Тем не менее мистер Игер вызвал ее на светскую беседу — их маленькая размолвка была исчерпана.

— Итак, мисс Ханичёрч, вы путешествуете. С какой целью? Изучаете искусства?

— Нет, что вы!

— Может быть, изучаете человеческую природу? — вмешалась мисс Лэвиш. — Как и я?

— Да нет, я обычная туристка.

— Вот как? Интересно, — проговорил мистер Игер и продолжал: — Не сочтите это за невежливость, но нам, постоянно проживающим в Италии, бывает искренне жаль вас, бедных туристов, когда вас, как почтовые посылки, отправляют из Венеции во Флоренцию, из Флоренции в Рим, загоняют всех гуртом в пансионы и отели, и вы совершенно не подозреваете, что в Италии есть еще кое-что, о чем не пишет Бедэкер, хотя ваше единственное желание состоит в том, чтобы посмотрев «то» и поглядев на «это», отправиться куда-нибудь еще. В результате вы путаете города, реки, дворцы, которые в этом безумном водовороте сливаются для вас в одно целое. Помните историю из «Панча»? Молодая американка спрашивает: «Папа, а что мы видели в Риме?» И папа отвечает: «Я думаю, Рим это то место, где мы видели желтую собаку». Вот так вы путешествуете.

И мистер Игер засмеялся.

— Совершенно с вами согласна, — наконец вставила слово мисс Лэвиш, прервав поток сарказма, изливавшийся из капеллана. — Узость взглядов и поверхностность англосаксонских туристов обрели угрожающие размеры.

— Именно так, — согласился мистер Игер. — Так вот, мисс Ханичёрч, английская колония во Флоренции достаточно велика, хотя и неоднородна — некоторые англичане занимаются здесь торговлей. Но большинство изучают искусства и науки. Леди Хэлен Лаверсток в настоящее время занята картинами Фра Анджелико. Я упоминаю ее имя потому, что мы проезжаем мимо ее виллы. Она слева от нас. Нет, вы сможете увидеть ее, только если встанете… Нет, прошу вас, не вставайте, а то упадете. Она очень гордится этой густой живой изгородью. Внутри, как вы понимаете, полное уединение. Как и шестьсот лет назад. Некоторые критики полагают, что ее сад был сценой «Декамерона» — это придает ему дополнительные достоинства, не так ли?

— Еще бы! — вскричала мисс Лэвиш. — Но скажите мне, какое место они считают сценой чудесных новелл седьмого дня?

Но мистер Игер уже рассказывал Люси о том, что справа живет мистер Кое-Кто, американец, но лучшего сорта, что крайне редко в наши времена. Ниже по дороге проживают мистер и миссис Кое-Кто Еще.

— Вне всякого сомнения, вы знаете ее монографии из серии «Неизвестное Средневековье». А он работает над книгой о флорентийском философе Гемистусе Плето. Иногда, когда я пью чай в их прекрасном саду, я слышу через стену, как на новой дороге визжит электрический трамвай, везущий очередную толпу разгоряченных, запыленных глупых туристов, которые хотят за час «сделать» Фьезоле, чтобы потом рассказывать, что они там были, и я думаю… я думаю, как мало эти люди знают о том, какие сокровища лежат буквально в двух шагах от них.

В течение всей этой речи двое на козлах веселились как могли. Люси почувствовала укол зависти. Молодые боги желали развлекаться, и для этого имели все возможности. Пожалуй, они были единственными существами, наслаждавшимися поездкой. Экипаж прогрохотал колесами по выбоинам площади Фьезоле и выехал на дорогу, ведущую в Сеттиньяно.

— Тише, тише! — обратился мистер Игер к кучеру, элегантно помахав в воздухе рукой.

Кучер нахлестывал лошадей, отвечая по-итальянски.

Теперь мистер Игер принялся беседовать с мисс Лэвиш о достоинствах Алессио Бальдовинетти. Был ли он предтечей Ренессанса или же одним из его проявлений? Второй экипаж остался далеко позади. Когда лошади перешли на галоп, дремлющего мистера Эмерсона стало с механической регулярностью бросать на капеллана.

— Тише, тише! — пробормотал он, мученически глядя на Люси.

Слишком сильный толчок заставил его сердито обернуться на Фаэтона, который уже некоторое время пытался поцеловать Персефону и наконец преуспел в этом.

