Из многих вещей, которые сегодня вдруг открылись Люси, не последней была омерзительная манера смаковать кровавые подробности, свойственная так называемым респектабельным людям. Джордж Эмерсон на этот счет был странно деликатен.

— Он умер у фонтана, как я поняла, — ответила Люси.

— А где находились вы?

— Возле Лоджии.

— Это вас и спасло. Вы не видели, конечно, бесстыдных иллюстраций, которые бульварная пресса… Нет, этот господин мне положительно надоел. Он знает, что я местный житель, и тем не менее продолжает приставать ко мне, понуждая купить свои вульгарные газеты.

Незаметно подкравшийся продавец фотографий был, несомненно, заодно с Люси — Италия давно установила вечный союз с юностью. Он неожиданно развернул перед мисс Бартлетт и мистером Игером раскладной буклет своих фотографий, связав их руки лоснящейся лентой церквей, репродукций и видов.

— Нет, это уже слишком! — возмутился капеллан и раздраженно шлепнул ладонью по одному из ангелов Фра Анджелико. Буклет порвался. Крик вырвался из груди продавца; его товар, как оказалось, был гораздо дороже, чем можно было бы предположить.

— Позвольте мне купить… — начала было мисс Бартлетт.

— Не обращайте на него внимания, — резко проговорил мистер Игер, и они быстро пошли прочь.

Но от итальянца так просто не отвяжешься, особенно если он в горе. Продавец фотографий подверг мистера Игера самой жестокой травле — воздух над площадью наполнился угрозами и жалобами. Он обращался к Люси — не выступит ли она ходатаем за него. Он бедный, он очень бедный, у него большая семья, о которой он должен заботиться, а хлеб нынче так дорог! Он ждал, невнятно бормоча, ему дали денег — ему показалось мало; он не отставал от них, пока не вымотал всю душу.

Наступило время идти за покупками. Под руководством капеллана мисс Бартлетт выбрала множество ужасных подарков и подарочков: цветастые рамочки для картинок, украшенные чем-то похожим на позолоченное, плохо пропеченное тесто, еще рамочки из дуба, более строгие и на подставках, блок веленевой бумаги, портретик Данте из того же материала, дешевые брошки с мозаикой — на следующее Рождество горничные примут эти брошки за настоящие. А кроме того: заколки, горшочки, тарелочки с геральдикой, коричневые фотографии, алебастровых Амура и Психею, а к ним впридачу еще и святого Петра. Все это, кстати, можно было бы купить и в Лондоне, но там же это все гораздо дешевле…

Утро было удачным, но радости Люси оно не доставило. Она была немного напугана мисс Лэвиш и мистером Игером, и она не знала почему. Но, испугавшись их, она почему-то потеряла к ним всякое уважение. Она уже сомневалась, что мисс Лэвиш — великая писательница, а мистер Игер — воплощенная духовность и культура, как ее уверяли. Люси подвергла их какому-то неведомому испытанию, и они его не выдержали. Что касается Шарлотты, она осталась тем, кем и была. К ней можно хорошо относиться, но любить ее невозможно.

— Он сын рабочего, я узнал это из верных источников. Сам в молодости был кем-то вроде механика, а потом принялся писать в социалистические газеты. Я встречался с ним в Брикстоне.

Капеллан рассказывал Шарлотте об Эмерсонах.

— Какими удивительными способами нынче поднимаются люди! — вздохнула мисс Бартлетт, постукивая пальчиком по маленькой копии падающей Пизанской башни.

— В общем-то, — отвечал мистер Игер, — их успех можно только приветствовать. Страсть к образованию, желание подняться по социальной лестнице — в этих вещах есть много достойного похвалы. Кое-кого из этих рабочих можно было привезти сюда, во Флоренцию. Неясно, правда, нужно ли это им самим.

— Так он журналист? — спросила мисс Бартлетт.

— Нет. Он выгодно женился.

Капеллан произнес это с интонацией, полной значения, и закончил вздохом.

— Так у него есть жена?

— Она умерла, мисс Бартлетт. Умерла. Мне непонятно… да, мне непонятно, как это он смеет считать и называть меня своим знакомым! Когда-то давно он был моим прихожанином в Лондоне. На днях в Санта-Кроче, когда он был с мисс Ханичёрч, мне пришлось сделать ему выговор. Пусть он знает, что достоин только выговора.

