Гаспар расправил плечи и гневно нахмурился:

— Все ваши словомельницы полностью уничтожены, и восстановить их не удастся. Вот и все.

— Ай-ай-ай! — воскликнул Флэксмен, покачивая головой.

— Это ужасно! — отозвался в тон ему Каллингхэм.

Гаспар посмотрел на Флэксмена и Каллингхэма с глубоким подозрением. Их тщетная попытка изобразить отчаяние только увеличивала сходство издателей с двумя жирными котами, которые, объевшись ворованной сметаны, прикидывают теперь, как пробраться в кладовку, где лежит мясо.

— Наверно, вы меня не поняли, — сказал он. — Тогда я повторю. Все ваши словомельницы уничтожены — одна взорвана бомбой, две другие сожжены… — Его глаза расширились от внутренней боли. — Это было настоящее избиение, мистер Флэксмен, зверское убийство! Помните машину, которую мы прозвали Рокки? Рокки-Фразописец? Я не пропускал ни одной книги, смолотой Рокки. И он сгорел у меня на глазах! До основания! А орудовал огнеметом новый друг моей бывшей подруги…

— Подумать только, новый друг его бывшей подруги! — сочувственно произнес Флэксмен и ухмыльнулся. Его хладнокровие, как и хладнокровие Каллингхэма, выходило за пределы всякого приличия.

— Между прочим, сжег его этот ваш великий Гомер Дос-Пассос, — попытался поддеть их Гаспар. — Но Зейн Горт здорово поджарил его заднюю часть.

Флэксмен грустно покачал головой.

— Какой гнусный мир! — тяжело вздохнул он. — Вот что, Гаспар! Вы — настоящий герой, и пока остальные писатели бастуют, вы будете получать пятнадцать процентов гарантированного минимума. Но мне не нравится, что один из наших писателей-роботов напал на человека. Эй, Зейн! Не забывай, что ты свободный робот и будешь сам компенсировать убытки, если кто-то вздумает вчинить тебе иск! Так записано в твоем контракте.

— Но ведь Гомер заслужил такую взбучку! — запротестовал Гаспар. — Этот садист направил свой огнемет на мисс Розанчик!

Каллингхэм недоуменно обернулся.

— Розовая роботесса, которую они с Зейном притащили сюда, — пояснил Флэксмен. — Только что назначенный к нам редактор-инспектор. — Он покачал головой и ухмыльнулся. — Ну и ситуация! У нас есть редактор, но нет ни единой рукописи, по которой мог бы прогуляться ее синий карандашик. Ничего не скажешь, ирония судьбы. Я думал, Калли, что тебе уже приходилось иметь дело с мисс Розанчик.

Тут с носилок донесся нежный голосок, произносящий властно, но будто во сне:

— …предупредить о недопустимости «наготы»… фраза с «прогуляться» вызывает сомнение… заменить «иметь» на «вступить в брак»… Ах, где я? Что со мной происходит?

Мисс Розанчик сидела на носилках, подняв к небу свои изящные клешни. Зейн Горт, опустившись на колени, нежно протирал замшевой салфеткой ее опаленный бок — отвратительная копоть уже почти сошла с розового алюминия. Увидев, что роботесса проснулась, он бережно поддержал ее за плечо, а салфетку сунул в какую-то нишу у себя на груди и щелкнул заслонкой.

— Успокойтесь, — сказал он. — Все будет хорошо. Вы среди друзей.

— Неужели? Могу ли я вам поверить? — она отодвинулась от Зейна, торопливо ощупала себя и захлопнула несколько крышечек на корпусе. — Как вы смели обнажить мои розетки на глазах у людей, пока я была без сознания!

— Это был единственный выход, — заверил ее робот. — Вам была необходима электропомощь и другие процедуры. А теперь отдохните немного.

— Другие процедуры? — взвизгнула мисс Розанчик. — На виду у всех!

— Поверьте, мисс Розанчик, — вмешался Флэксмен, — мы все — джентльмены и смотрели в сторону. Хотя, признаюсь, вы — очаровательная роботесса, и если бы у книг Зейна Горта были обложки, я пригласил бы вас позировать для одной из них.

— С обнаженными розетками и отодвинутыми заслонками, разумеется? — уничтожающе произнесла мисс Розанчик.

— Итак, Зейн Горт, — добродушно произнес Флэксмен, — по словам Гаспара, во время бойни словомельниц вы вели себя как герой.

