И Зейн лукаво подмигнул налобным прожектором.

— В Дортмунде, в тамошнем центре роботосервиса, — продолжал Зейн Горт, — доктор Вилли фон Вупперталь, этот мудрый старый инженер, разрешил больным роботам делать себе электрошок, устанавливая по своему вкусу напряжение, силу тока, длительность разряда и другие условия. Надо сказать, что для страдающих меланхолией роботов электрошок так же полезен, как и для людей, пораженных глубокой депрессией. Однако это весьма опасное средство, злоупотреблять им никак нельзя, о чем говорит ужасный пример электроманов. В те старинные времена роботы редко общались друг с другом, но однажды двое из них — причем один был новейшей конструкции, с изящным и стройным корпусом и ультрачувствительными контурами, — двое больных роботов решили подвергнуться электрошоку одновременно, так, чтобы разряд сначала прошел через контуры одного, а потом второго. Для этого им пришлось сначала подключиться к аккумуляторам друг друга и подсоединить мозг и электромотор одного к мозгу и электромотору другого. Это было последовательное, а не параллельное соединение. Так вот, когда это было сделано, едва был замкнут последний контакт — и заметьте, внешнее питание еще не было подключено! — эти двое ощутили бурный экстаз, завершившийся спадом напряжения, сопровождавшимся непередаваемым чувством удовлетворения. Вскоре удалось обнаружить, что электрический экстаз тем полнее и глубже, чем массивнее и мощнее контуры одного из пары роботов и чем изящнее и утонченнее контуры его партнера.

С тех пор и возникли две основные модели — роботы и роботессы. Разумеется, немалую роль в этом сыграло и свойственное нам стремление подражать социальным институтам человека.

Роботы и роботессы очень похожи на мужчин и женщин. Роботессы более стройны, у них более обостренные реакции, они легче адаптируются к окружающей среде и более надежны, хотя иногда склонны к истеричности. Роботы же мощнее, лучше закалены, приспособлены к более тяжелой физической работе, а также для тех видов интеллектуальной деятельности, при которой требуется электронный мозг большего размера.

Как правило, роботы однолюбы, что привело к возникновению у них брака моногамного типа. Как и человеку, роботу приятно сознавать, что рядом с ним близкое существо, готовое разделить его радости и мучения. А теперь, мисс Бишоп, вернемся к моей личной проблеме: как должен я вести себя с мисс Розанчик — красавицей, к которой меня неодолимо влечет, хотя я знаю, что она не слишком умна и склонна к пуританству?

Няня Бишоп задумалась.

— Пока, Зейн, мне приходит в голову только одна мысль: почему бы не внести в блоки мисс Розанчик определенные изменения, которые избавили бы ее от излишнего пуританства?

— Вы ведь шутите, клянусь святым Рэем, не правда ли? — воскликнул Зейн Горт и протянул к горлу девушки свои угрожающе расставленные клешни.

Няня Бишоп побледнела. Гаспар шагнул вперед и попытался раздвинуть клешни, но Зейн сам уже опустил их.

— Повторяю, — размеренно сказал робот, — что считаю ваши слова всего лишь неудачной шуткой. Переделывать робота с целью изменения поведения — это преступление, намного превышающее посягательство на человеческий мозг! Наше сознание так легко изменить, что даже намек на это вызывает у нас инстинктивные защитные реакции. Извините, если я вас напугал, — добавил он мягко. — Но я вынужден был показать, насколько неприемлема для меня даже мысль о чем-либо подобном. Теперь же я снова прошу совета…

— Ну-у, я прямо не знаю, Зейн, просто теряюсь, — робко начала няня Бишоп, искоса поглядывая на Гаспара. — На первый взгляд вы и мисс Розанчик не слишком подходите друг для друга… Правда, в старину у людей существовало правило, что волевой и умный муж прекрасно ладит с красивой, но глупой женой, но я в этом как-то не уверена. Психометрист Шейрон Розенблюм утверждает, что брак удачен либо при полном равенстве интеллектов, либо тогда, когда муж умнее на тридцать процентов. А вы, Гаспар, не могли бы поделиться с нами опытом? Насколько глупа была Элоиза Ибсен?

Гаспар стойко выдержал этот укол.

