно, что она и сама без понятия.

Выставка по Харрингтон обещала быть нуднейшим мероприятием. Линк надеялся, что Пайпер погорит на этом задании, и пока что она не обманывала его ожиданий. По всей видимости, после недавнего провала она боялась предлагать что-либо оригинальное.

Бедная, несчастная Пайпер и ее телефонистки! Серьезно, с кого она рассчитывала получить деньги за просмотр двадцати пяти черно-белых увеличенных фотографий операторов бостонских коммутаторов и горстки заплесневелого, допотопного оборудования, пусть даже со звуковым сопровождением? О выставке растрезвонили, как о некой женской армии и ее вкладе в дело сражений на передовой американских телекоммуникаций. Она вышла настолько плохой, что Линку пришлось бежать в туалет, где можно было поржать до упаду.

Сразу после открытия Линк подслушал, что попечители засомневались в решении повысить Пайпер по службе. Но все это уже не имело значения. Принцесса Синий Чулок скоро наглядно продемонстрирует, что без нее вполне можно обойтись. Как мило с ее стороны!

— Я просто хотел помочь, — убедительно продолжал он. Кажется, получилось не очень хорошо, и я искренне извиняюсь.

Линк сгорбился в нескольких футах от Пайпер и застенчиво улыбнулся, ни на минуту не переставая вникать в детали ее внезапного перевоплощения. Кто бы ни помогал ей в этой затее — вероятно, та ее подруга блондинка, секс-профессор, — эти люди знали, что делают. Последние четыре года Пайпер забавляла Линка своими варварскими издевательствами над модой, и тут — бах. Она вдруг является на работу в таком виде, будто только что сошла со страниц журнала «Е11е».

Да неужто?

Линк не дурак. Здесь речь идет о большем, чем просто смена имиджа. Он видел, как Пайпер улыбалась красавчику Мэллою и как бедняга Мэллой реагировал: ни дать ни взять собачка Павлова. Очевидно, Пайпер сделала это, чтобы привлечь его внимание.