Казнь.
Скоро здесь соберется огромное количество вампиров и вир, от молодых до старых, от благородных до безнравственных… И все будут смотреть, как казнят того, кто посмел нарушить святой закон этих земель — запрет на нанесение вреда магам.
Это не самый страшный приговор, который мог бы быть.
Но наказывают по нему действительно страшно.
Впрочем, здесь наказывают страшно абсолютно всегда.
Казнь.
Если все пойдет по задуманному плану, то…
Впрочем, разве планы имеют привычку сбываться?
Нет.
***
Ардиан беспомощно лежал на кровати, а рядом суетились две виры, одетые в одинаковые темно-зеленые платья длиной до середины голени. Одна из них в данный момент перемешивала стоящий на прикроватной тумбе травяной отвар, который должен был ускорить выздоровление мага.
Вскоре травяной отвар был готов — его запах, чем-то напоминающий горящую на солнце траву, разлетелся по комнате, и вира любезно протянула его магу, в последний момент отведя глаза, чтобы не столкнуться с ним взглядом.
На сегодняшний день планировалась смертная казнь того, кто посмел напасть на приехавшего по государственным делам господина мага. То, что господин маг приезжал отнюдь не с дружелюбными целями, никто не уточнял.
Ардиан не знал, что сегодня состоится казнь Ньерина. Просто не мог знать — говорить ему это запретили под угрозой казни того, кто это скажет. Кажется, Владыка безумно любил проводить казни.
А эта, казнь так и не убившего мага вампира, должна была пройти довольно тихо. Конечно, собрание на Рубиновой площади никто не отменял, а запрета на посещения казни не объявлялось. Но о том, что состоится казнь, сообщили только определенному кругу лиц, не оглашая ее на все княжество. Владыка хотел, чтобы вампиры почувствовали его власть, но не стремился к тому, чтобы о казни узнали маги.
Их и так ожидает много… потрясений?
Маги всегда выступали против казни. На словах. На самом же деле они казнили тех, кто совершал преступления, чуть ли не каждый день.
Но вампиры этого не знали. Как будто.
Тот же самый план магов — привести вампиров к смерти… Разве он содержал хоть каплю человеческого отношения? Все же вампиры — такая же живая раса, как и маги.
Гораздо более сильная раса, чем маги.
И, если они объявят войну первыми, даже таким большим количеством магов победить их будет очень непросто.
…Ардиан любезно принял отвар из рук виры, и та вздрогнула.
***
Как нужно готовиться к казни?
Нет, конечно, сам заключенный к казни готовиться никак не может. А вот его родные и близкие? Они в первую очередь должны на ней присутствовать. Хотя бы для того чтобы понять, что делать так, как тот, кто был им дорог — нельзя.
Энринна стояла перед зеркалом в своей комнате. И почему говорят, что вампиры не отражаются в зеркале? Энри отлично себя видела, хотя предпочла бы этой картине что-то совершенно другое. Например, увидеть Ньерина…
За последние сутки лицо виры изменилось чуть ли не до неузнаваемости: под глазами пролегли круги, сами глаза потухли и перестали быть яркими, четче вырисовались скулы, кожа будто бы посерела… Наверное, именно так должны выглядеть те вампиры, которыми пугают маленьких магов.
Постояв и посмотрев на себя ещё немного, Энринна подошла к шкафу с одеждой и вытащила из него простое серое платье, похожее на то, в котором она бежала за Ньером. Надо же, их побег состоялся так недавно — всего лишь сегодня ночью, а Энри казалось, что прошло уже несколько месяцев или даже лет…
Вира закрыла глаза, надеясь, что когда распахнет их, сможет почувствовать, что проснулась. И что все закончилось. Ньерин жив, Ардиана она вообще не знает. О, это было бы просто замечательно!
Энринна распахнула глаза, но перед ней находился все тот же шкаф, зеркало, в котором отражалась она сама, донельзя непритязательная, а в руках Энринна продолжала держать точно такое же серое платье, мягкое на ощупь, какое она держала до.
Переодевшись, Энри убрала волосы в небрежный пучок, обула простые туфли на низком каблуке и накинула на плечи теплую шаль, переданную Сильванной через стражников.
