— Потише, дорогой! — сказала миссис Ханичёрч.

— Вы только посмотрите на Люси! Жалуется на Сатурна, а сама все время держит в руке Прекрасного Белоснежного Дьявола и сейчас сделает подачу. Ну-ка, Минни, покажи ей! Дай-ка ей по ноге ракеткой! Ракеткой, да по ноге!

Люси споткнулась и упала. Прекрасный Белоснежный Дьявол выкатился из ее руки. Мистер Биб поднял его и сказал:

— Имя этого мяча — Виттория Коромбона. Это из пьесы Джона Уэбстера.

Но никто не обратил внимания на это уточнение.

Фредди обладал замечательным умением вводить маленьких девочек в состояние ярости, и ему удалось за тридцать секунд превратить Минни из хорошо воспитанного ребенка в орущего и воющего дикаря. Сесиль, находившийся в доме, слышал их, и хотя у него было немало занятных новостей, он не торопился выйти и поделиться ими, так как не хотел получить ранение. Он не был трусом и боль переносил как обычный мужчина. Но он ненавидел физическое буйство молодости. И как же он оказался прав! Совершенно логично все закончилось ревом.

— Вот бы сестры Элан посмотрели на это, — говорил мистер Биб, глядя на то, как Люси успокаивает Минни, а Фредди в свою очередь пытается помочь сестре подняться на ноги.

— Кто эти сестры Элан? — спросил Фредди.

— Они сняли виллу «Кисси».

— Я слышал другое имя.

Тут ноги Фредди заскользили по траве, и он опустился на землю рядом с Люси, уронив голову ей на колени.

— И какое? — спросила Люси.

— Это имя людей, которым сэр Гарри сдал дом. Но это не Эланы.

— Ерунда, Фредди. Ты ничего об этом не знаешь.

— Сама не знаешь! Я видел сэра Гарри несколько минут назад. Он сказал: «Гм! Ханичёрч!» — Фредди не умел передразнивать. — «Гм-гм! Я только что нашел действительно пат-ха-тя-щих арендаторов». Я сказал: «Ура, старина!» — и похлопал его по плечу.

— Это были сестры мисс Элан?

— Нет. Что-то вроде Андерсонов.

— О господи! — воскликнула миссис Ханичёрч. — Грядет новая неразбериха. Ты видишь, Люси? Разве я не всегда права? Я же сказала: не связывайся с виллой «Кисси». Я же всегда права. И то, что я всегда права, меня страшно беспокоит.

— Если и есть неразбериха, то у Фредди в голове. Он даже не знает имени людей, которые сняли виллу.

— Нет, знаю. Это Эмерсоны.

— Как?

— Эмерсоны. Спорю на что хочешь.

— Какой ненадежный человек этот сэр Гарри, — спокойно сказала Люси. — Зря я с ним связалась.

Потом она легла на спину и стала смотреть в безоблачное небо. Мистер Биб, который с каждым днем был все более высокого мнения о Люси, шепнул своей племяннице, что именно так и нужно себя вести, если что-нибудь идет не так.

Тем временем фамилия новых арендаторов отвлекла миссис Ханичёрч от размышлений по поводу собственных талантов.

— Ты говоришь, Эмерсоны, Фредди? А ты не знаешь, из каких они Эмерсонов?

— Я не знаю, есть ли там какие-нибудь особенные Эмерсоны, — отозвался Фредди, который по духу был демократом и, как и его сестра, как и большинство молодых людей, естественным образом разделял идеи равенства, а потому тот несомненный факт, что существуют различные виды Эмерсонов, раздражал его сверх всякой меры.

— Я надеюсь, что они приличные люди, — сказала миссис Ханичёрч, обращаясь к дочери, которая села на траву. — Я вижу, ты морщишься и думаешь, что твоя мать — сноб; но есть приличные люди, а есть не вполне, и считать, что различий между ними не существует, не очень умно.

— Эмерсоны — совсем не редкое имя, — заметила Люси.

Она смотрела в сторону. С возвышенности, на которой они находились, были видны другие возвышенности и холмы, убегающие в сторону Пустоши. Самая дальняя возвышенность спускалась в сад, и именно отсюда открывался на нее самый чудесный вид.

— Я просто собиралась уточнить, Фредди, не являются ли они родственниками философа Ральфа Уолдо Эмерсона, в высшей степени неприятного человека. Тебе понятно?

— Понятно, — проворчал Фредди. — А тебе должно быть приятно то, что они являются знакомыми Сесиля, и поэтому…

Фредди показал, что он способен на самую изощренную иронию:

— …и поэтому наше семейство и прочие семейства Саммер-стрит могут наносить Эмерсонам визиты, чувствуя себя в полной безопасности.