— Извини меня за прямоту, Зейн, — спросил он, — но цель твоих ухаживаний за мисс Розанчик — стремление к браку с ней?

— Разумеется, я не безгрешен, — смущенно ответил робот, — но я думаю только о браке! Друзья, я буду с вами откровенным: многие роботы не сторонники строгой нравственности, особенно если подворачивается удобный случай. Да и кто им судья? Но я создан по-другому. Я не испытываю полноты чувства, если оно не связано с единством мыслей, настроений и поступков, короче говоря, с семейной жизнью! К тому же у этого вопроса есть и практическая сторона. Я обязан учитывать реакцию своих читателей. Герой книг Зейна Горта, бесстрашный доктор Вольфрам, неизменно верен своей единственной роботессе! На его пути то и дело возникает Серебристая Вилия, неотразимая обольстительница, однако в конце концов он всегда возвращается к Золотистой Бланде, своей нежной супруге!

— Послушайте, Зейн, — вдруг спросила няня Бишоп, — а вам не кажется, что мисс Розанчик старается выглядеть глупее, чем она есть на самом деле? Наши роботессы — я хочу сказать, женщины — нередко прибегают к подобной уловке, чтобы польстить интересующему их мужчине.

— Вы считаете, что это возможно? — возбужденно спросил Зейн. — Клянусь святым Станиславом, так оно и есть! Огромное спасибо, мисс Бишоп. Теперь я знаю, как себя вести.

— Не стоит благодарности, Зейн. А ее пуританство пусть вас не тревожит. Все мы пуритане до поры до времени. Ну а теперь я должна заняться моими кругляшами. Пора их переставлять.

С этими словами она бросилась к яйцеголовам и начала торопливо и безо всякой системы переставлять их. При этом яйцо всякий раз оказывалось наклоненным не так, как прежде.

— Зачем она делает это? — спросил Гаспар.

— Новое положение меняет давление в мозговых тканях и создает ощущение разнообразия. По крайней мере такое правило ввел Цукки.

— Цуккерторт?

— Да, доктор Цуккерторт создал целый свод правил, регулирующих как уход за яйцеголовами, так и общение между ними — так сказать, священные законы Яслей.

— Няня Бишоп… — вдруг нерешительно произнес Зейн Горт. — Нельзя ли мне… подержать одного?

Девушка посмотрела на него с недоумением и вдруг широко улыбнулась.

— Ну конечно! — сказала она, протягивая ему очередную яйцеголову.

Зейн прижал серебристое яйцо к своей мощной вороненой груди и начал нежно его покачивать, напевая «Колыбельную» Шуберта.

— Дай-ка его мне, — сказала няня с легкой тревогой. — Это ведь не младенец, а глубокий старик.

Зейн кивнул, послушно положил яйцо на подставку и обвел остальные яйцеголовы внимательным взглядом.

— Старики они или младенцы — все равно. Ведь они — своего рода мост между людьми и роботами.

Внезапно за дверью послышались бессвязные вопли, истерический визг и звук бегущих ног. В Ясли стремглав влетела мисс Розанчик, в ужасе увернулась от клешней Зейна Горта и с рыданиями упала на грудь няни Бишоп, которая пошатнулась, но стойко выдержала эти судорожные алюминиевые объятия.

Вслед за мисс Розанчик в Ясли ввалился, с трудом держась на ногах, папаша Зангвелл. Размахивая кадуцеем, он хрипло провозгласил:

— Изыди, заклинаю тебя Анубисом! Роботам из прессы вход запрещен!

— Зангвелл! — властно крикнула няня Бишоп и, когда он покорно повернулся к ней, продолжила ледяным тоном: — Убирайся-ка отсюда, пока ты не проэтилировал весь воздух и твое дыхание не отравило яйца. Это не робот из прессы. У тебя просто белая горячка.

— Мисс Бишоп! — жалобно возопил папаша Зангвелл. — Вы же сами еще вчера велели мне гнать в три шеи роботов, которые из прессы…

Тут его блуждающий взгляд упал на мисс Розанчик и, впервые разглядев ее как следует, он простонал:

— Розовые роботы! То слоны, то фараоны, а теперь еще и роботы!

Он вытащил из кармана огромную фляжку, размахнулся, словно намереваясь отшвырнуть ее в сторону, затем поднес ко рту, сделал глоток и, шатаясь, вышел.