Рыжие муравьи-воины, выслушав объяснения Х-Девятого, окружили Юрку, с опаской поглядывая на его дубинку.

— Ты из какой касты? — спросил один из воинов.

— У нас нет каст, — ответил Юрка с чувством собственного достоинства. Ему не понравилось, что воины высокомерно разговаривают с Х-Девятым.

— Такого не может быть! — грубо заметил воин, пожевав жвалами.

— Не говори о том, чего не знаешь! — сказал Юрка, ответив на грубость подчеркнутым пренебрежением. Это было в его характере — он не позволял никому разговаривать с собой свысока, чрезвычайно высоко ценил свое достоинство и потому на пренебрежение отвечал еще большим пренебрежением. Обращение воина к нему показалось Юрке столь унизительным, что он готов был пустить в ход свою дубинку, но тут к нему подошел Х-Девятый.

— Ты должен запастись терпением, — сказал он. — У нас многое тебе не понравится, но подумай о соотношении сил. Возможно, ты устоишь против десятка воинов. А против сотни?.. Будь дипломатичен и осторожен.

— Ладно, — ответил Юрка, — может, ты и прав, только очень уж тошно, когда какой-нибудь твердолобый болван с одной извилиной мнит себя выше остальных.

Тем временем в дальнем конце чужой территории показались первые группы воинов из муравейника черных муравьев. Приближаясь к границе, они издавали воинственные крики. Один из рыжих воинов тотчас помчался в свой муравейник. В стане рыжих немедленно была объявлена тревога. Полчища воинов устремились к месту конфликта, чтобы победить или пасть смертью храбрых. То же происходило и в лагере черных. С атмосферой безмятежного мира было покончено в тот самый миг, когда по лабиринтам муравьиных подземелий пронеслось роковое: «Война-а-а-а!»

Мирные настроения поблекли, съежились и забились в самые потаенные уголки, боясь быть обнаруженными, вернее — разоблаченными. Трудовая жизнь муравейников была вывернута наизнанку, а изнанка ощетинилась частоколом острых жвал. И уже не имела значения ничтожность причины начавшейся войны. Все жаждали возмездия.

В таком простом деле как война генеральным штабам воюющих сторон все было ясно. Все, за исключением одной детали. Этой деталью был Юрка, который на языке муравьев значился «непонятной козявкой, обладающей длинной смертоносной лапой». Если для черных муравьев козявка была отрицательным фактором, осложняющим предполагаемый победный исход войны, то для рыжих муравьев она стала едва ли не главным условием победы. Штаб черных решил выделить боевую группу. В нее были отобраны отъявленные головорезы, перед которыми поставили задачу: «Пленить козявку! Если не удастся пленить — уничтожить!»

Рыжие муравьи выделили группу не менее отъявленных головорезов, которым вменялось в обязанность охранять Юрку ценой собственных жизней.

Юрка с X-Девятым и группой рыжих воинов стоял у валуна и наблюдал за приготовлениями черных к битве.

— Неужели это всерьез? — спросил Юрка товарища,

— А как ты думал? — ответил Х-Девятый. — Война — дело серьезное.

— И ее нельзя предотвратить?

— Предотвратить? — удивился Х-Девятый. — Да это никому и в голову не придет! В начале своей сознательной жизни я тоже думал, зачем нужны эти войны? Они никому не приносили пользы, даже победителям. И говорил об этом, и сочинял стихи. Но меня в лучшем случае высмеивали. И советовали прикусить язык.

Сзади подходили все новые полчища рыжих и выстраивались вдоль границы. В тылах шла лихорадочная мобилизация и развертывание боевых дружин. Все говорило о том, что битва предстоит кровопролитная. К Юрке подошла группа воинов и придирчиво осмотрела его со всех сторон.

— В чем дело? — спросил Юрка? — Что это вы рассматриваете меня как лошадь на скотном рынке?

— Оцениваем твои боевые возможности в предстоящей войне, — ответил один из воинов.

— А кто вам сказал, что я собираюсь воевать? — спросил Юрка. — Я вовсе не собираюсь вмешиваться в ваши распри.

— У тебя не спрашивают согласия, — сказал муравей. — Решено поставить: тебя на самый ответственный участок фронта. Один твой необычный вид и длинная разящая лапа вызовут в рядах наших врагов панику. Это решит исход битвы. Мы — спецкоманда, которой поручено охранять тебя от непредвиденных действий врага. Ну, а если ты не пожелаешь сражаться за свободу и независимость нашего муравейника, мы разорвем тебя в клочья и откормим тобой взвод отличных бойцов.