— Знакомые Сесиля? — воскликнула Люси.

— Что ты визжишь, Люси? — спокойно сказала миссис Ханичёрч. — Это у тебя войдет в привычку.

— Но разве Сесиль…

— Знакомые Сесиля, — повторил Фредди и вновь передразнил сэра Гарри: «…nam-xa-тя-щие арендаторы. Гм! Ханичёрч, я только что телеграфировал им!»

Люси поднялась.

Все это больно ее резануло. Мистер Биб очень хорошо к ней относился. Поскольку она верила, что в ее пренебрежительном отношении к сестрам Элан был виновен сэр Гарри, она переносила это как хорошая девочка. А то, что она «завизжала», можно было ей простить, поскольку причиной происходящего был ее возлюбленный. Мистер Виз был задира, даже хуже чем задира — он испытывал злобное удовольствие, когда расстраивал планы других людей. Священник, зная про это, смотрел на мисс Ханичёрч с удвоенной добротой.

Когда она воскликнула: «Но Эмерсоны Сесиля не могут же быть теми же, что и…» — священник не воспринял это восклицание как нечто странное, но увидел в нем возможность перевести разговор в другое русло, пока самообладание не вернется к Люси. Сделал он это следующим образом:

— Это те Эмерсоны, что были во Флоренции? Нет, я не думаю, что это те же самые люди. Им до друзей мистера Виза как нам до Луны. Знаете, миссис Ханичёрч, в высшей степени странные люди. Более чем странные. — Он обратился к Люси: — В известном смысле они нам нравились, не так ли? — и, не получив ответа, продолжил: — Там случилась занятная история с фиалками. Эмерсоны набрали фиалок и наполнили ими все вазы в комнате сестер Элан. Бедные старушки! Они были удивлены, впрочем, весьма приятно. Это была одна из любимых историй мисс Кэтрин. Эта история начиналась так: «Моя дорогая сестра любит цветы». Вся их комната была голубой от фиалок — цветы во всех вазах, во всех кувшинах. А заканчивается эта история словами: «Все это так неприлично и вместе с тем так красиво. И совершенно непонятно». Да, я всегда связываю тех флорентийских Эмерсонов с фиалками.

— «Мистер жених» тебя на этот раз достал, — проговорил Фредди, не видя пылающего лица сестры. Она так и не смогла прийти в себя. Увидев это, мистер Биб продолжил:

— Эмерсоны — это отец и сын. Сынок — красивый молодой человек и, я думаю, хороший. Не дурак, я полагаю, хотя и несколько незрелый — пессимизм и все такое прочее. Нашим любимцем был отец — такое сентиментальное существо, хотя некоторые утверждали, что он убил собственную жену.

В обычной ситуации мистер Биб не стал бы повторять таких сплетен, но сейчас он пытался защитить Люси, а потому выдавал первое попавшееся, что приходило ему в голову.

— Убил собственную жену? — переспросила миссис Ханичёрч. — Люси! Не покидай нас, сыграйте еще. Поистине, пансион Бертолини очень странное место. Я слышу рассказ уже о втором убийце, который там жил. С чего это Шарлотте вздумалось остановиться именно там? Кстати, нужно пригласить Шарлотту, чтобы погостила у нас.

Мистер Биб не смог вспомнить никакого второго убийцу. Он предположил, что его хозяйка ошиблась. Почувствовав только намек на существование оппонента, миссис Ханичёрч разгорячилась. Она была совершенно уверена в том, что в пансионе был еще один турист, о котором рассказывали точно такую же историю. Только имя она забыла. Как же его звали? Имя — как у Теккерея. В нетерпении она принялась хлопать себя по колену, потом по своему почтенному лбу. Люси спросила Фредди, где Сесиль.

— Не знаю, — ответил он, пытаясь схватить ее за лодыжки.

— Я должна идти, — сказала она серьезно. — Не надо глупостей. Ты всегда переигрываешь.

Когда Люси отошла, тишину разрезал крик миссис Ханичёрч:

— Харрис!

И это напомнило Люси, что она солгала, а потом так и не смогла исправить то, что сделала. Бессмысленная ложь, но она заставила ее отождествить Эмерсонов, друзей Сесиля, с той парой скучных туристов. До сих пор правда открывалась перед ней естественным образом. Она поняла, что в будущем должна быть очень бдительной и — абсолютно правдивой. Ни при каких обстоятельствах она не должна лгать. Люси бежала по саду, сгорая от стыда. Она была уверена: одно словечко от Сесиля — и она успокоится.