Воспоследовала небольшая сцена, которая, как затем рассказывала мисс Бартлетт, была в высшей степени неприятна. Лошадей остановили, влюбленным приказали оторваться друг от друга, юноше пригрозили, что оставят без чаевых, а девушке велели тотчас же спуститься на землю.

— Она моя сестра! — Юный кучер умоляюще смотрел на путешественников.

Мистер Игер взял на себя труд сообщить юноше, что тот лжет. Фаэтон повесил голову, обиженный не сутью обвинения, но его формой. В этот момент мистер Эмерсон, которого остановка разбудила окончательно, заявил, что влюбленных ни под каким видом нельзя разлучать, и похлопал юношу по спине в знак одобрения. А мисс Лэвиш, хотя и не очень хотела вступать с Эмерсоном в союзнические отношения, сочла себя обязанной защищать нарушителей суровых нравственных норм.

— Хотя меня вряд ли кто-то поддержит, но я за то, чтобы они были вместе, — провозгласила она. — Я сама всегда столько терпела от этих условностей! А здесь у нас — настоящее приключение!

— Мы не должны им потакать, — произнес мистер Игер. — Я его знаю, он всегда себя ведет именно так. И относится к нам так, словно мы — туристы от компании Кука.

— Мы не такие! — воскликнула мисс Лэвиш, чей пыл заметно поугас.

Подтянулся второй экипаж, и разумный мистер Биб разъяснил собравшимся, что после полученного предупреждения парочка, естественно, будет вести себя прилично.

— Оставьте их в покое, — попросил мистер Эмерсон капеллана, к которому не питал благоговения. — В мире не так много счастья, чтобы мы прогоняли его даже в случае, если оно уселось на козлы нашего экипажа. Нас везут влюбленные — да нам короли должны завидовать! Разлучать их — святотатство!

В этот момент раздался голос мисс Бартлетт, которая предупредила, что начинает собираться толпа.

Мистер Игер был полон решимости настоять на своем. Он вновь обратился к кучеру. Итальянский язык в устах итальянцев — это глубокий поток с неожиданными водопадами и порогами, не дающими ему изливаться монотонно. В устах мистера Игера этот язык напоминал скорее иссякающий фонтан, который, свистя своими распылителями, тоном поднимается все выше и выше, звучит все визгливее и визгливее до тех пор, пока с резким щелчком его не выключат.

— Синьорина! — обратился юноша к Люси, когда фонтан мистера Игера иссяк. Почему он обратился именно к ней?

— Синьорина! — прозвучал волшебного тона голос Персефоны. И она обратилась к Люси. Почему?

Мгновение девушки смотрели в глаза друг другу. Потом Персефона спустилась на землю.

— Полная победа! — потирая руки, провозгласил мистер Игер, как только экипажи двинулись дальше.

— Никакая это не победа! — возразил Эмерсон. — Полное поражение. Вы заставили расстаться людей, которые были счастливы.

Мистер Игер закрыл глаза. Он был вынужден сидеть в одном экипаже с мистером Эмерсоном, но он не обязан был с ним разговаривать. Эмерсон, отдохнувший после сна, воспринял дело Фаэтона близко к сердцу. Он велел Люси согласиться с его мнением, он позвал сына из соседнего экипажа, чтобы тот поддержал его.

— Мы попытались купить то, что купить нельзя. Мы сговорились, что он повезет нас, и он это делает. Но у нас нет прав на его душу.

Мисс Лэвиш нахмурилась. Чувствуешь себя неуютно, когда человек, которого ты считаешь англичанином, ведет себя совсем не так, как ему положено по статусу.

— Он плохо вез нас. Нас трясло.

— Не согласен! Отлично вез! Иначе я бы не смог выспаться. Ага! А вот сейчас он нас действительно трясет. И что удивительного? Если он опрокинет экипаж, у него будет оправдание. А если бы я был суеверен, я поберегся бы и девушки. Опасно обижать молодость. Вы когда-нибудь слышали о Лоренцо Медичи?

Мисс Лэвиш ощетинилась.

— Еще бы, — сказала она. — Но которого вы имеете в виду? Лоренцо Великолепного, Лоренцо, герцога Урбинского, или же Лоренцино, которого так прозвали за его малый рост?

— Бог знает! Наверное, Бог-то точно знает, но я имею в виду поэта Лоренцо Медичи. Он написал строчку — я вчера слышал, — которая звучит так: «Не вступай в войну с весной!»