— Что? — воскликнула Люси, вспыхнув.

— Он разоблачен! — прошипел мистер Игер.

Капеллан попытался сменить тему, но оказалось, что, стремясь к достижению драматического эффекта, он заинтересовал своих слушателей больше, чем намеревался. Мисс Бартлетт переполняло вполне естественное любопытство. Люси, хотя и не желала более видеть Эмерсонов, не собиралась участвовать в гонениях на них без всяких на то оснований.

— Вы хотите сказать, — спросила она, — что он человек нерелигиозный? Так это мы уже знаем.

— Люси, дорогая! — сказала мисс Бартлетт, мягко упрекая кузину за излишнюю резкость.

— Я был бы удивлен, если бы вы знали все, — проговорил капеллан. — Мальчика, который был в то время невинным младенцем, я исключаю. Только Бог знает, во что его нынче превратили образование и наследованные от отца качества.

— Вероятно, — сказала мисс Бартлетт, — это то, о чем нам лучше не слышать?

— По правде говоря, именно так, — ответил мистер Игер. — И я умолкаю.

В первый раз в жизни Люси смогла выразить словами свои бунтарские чувства и мысли.

— Но вы обязаны рассказать нам все, — проговорила она.

— Это никоим образом не входит в мои намерения, — холодно ответил мистер Игер.

Он посмотрел на девушку взглядом, полным негодования; та ответила ему тем же. Она стояла перед капелланом, повернувшись спиной к магазинному прилавку; грудь ее высоко вздымалась. Мистер Игер вперился в ее лоб, перевел взгляд на губы и удивился — столько силы было в их изгибе. Как она смеет настаивать на чем-то!

— Он убийца, если вы хотите знать все, — злобно произнес капеллан. — Этот человек убил собственную жену.

— Каким образом? — продолжала Люси настаивать.

— Убил умышленно и расчетливо… Скажите, тогда, в Санта-Кроче, Эмерсоны говорили вам что-нибудь против меня?

— Ни слова, мистер Игер, ни единого слова.

— Я-то полагал, что они уж не преминули навесить на меня всех собак. Надеюсь, защищать их вас заставляют только их личные достоинства, мисс Ханичёрч?

— Я их не защищаю, — проговорила Люси, чувствуя, как отвага покидает ее. — Они для меня — ничто.

— Как вы можете полагать, что Люси защищает их? — вторглась в разговор мисс Бартлетт, немало смущенная неприятной сценой. Продавец уже прислушивался к ним.

— Мисс Ханичёрч будет трудновато это сделать. Этот человек убил собственную жену перед ликом Господа.

Приплетя в эту историю Господа, мистер Игер явно перегнул палку, но он был готов стоять на своем. Воцарилось молчание, которое можно было бы назвать напряженным, если бы оно не было столь неловким. Мисс Бартлетт вздохнула, расплатилась за копию Пизанской башни и пошла к выходу из магазина. Остальные вышли вслед за ней.

Капеллан достал часы и, проведя ладонью по лбу, сказал:

— Ну, мне пора.

Мисс Бартлетт поблагодарила капеллана за его доброту и с воодушевлением заговорила о предстоящей поездке.

— Поездка? — вмешалась Люси. — Так наша поездка все-таки состоится?

Люси напомнили о манерах, и вскоре, после небольших усилий со стороны Шарлотты, мистер Игер вновь обрел столь свойственный ему самодовольный вид.

— Ничего себе! — воскликнула Люси, как только капеллан ушел. — Это же поездка, которую мы организуем вместе с мистером Бибом, причем без всякой помпы и шума. Еще и нас приглашает! Абсурд. С таким же успехом мы могли бы сами пригласить его. Каждый ведь платит за себя.

Это замечание навело мисс Бартлет, которая собиралась было посокрушаться по поводу Эмерсонов, на неожиданную мысль.

— Если это одна и та же поездка, то, боюсь, у нас будут проблемы, — сказала она.

— Почему?

— Мистер Биб позвал еще и Элеонор Лэвиш.

— То есть нам потребуется дополнительный экипаж?

— Хуже, — покачала головой Шарлотта. — Мистер Игер терпеть не может Элеонор. И она это знает. Суть в том, что для него она слишком… необычна, нетрадиционна.