Приготовившись к казне того, кто пытался ее защитить, Энринна вышла из комнаты. В коридоре она никого не встретила, хотя и надеялась, что Сильви зайдет за ней, поэтому вира пошла по коридору, гулко отражающему стук каблуков, одна — некоторое время назад стража, стоящая у двери Энринны, ушла на площадь, решив, что Энри точно не решится никуда сбегать.
Стража оказалась права.
Бежать — глупо. Энринна совсем недавно проверила это высказывание на себе. Сбежав от своих проблем и судьбы, ты в любом случае не сбежишь от себя.
Спустившуюся на первый этаж Энринну настигло небольшое оживление. Там, внизу, копошилась прислуга — несколько вир, что-то бурно обсуждающих между собой. Но родственников Энринны там не нашлось, поэтому она также, в одиночестве, под настороженными взглядами вышла на улицу.
На улице погода стояла гораздо более теплая, чем ночью.
Но все равно холодно. Или улица тут не при чем?
Энринна поплотнее закуталась в шаль и быстрым шагом направилась к Рубиновой площади. Идти до нее было далековато, и виры и вампиры, которые могли себе это позволить, предпочитали добираться до площади в каретах.
Энринна тоже могла себе это позволить, но все же решила дойти до площади пешком, растягивая время. Без нее в любом случае не начнут.
Или?..
Энри ускорила шаг. Кто знает, что её ждет там, на площади. Нет, понятно, что её ждет казнь того, кто всегда был ей дорог…
А, может, и её, Энринны, казнь. Владыка ведь говорил, что Энри будет наказана…
Нет, её казнь состоится все-таки навряд ли. Вампирам нужна кровь, и поэтому Энринну выдадут замуж за господина мага, благодаря которому все началось.
Интересно, а он будет там, на площади?
Энри пожалела, что не надела свое лучшее платье и не сделала восхитительную прическу. Увидев её во всей этой красоте, маг наверняка подумал бы, что её так просто не сломать…
Подул сильный ветер, выбивший из прически Энринны пару прядей. Надо же, теперь она придет к Рубиновой площади лохматой.
Это наверняка будет выглядеть очень смешно: она, вся такая растрепанная и, что скрывать, жалкая, будет стоять около Владыки, Сильванны, которую не видела с момента побега, и Киприана. Кровные родственники. Княжеская семья. Все — донельзя величественные, надменные — даже Сильви, когда это нужно — а Энри, вон она, вечно презираемая, серая, тусклая.
К тому же сейчас она — преступница.
Вдалеке показалась Рубиновая площадь. Энринна отсюда увидела, что там уже сейчас толпится множество народа. А уж к тому моменту, как она туда дойдет, там, пожалуй, вообще не останется свободного места…
Энри на секунду остановилась, сглотнула ком, застрявший в горле, и направилась дальше.
***
Ньерин, несмотря на свое положение, выглядел сегодня донельзя хорошо — наверх на рубашку и брюки у него был надет сюртук, украшенный золотой вышивкой.
Почти как на свадьбу. Только свадебный сюртук должен быть бордового цвета, как кровь, а сюртук, надетый на Ньерина, казался черным, словно ночь. А ведь именно в черном сюртуке провожают в путь воина.
Здесь черный — предвестник смерти. В отношении Ньера — неминуемой. В отношении воинов — смерти, перемешанной с надеждой. Ведь воины могут вернуться, а Ньерин, который в детстве тоже мечтал стать воином, обречен.
Ньер сидел в небольшой комнатушке, новой клетке, и ждал, пока за ним придут. Как только появятся стражники, он под пристальным взглядом пойдет прямо на помост с виселицей, где и должна будет закончиться его жизнь.
Ньерин вздохнул.
Он знал, что его поступок может к этому привести, но все равно верил в чудо. Надеялся на победу. Как настоящий воин.
Надежда умирает последней.
Сейчас надежда, которая находилась внутри Ньерина, была мертвой.
Он не сможет спасти и сбежать. Сбегать, идя к помосту, глупо — его убьют ещё раньше, чем он успеет моргнуть. Лучше с каменным лицом быть повешенным, хотя в этом тоже нет ничего притягательного…