— Юра, не спорь! — прошептал Х-Девятый. — У нас обычно дважды не предупреждают.

Юрке ничего не оставалось, как молча согласиться.

Его сразу же окружила группа муравьев с особенно внушительными жвалами, и по какому-то не замеченному Юркой сигналу воюющие стороны сошлись в рукопашной. Не успел Юрка оглядеться, как один из черных муравьев ловким маневром, точно регбист, прорвался сквозь заслон телохранителей и вцепился в Юркину левую руку. Юрка чуть не вскрикнул от боли, но тут же пришел в себя и долбанул врага дубинкой. Черный муравей разжал жвалы и упал бездыханный. Вокруг уже кипела схватка. Юрка посмотрел на раненую руку. Слава богу, ничего серьезного, но злость уже обуяла его, — он ринулся в бой. Крушил направо и налево, следя за тем, чтобы по нечаянности не оглушить своего, то есть рыжего. Его путь был отмечен сотнями поверженных черных муравьев. Охваченный азартом битвы Юрка заорал:

«Швед, русский — колет, рубит, режет. Бой барабанный, клики, скрежет. Гром пушек, топот, ржанье, стон, и смерть и ад со всех сторон…»

По полю боя из конца в конец перекатывались черно-рыжие клубки вцепившихся друг в друга воинов. Серповидные жвалы в смертельной хватке смыкались на теле врага. Юркина дубинка не знала усталости.

И перелом в битве произошел. Поле боя было усеяно трупами. На одного павшего рыжего приходилось два-три павших черных. Враги дрогнули и побежали. Над полем боя прозвучал победный клич рыжих. Остатки разгромленных черных полчищ бежали к своему муравейнику, где им предстояло долго залечивать раны и восполнять свои ряды.

Ликующие когорты рыжих, тоже изрядно потрепанные, но осиянные светом победы, возвращались в свой лагерь. Юрка и его приятель Х-Девятый, окруженные отборными воинами, шли впереди, теряясь в догадках: сопровождает их почетный эскорт или это самый обыкновенный конвой. Во всяком случае, им ни на шаг не позволялось отклоняться в сторону от прямого пути, ведущего к муравейнику. При всем этом наш герой испытывал подъем духа, несмотря на то что получил в битве несколько глубоких царапин, а одежда его была превращена в лохмотья.

Под, гигантскими деревьями, вершины которых терялись высоко в небе, показался высокий холм. Победители приближались к муравейнику, и Юрка подумал, что там, очевидно, состоится торжественный митинг, на котором будут чествовать особо отличившихся, а среди них его, безусловно, следовало бы поставить первым. Митинг должен завершиться парадом доблестных воинов.

По мере приближения к муравейнику появились расчищенные, хорошо ухоженные дорожки. Когда у подножья Юра не увидел никаких приготовлений к параду, а его самого вынудили карабкаться наверх, он несколько разочаровался.

Взбираться на муравейник было непросто. Ноги то и дело разъезжались, застревали между жердями сухих стеблей и хвои, наваленными как попало. Юрка постоянно падал, что никак не пристало победителю. Муравьи бесцеремонно подхватывали его и грубо тащили вверх, к одному из многочисленных входов, Было еще терпимо, когда острые жвалы хватали за одежду, но они чаще зажимали то руку, то ухо, то волосы. Это Юрке совсем не нравилось, он попытался вырваться, да не тут-то было чем сильнее Юрка трепыхался, тем сильнее сжимались жвалы. Только гордость удерживала мальчишку от того, чтобы не завопить от боли. Он подумал было пустить в ход свою знаменитую дубинку, но тут они оказались у какого-то отверстия и с ходу нырнули в него.

Туннель был низок, извилист, Юрке пришлось ползти на четвереньках. И поскольку передвигался он очень медленно, сопровождающие с новой энергией взялись за него. Исчезли последние блики света. Теперь мальчик положился на волю тех, кто его тащил, и только старался защитить руками лицо. Конвоиров нисколько не печалило, что каждый сантиметр пути стоил Юрке невыразимых мучений. Ему давно уже засорило глаза, и, хотя они в такой темноте были бесполезны, глаза есть глаза. Труха забила ему нос и рот. Когда он чихнул первый раз, чих оказался столь оглушительным, что муравьи шарахнулись в стороны. Весь путь в лабиринте запомнился Юрке как бесконечные грубые рывки, толчки, подергивания и подталкивания. Особенно плохо приходилось, когда он застревал на каком-нибудь перекрестке и тем самым закупоривал движение, создавал пробку. За него сразу хваталось столько жвал, что казалось, будто его раздирают на части.