Атмосфера в кабинете заметно разрядилась с того момента, как мисс Розанчик удалилась в дамский туалет, чтобы привести себя в порядок. Выходя, она не преминула отпустить шпильку по поводу скаредности издателей, жалеющих денег на специальную туалетную комнату для роботесс.

На лице Флэксмена появилась грустная мина.

— Наверно, тебе было нелегко смотреть, как линчуют твоих собратьев? — сочувственно спросил он.

— Откровенно говоря, мистер Флэксмен, — спокойно ответил робот, — мне никогда не нравились мыслящие машины, обладающие только мозгом и неспособные передвигаться. Они лишены сознания, и творчество их слепо — они способны только нанизывать символы, словно бусы, и прясть слова, будто шерсть. Они чудовищны, и это внушает мне страх. Вы назвали их моими собратьями, но для меня они не роботы.

— Странно, ведь ты тоже создаешь книги, как и словомельницы.

— Ничего странного, мистер Флэксмен. Я действительно создаю книги, создаю их сам, как писатели-люди в давние времена — до начала эпохи редакторов, о которой говорил мистер Каллингхэм. Я сам себя программирую, и, поскольку пишу истории о роботах для роботов, мне никогда не приходилось подчиняться редакторам-людям, хотя при определенных обстоятельствах я был бы только рад выслушать их советы. — Тут он вежливо кивнул в сторону мистера Каллингхэма и задумчиво посмотрел вокруг своим единственным черным глазом. — Я имею в виду, господа, обстоятельства, возникшие теперь, когда словомельницы уничтожены, а творческие способности ваших писателей вызывают очень серьезные сомнения. А так как кроме нас, писателей-роботов, больше никто не умеет создавать художественные произведения…

— Ах да, ведь словомельницы-то уничтожены! — воскликнул Флэксмен, весело подмигнув Каллингхэму и довольно потирая руки.

— …я был бы счастлив выслушать разъяснения мистера Каллингхэма относительно человеческих эмоций, — торопливо продолжал робот, — и согласен, чтобы его фамилия печаталась рядом с моей, шрифтом того же размера. Зейн Горт и Г. К. Каллингхэм — звучит неплохо! А на последней странице обложки наши фотографии рядом. Несомненно, читатели-люди полюбят книги писателей-роботов, если их соавторами будут выдающиеся представители человеческого рода — по крайней мере вначале. К тому же мы, роботы, гораздо ближе к людям, чем эти ужасные словомельницы.

— А ну-ка, замолчите, вы все! — голос Гаспара прозвучал настолько неожиданно, что Флэксмен поморщился, а по лицу Каллингхэма скользнула тень. Писатель озирался вокруг, словно худой, взлохмаченный медведь.

— Заткнись, Зейн, — прорычал он. — Слушайте-ка, мистер Ф. и мистер К.! Всякий раз, когда заходит речь об уничтожении словомельниц, вы ухмыляетесь, как два кота при виде сметаны! Честное слово, если бы я не знал, что уничтожены и ваши словомельницы, я был бы готов поклясться, что это вы, два мошенника…

— Какие слова, Гаспар!

— Меня не проведешь! О, я знаю — да здравствует «Рокет-Хаус», мы все — герои, а вы — пара святых. Но это дела не меняет. Готов поклясться, что этот разгром подстроили вы сами. Несмотря на ущерб, понесенный вашим издательством. А теперь сознайтесь, это ваша работа?

Флэксмен откинулся на спинку кресла. Его лицо расплылось в широкой улыбке.

— Мы сочувствовали, Гаспар. Вот именно — мы сочувствовали вам, писателям, страданиям ваших оскорбленных душ, вашему настойчивому стремлению выразить себя… Никакой активной помощи, разумеется, но… мы сочувствовали.

— Сочувствовали этой длинноволосой банде? Ха! Нет, тут пахнет чем-то другим. Вы надеялись на какую-то выгоду. Дайте-ка мне подумать. — Гаспар вытащил из кармана пеньковую трубку, начал было набивать ее из шитого кисета и вдруг со злостью швырнул их на пол. — К черту атмосферу! — рявкнул он и протянул руку. — Дайте-ка сигарету!

Флэксмен растерялся, однако Каллингхэм наклонился через стол и любезно выполнил просьбу Гаспара.

— Может быть, — произнес тот, глубоко затягиваясь, — вас действительно соблазнила эта дурацкая идея — извини, Зейн! — что роботы будут писать книги… Нет, не пройдет! У каждого издательства есть свои робописатели, и все они ищут новые рынки сбыта.